Андрей Зарин - Кровавый пир
– Откушай, князь, с дороги.
Князь протянул дрожащую руку к кубку и разом осушил его, но закончить обряда у него не хватило духа, и вместо поцелуя он только поясно поклонился ей. Она ответила ему тем же и быстро скрылась, словно истаяла в воздухе.
Старик заметил произведенное дочкою на князя впечатление и горделиво улыбнулся.
– Ну, а теперь и на покой иди! – ласково сказал князю Сергей. – Я от твоего человека услыхал, что ночью ехали. Заморился! Иди, иди! К обеду подбужу тебя!
– Иди, княже, – сказал и старик, подымаясь с лавки, – а я пойду к кухарю, а то тебя с дороги и не накормишь как следует!
– В горницах‑то жарко будет, я тебя в повалушу.
Сергей свел князя в маленькую пристройку к задним сеням, состоящую из горенки с двумя слюдовыми оконцами. Стены ее были тесовые, чисто струганные. В углу висели два образа. Прямо от двери вылезала печка с лежанкой, а за нею тянулась по стене широкая скамья с изголовьем.
Теперь на нее были положены пуховики и поверх них ковер с вышитыми пестрыми птицами.
– Вот тут и засни, – сказал Сергей, – а я пока что в поле съезжу.
– Спасибо, друг! – ответил князь. – Придешь будить, пошли ко мне моего слугу. Накажи, чтобы с тороками пришел.
– Ладно! Спи!
Сергей ушел, а князь распоясался, сложил на стол оружие, снял кольчугу и чугу, разул ноги и с наслаждением вытянулся на скамье. Сон охватил его сразу, и скоро повалуша огласилась богатырским храпом.
Спал князь, а во сне стояла перед ним Наталья. Стояла она перед ним бледная, печальная и, протягивая руки, говорила: «Спаси меня!» – «От кого, голубка?» – спрашивал он. «От лихого злодея!«И в тот же миг кто‑то ухватил ее сзади. Князь бросился на него, и они схватились. Князь не видел его лица, но слышал его дыханье, глаза его горели и жгли его, словно огнем, рука давила ему горло, а Наталья, заломив руки, кричала: «Милый, оставь его! Он убьет тебя!«Князь рвался и не мог вырваться из рук злодея.
Он проснулся от толчков в плечо и не сразу пришел в себя.
– Очнись! – ласково говорил ему Сергей. – Что это тебе пригрезилось? Кричишь ажно на весь двор!
– Гадкий сон снился! – ответил князь, вставая. – А где мой слуга?
– Идет! Ты пока што оденешься, а я в минуту оборочусь!
Сергей ушел, и его сменил Дышло. Он принес с собою и большой кожаный, и малый холщовой мешки.
– Вот так здорово! – заговорил он, весело улыбаясь. – К добрым господам попали! Это не у воевод!
– А што?
– Што? У воевод‑то у меня с их угощения только животы подводило, а тут – на! И рыбы тебе, и пирогов, и хлебова! А пить! Пей – не хочу! Вот как.
Говоря это, он развязал мешки и помог князю одеться. Князь надел зеленую шелковую рубашку с золотыми запонками на вороту и поверх легкий армяк; желтые атласные штаны и зеленые сафьяновые сапоги довершили его наряд, и он стягивал шелковый опоясок, когда за ним пришел Сергей.
– Идем, идем! Батюшка и то заждался!
Они вошли в ту же горницу, где теперь стоял накрытый и уставленный сулеями и кубками стол. Старик торопливо помолился на образа и захлопал в ладоши. Слуги стали вносить кушанья. Сначала принесли супы: ботвинью со свежею белорыбицею, уху и суп с ушками – и всего должен был отведать князь.
– Ты на походе, – говорил старик, – где не доспишь, где не доешь. Кушай на милость!
Потом стали нести пироги с начинкой: из каши, из налимьих печенок, из говядины, из луку. Потом принесли курицу с рисом, гуся с кашей, утку с яблоками, а там рыбу всякую и, наконец, поросенка, бараний бок и говядину.
Князь ел до изнеможения, а старик с сыном все уговаривали его еще покушать.
Наконец убрали кушанья, внесли варенья, оладьи и появились мед, вино и разные наливки.
Тогда старик обратился к князю:
– Что ж за наказы те, которые ты к воеводам возил? Война, што ли?
– Нет, про разбойника, казака Стеньку Разина. Слышь, опять поднимается. Так чтобы вели себя сбережением, друг другу помощь правили.
– С нами крестная сила! – воскликнул старик, крестясь. – Да неужто опять?
– Ох, не дай Бог! Помню тогда, лета три назад, его тут опасались мы. Сколько страхов было, и не приведи Бог!
– Чего три года! – сказал князь. – Тогда он без силы был. А вот всего год, как он в Астрахани был, воеводам повинную принес, а те возьми да его со всеми, почитай, стругами да молодцами на Дон отпустили. Чего со стругами! Пушки ему оставили, казны не отняли. Он ушел да сейчас две кошмы и разбил. Я им государеву грамоту возил: корит он их в небрежении. А они: завсегда, говорит, так делают, коли повинится кто! Завсегда! – разгорячился князь. – Да ты знай с кем. На то ты воевода. Упустили его, теперь лови! А с Дону отписывают, что великую силу сбирает на Волгу идти! Народ мутит!
