Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915
Букеев. Нет, серьёзно, — вас не интересуют женщины?
Богомолов. Я — женат, как видите…
Букеев. Да. А я вот часто думаю: что такое женщина?
Богомолов (неохотно). Поскольку можно исчерпать понятие словами… (Сразу увлекается.)…это стержень нашей жизни, ось бытия, вокруг женщины вращаются все солнца и звёзды нашей поэзии, всё лучшее наше — для неё, от неё — все племена и народы, для неё посеяны на земле все цветы, её ради созданы искусства, и ради её пребудет вовеки всё прекрасное. Она несёт с собой невидимый цветок, над которым кружится весь мир, жаждущий счастья.
Букеев (вздохнув). Хорошо вы говорите, великий вы краснобай… Вот бы мне немножко этого дара.
Богомолов. Для женщин?
Букеев (кив[нув] головой). Конечно.
Богомолов. Почему вы не женились?
Букеев (мах[нув] рукой). Пробовал. На третий год — развёлся.
Богомолов. Она ушла?
Букеев. Выгнал. Хотите выпить?
Богомолов. Нет. Спасибо.
Букеев (вор[чливо]). Благочестивый вы человек: не пьёте, не курите. И в карты, наверное, не играете?
Богомолов. Не играю.
Букеев. Скучно?
Богомолов. Нет, ничего, живу.
Букеев. А я вот пью, курю, играю и вообще — развлекаюсь всячески, но — скучно мне.
Богомолов. Попробуйте работать.
Букеев. Непривычен.
Богомолов. Положение безвыходное.
Букеев (в упор смотрит на Богомолова). Посмотрим. Может, и нет ещё.
(Смех и голоса. Ладыгин, Ольга, Нина.)
Богомолов. Приехали. (Идет встречу.)
(Букеев, тяжело подняв руку, показ[ывает] ему кулак. Стукачёв и Дуняша накрывают на стол.)
Букеев. Шампанское похолоднее.
Стукачёв. Слушаю.
Букеев (вставая). Болван ты, Стукачёв.
Стукачёв. Почему же-с?
Букеев. Не твоё дело.
Стукачёв. Обидно-с, ежели без дела ругаете!
Букеев. Мне нужно кого-нибудь обругать…
Стукачёв. Дуняшу бы, она моложе меня…
Букеев. Ну, молчи… (Уходит.)
Стукачёв. Пьян.
Дуняша. За что это меня ругать надо?
Стукачёв. А меня за что?
Дуняша. Вы дольше моего служите здесь.
Стукачёв. Тс…
[(Жан и Ольга входят.)]
Дядя Жан. Ну, вы, живее! Марш отсюда… Устали, благодатная? Присядьте, прошу.
[(Стукачёв и Дуняша уходят.)]
Ольга. Мне надо переодеться…
Жан. Минуточку! Позвольте сказать десяток слов от души…
Ольга (разгляд[ывая] его). Да? Что такое?
Жан. Послушайте, божественная! Я — романтик.
Ольга. Серьёзно?
Жан. Вполне! Я… мне тягостно видеть страдания людей, а если мучается близкий человек — я совершенно впадаю в отчаяние. И вот, будучи душевно предан Никону, я умоляю вас: обратите на него внимание, приласкайте ребёнка! Он страдает с Тамбова…
Ольга. Откуда?
Жан. С Тамбова, с первого дня знакомства с вами…
Ольга. Вы много выпили?..
Жан. Обыкновенно… Позвольте — вы, кажется, это иронически спросили?
Ольга. Нет, серьёзно…
Жан. Несравненная, будьте великодушны…
Богомолов[ (входит)]. Вот она где.
Ольга. Ты меня искал?
Богомолов. Я не видел, как ты сошла на берег.
Жан (уныло). Как богиня!
Ольга. Слышал — как?
Богомолов. Устала?
Ольга. Нет. Ты что делал?
Богомолов. Закончил схему водонос[ного] горизонта, потом гулял с Верочкой, беседовал.
Жан (смеётся). Извините, — смешное вспомнил!
(Ладыгин, Нина; Жан идёт встречу им.)
Ладыгин. Скоро ужинать? Я голоден.
Нина. Это у вас хроническое.
Ладыгин. Я человек здоровый…
(Подошёл Букеев, угрюмый.)
Ольга. О чём же вы беседовали?
Богомолов. Знаешь, — она милая девушка.
Ольга. Да?
