Наль Подольский - Книга Легиона (Журнальный вариант)
- Это самый непонятный и неприятный пациент в моей жизни. Он производил впечатление дебила, хотя мне сказали, что он известный ученый.
В молодости постоянных любовниц у него не было, а последние несколько лет жизни он, условно выражаясь, дружил с двумя дамами примерно его же возраста. По свидетельству соседей, они закупали для него продукты, вели хозяйство и оставались у него ночевать, иногда вместе, а иногда поочередно. Марго нашла их следы - одна умерла от рака, а другая пребывала в психиатрической лечебнице, будучи совершенно невменяемой. Да, как видно, общение с Легионом никому не обходилось дешево... Мать его давно умерла, оставался отец, но тот находился где-то за границей...
Несмотря на суматошный характер жизни, Марго удалось упорядочить быт: днем они перекусывали кое-как, но время "семейных обедов" - восемь вечера соблюдалось неукоснительно, и Платон не рисковал опаздывать, хотя иногда и ворчал по этому поводу.
В быту он был совершенно нормален - покладист, терпим и внимателен, алкоголь употреблял в умеренных дозах, и отличала его только одна странность: он почти не спал. По ночам он обычно сидел у стола и перелистывал свои записи либо дремал, подперев подбородок руками.
Однажды, выходя из ванной и направляясь в постель, она поленилась застегнуть нижние пуговицы халатика. Полы его слегка разошлись, и, минуя прихожую, она с изумлением перехватила короткий, но жадный, вполне мужской взгляд Платона. Господи, да что он там мог увидеть - узкую полоску бледной кожи живота и бедра? Что это могло значить, тем более для врача? И вот надо же...
Это пустяковое происшествие заставило Марго долго ворочаться в постели. На подобные жадные взгляды у нее глаз был наметанный. Она привыкла их ловить на себе, посещая своих подопечных в следственном изоляторе, и никогда на них не злилась за это - что поделаешь, законы природы, они для всех одинаковы. Но Платон?.. Она никогда, даже в порядке мимолетной фантазии, не думала о нем как о потенциальном любовнике.
На другой день мысли ее невольно возвращались к этому случаю, и, продержавшись еще сутки, она, испытывая огромную внутреннюю неловкость, тем не менее уже умышленно, повторила эксперимент с халатиком, причем в более открытом варианте. Результат убедительно подтвердился. Она влетела в свою комнату, чувствуя жар в лице и раздражение по отношению к себе самой. Негоже ей с ним в такие игры играть... непристойно как-то... да она ведь в конце концов не стерва какая-нибудь...
Она вернулась решительно в коридор и остановилась в дверях:
- Слушай, иди спать сюда. Мне тоже невесело в одиночку с боку на бок переворачиваться.
В ответ он просто кивнул.
Последующие дни она пыталась понять, что же с ними происходит. Их взаимное влечение было сильным, но в нем был странный оттенок необходимости и даже неизбежности. Почему у них все так получается? Ведь ни он, ни она не похожи на юнцов, одуревших от американских боевиков, персонажи которых, вместо того чтобы любить друг друга, "занимаются сексом". И ведь Платон ей не безразличен - сохранился и пиетет к нему, и простая человеческая привязанность, и даже нежность, только своеобразная, суровая, что ли. Она за него кому угодно перегрызет горло... Вот, вот оно. В этом все дело. Она, наконец, поняла будто с глаз слетела повязка. Они вместе объявили войну чему-то опасному, неизвестному, страшному. И то, что они разделили постель,- просто часть подготовки к войне, наподобие всяких там айкидо и у-шу. Боевой секс абсурдное словосочетание и тем не менее - данность. Марго сделалось не по себе: было в этом что-то извращенное, японское, самурайское, а может, и хуже. И вообще... Господи, если только подготовка так начинается, то какой же будет сама война? Ей стало страшно.
Пораженная внезапной догадкой, она так и застряла посреди кухни с чашкой кофе в руках. Ее постельная связь с Платоном была необходимым звеном в цепи событий. Она еженощно подтверждала самодостаточность их двоих как боевой единицы. Стимулировала агрессию и непримиримость. Укрепляла решимость идти до конца. Подавляла страх. Концентрировала энергию, не позволяя растрачивать ее на стороне. Гарантировала от дезертирства - теперь ни он, ни она не могли заявить, что умывают руки. Страховала от проникновения к ним третьих лиц. Все было словно спроектировано, и притом наиточнейшим образом. Повернуть назад уже невозможно, и Марго было страшно. Но это уже не имело значения.
Совсем спокойно, почти отстраненно, она задумалась о себе. Как сильно она изменилась за год... совсем другой человек. Год назад такие мысли показались бы ей абсурдом. Тогда она твердо знала, что связь между явлениями может быть только причинно-следственной, все же остальное было метафизикой, то есть чепухой и досужим вымыслом. А теперь она насмотрелась, как работает эта треклятая метафизика... выдергивает людей из жизни, как ржавые гвозди клещами.
Платон наконец покончил с изысканиями в Институте генетики, для облегчения коих сам себе придумал легенду, будто он - журналист, пишущий заказную книжку о Паулсе.
Легион в Институт въехал на белом коне, после аспирантуры, уже на втором году защитив кандидатскую диссертацию. Через два с небольшим года последовала докторская, написанная играючи, без ущерба для плановой научной тематики. Вспоминали о нем с восхищением, вплоть до употребления слова "гений", с нескрываемой завистью, но без особой симпатии. Его доклады на секторе переносили в конференц-зал, потому что обычная аудитория всех желающих не вмещала. В Институте друзей не имел и вообще на бытовом уровне ни с кем не общался, но по научной тематике готов был разговаривать с любым желающим. Как ни странно, этой возможностью почти не пользовались - говорить с ним о науке было не просто. Бывший аспирант Легиона, ныне ученый с именем, сказал Платону: "Я его трудов не читал и не читаю. Не люблю себя лишний раз дураком чувствовать". Относительно того, чем занимался Легион,- проще было сказать, чем он не занимался. Он успел отметиться почти во всех разделах генетики. Но главное его детище - теория клонирования.
Когда Легиону исполнилось тридцать три года, он считался самой яркой и стремительно восходящей звездой российской науки - с этим не спорили даже наиболее угрюмые и замшелые зубры Академии. И вдруг началось необъяснимое и страшное угасание новой звезды.
Сначала он замолчал на ученых советах. Просто сидел и был похож на выключенный компьютер. Печатные работы выходили все реже и сделались посредственными.
Особенно непонятным было то, почему в течение более чем семи лет его не попытались не то что уволить, но даже сместить с должности заведующего лабораторией. Это при том, что все видели, как он превращается в некую биомассу, теряя свойства не только ученого, но и просто мыслящего существа.
3
Малогабаритная квартирка Марго стала менять свой вид. Один компьютер разместился на кухне, другой - в спальне. На стене появился крупномасштабный план Петербурга, где Платон отмечал кнопками с красными головками места самоубийств.
- Не квартира, а партизанский штаб какой-то,- проворчала Марго, и в ее голосе Платону послышалась противоречивая смесь одобрения и неудовольствия.
Красные кнопки на плане разместились неравномерно: чем дальше от северо-восточной части города, тем их было меньше. По мере приближения к Охте они сгущались, образуя севернее Красногвардейской площади сплошное багровое пятно.
Результат был наглядный и бесспорный, но она чувствовала легкое разочарование: покойный Легион жил совсем в другой части города, на Васильевском острове.
Платон выделил на плане района зону площадью около половины квадратного километра, которую следовало считать эпицентром кровавого безобразия, и они решили ее досконально обследовать. Въехав на выделенной им Лолой машине в самый центр "зоны" - тут точнехонько торчала жилая многоэтажка,- они ступили на опасную местность осторожно, как на минное поле. Им казалось, сам воздух насыщен здесь смертью и за ними наблюдают сотни если не глаз, то электронных следящих устройств. Но вскоре они убедились, что вокруг них - обычный микрорайон, замусоренный и пыльный, живущий обычной жизнью.
На оконтуренной территории оказались два цеха металлообрабатывающего завода и ведущая к ним железнодорожная ветка, автомастерские, склады с колючей проволокой поверх ограды, котлован строящегося здания и несколько десятков жилых домов, в которых, соответственно, обитали десятки тысяч человек.
Нельзя ничего найти, когда не известно, что надо искать. На обратном пути, в машине, Платон со смущенным смешком сознался, что все время поглядывал на крыши в поисках передающей антенны необычного вида. Марго же просматривала на столбах и стенах все объявления, особенно рукописные, в надежде на сведения о сборищах каких-либо сект или религиозных церемониях.
На следующий день она выяснила, что в данном микрорайоне нет не только лабораторий, но и вообще ничего, имеющего отношение к миру науки, даже кооперативных жилых домов научных учреждений.