Богомолов. Очень. Только — она нетактична, на мой взгляд… Например, она сказала, что надо мной здесь немножко издеваются, считают меня чудаком…
Ольга. Вот как?
Богомолов. Да.
Ладыгин. Позвольте, — мой брат, офицер гвардии, дрался на дуэли трижды…
Богомолов. Я ей советовал влюбиться в Ладыгина, а она сказала, что он очень ухаживает за тобой.
Ольга. Вы и обо мне беседуете?
Богомолов. Она обо всём говорит довольно решительно.
Ольга. А ты, по обыкновению, очень откровенно, да?
Богомолов. Ты сердишься?
Ольга. Полно, — какие у меня причины сердиться! Ну, а ещё о ком сплетничала она?
Ладыгин (Ольге). Посмотрите, до чего Букеев мрачен сегодня. Это даже нелюбезно. Ах, извиняюсь, я помешал вам?
Богомолов. Нет, ничего…
Ладыгин. Сейчас будем ужинать. Букеев пробирал за что-то Верочку — гудел, гудел над ней! В сущности, он очень скучный человек… Вы знаете — Нина Аркадьевна думает, что я трус. Я — оскорблён. Спортсмен не может быть трусом. У меня брат, гвардейский офицер… (Заметив, что его не слушают.) Я, кажется, лишний?
Ольга. Вы уже спрашивали об этом.
Ладыгин. Да? Забыл. А хорошо здесь! Море, холмы, за холмами степь. Нужно бы ещё лес — это идеально… Ужасно утомляет ожидание.
Богомолов. А вы чего ждёте?
Ладыгин. Ужина. Я часа два работал веслами…
(Букеев подходит.)
Богомолов (жене). Между прочим, я сказал ей, что здесь люди, точно пчёлы, кружатся над каким-то цветком, невидимым для них.
Ольга. Ты умеешь сказать…
Ладыгин. А что это за цветок?
Букеев (угрюмо). Я слышал краем уха вашу беседу; мне показалось, что вы объясняетесь Вере в любви…
(Богомолов смеётся.)
Букеев. У вас странная манера говорить со всеми обо всём.
Ольга. Это выговор тебе, — ты понимаешь?
Букеев. Что вы, Ольга Борисовна. Просто я так… сказал… Ведь в самом деле для Якова Сергеича как будто нет зап[ретных] вопросов. Он… удивительный. Веру этот разговор расстроил, ну… вот я и говорю. Она ведь очень нервная…
Ладыгин. Заставьте её делать гимнастику, плавать, и — всё пройдёт!
Жан. Господа! Посмотрите, как красиво рыбаки развели костёр на берегу, и — посмотрите! Великолепие.
(Все нехотя идут.)
Жан (удерж[ивает] Букеева). Ника, я перекинулся с ней парочкой слов насчёт тебя. Конечно, она и так и эдак и — ничего особенного не сказала, но — поверь моему опыту! Терпение, дружище!
Букеев (уходя, махая рукой). Ты пьян, брат!
Жан (пожимая плечами). Я двадцать лет пьян… Странно!
Нина. Куда они пошли?
Жан. На берег.
Нина. Опять? Я так устала. Почему Никон Васильевич не в духе?
(Вера осматривает стол, накр[ытый] для ужина.)
Жан. Всё ваша сестра виновата.
Нина (оглядываясь). Неужели он серьёзно увлекается ею? Это было бы ужасно.
Жан. Да, не очень весело. А вот вы рискуете проворонить кусок.
Нина. Фу, как грубо! Что с вами?
Жан. Я, Нина Аркадьевна, — циник! Уверяю вас. И я — огорчён! Чёрт бы взял водопроводчика и супругу его, — вот что я говорю! Если случится…
Нина (тревожно). Вы думаете, что у него серьёзно, да?
Жан. Последняя женщина, — вот что я думаю! А вы…
Нина. Пожалуйста, оставьте меня в покое! Что за тон у вас?
Жан. Я сказал — я циник, и — кончено!
Нина. Но — как же Ладыгин?
Жан. Уж не знаю как. Это меня не интересует… Нисколько!
Нина. Так откр[ойте] ему глаза.
Жан. Не угодно ли вам взять на себя это приятное дельце?
Нина. И возьму!
Жан. И возьмите!
Нина. Жанчик, вы знаете, как я отношусь к вам, — вы не должны допускать…
Жан. Эх, что там! Если б моя воля, я завтра же подстроил бы ей такую пакость, что — слоны ахнут!
Нина. Я говорю вам — вы не должны.