– Вот, вот! – закивал старик головою. – А намедни мимо нас нищие проходили, так все про его песни пели, а потом, глядь, холоп мне и говорит: недолго вам над нами коряжиться. Придет ужо наш батюшка.
– Ну, – я и показал ему» батюшку»! – засмеялся Сергей. – Спину‑то в кашу обратил! Попомнит!
– Тяжело будет! – вздохнул старик. – Народ‑то по Волге все сбродный, вольница! Беды!..
– Ну, теперь воеводы насторожатся, – успокоил его князь, – отпор дадут.
– Кабы дали, – с усмешкой сказал Сергей, – взять хоть бы нашего. Боров боровом! Куда ему воевать?
– Ох, беды, беды! – повторил старик и, поклонившись, ушел к себе спать.
Скоро в доме все спали. А вечером сели за ужин, и опять пошли те же беседы про холопов и Стеньку Разина.
Потом снова полегли все спать уже на ночь.
Тихая ночь спустилась над усадьбою Лукоперова.
Сторожа уснули, собаки без толку лаяли, бегая по двору, а сзади усадебного дома через высокий частокол прямо в сад ловко и неслышно перелезал Василий Чуксанов, дворянский сын.
Знал он и куда лезет, и зачем, потому что, спрыгнув на землю, не обращая внимания на темноту ночи, прямо пошел по тропинке к малиннику и там, трижды прокричав совою, замер в ожидании.
Почти тотчас подле него появилась стройная фигура девушки, и он крепко сжал ее в своих объятиях.
– Сердце мое, рыбочка, здравствуй! – зашептал он. – Ну что, думала про меня?
– Думала, – тихо ответила Наталья, – сегодня в поле цветы рвала и все гадала: любишь, нет…
– А что вышло?
– Вышло, что любишь…
– Верно! Как душу люблю! – Василий снова обнял ее и поцеловал.
– Стой! – сказал он. – Слезы? О чем?
– Все о том же, Вася, – ответила, прижимаясь к нему, Наташа, – не на радость любимся. Ничего из этого не будет.
Лицо Василия угрюмо нахмурилось, но Наташа не видела его в темноте.
– Если правда любишь, уйдем! Я говорил тебе, – сказал он, – на Яик пойдем, на Дон. Там я хутор достану…
Наташа задрожала в его объятьях.
– Не могу, милый! Как подумаю, что батюшка за это проклясть может, так и сомлею от страха. Какое счастье, если умру когда, то и земля не примет!
– Бабьи сказки, – с горечью сказал Василий, – не любишь. Так и скажи. Любо тебе вот ночью выходить, голову дурить…
– Вася! – в голосе Натальи послышались слезы. – Зачем ты это? Такая ли я?
– Ну, ну, прости, мое солнышко, – поспешно сказал Василий, – сердце у меня такое обидчивое. Сейчас и закипит. Верю тебе, верю… А все же больно, Наташа! Что я им сделал, чем я хуже других! Али что беден?..
– Тсс! Мил ты мне, Вася, и в бедности. Пожди! Знаешь…
– Ну?
– Вот уедет брат. Я батюшку улещать начну. Может, и примиритесь. Тогда легко будет.
– Примиритесь! Я‑то не прочь, он мне худа не делал, а он‑то…
– Его я упрошу. Пожди, Василий!
– Да тебя, моя радость, всю жизнь ждать буду! Без тебя уже нет для меня счастия…
Он опять обнял ее и начал целовать. Она зажмурилась и принимала его ласки.
– Как подумаю, что они тебя выдать могут за немилого, кровь во мне так, словно вода в колесе, и забьется. Думаю, всех убью, ее вызволю! – заговорил он опять.
Наталья горделиво усмехнулась:
– Ни за кого, кроме тебя, не выйду. В монастырь уйду лучше!
– То‑то!.. К вам, слышь, гости приехали? – спросил он.
– К брату, – ответила. Наталья, – приятель. Князь, а как звать и не вспомню.
– Молодой? – уж ревниво спросил Василий.
– Молодой! Как Сережа.
– Может, свататься?
– Не! – Наталья уже засмеялась. – Пусти руки‑то! Больно!
Василий тяжело перевел дух.
– Эх, Наташа, Наташа! Кабы ведала ты, как больно мне. Иной прямо идет к вам, в очи тебе смотрит, шутку шутит, а я ровно тать! Собака залает, я уж дрожу, сторож крикнет – я в куст.
– Пожди, Васенька, – ласково сказала Наташа, гладя его по лицу рукою, – пожди! Все потом по – хорошему у нас будет!
– Дай‑то Бог! – и они опять целовались.
На востоке показалась золотистая лента, потянуло холодом, и со всех сторон запели петухи, когда Василий полез назад через высокий тын, а Наталья прошмыгнула в свою светелку.
– Ой, уж и напугала ты меня, государыня! – сказала ее девушка, Паша. – Гляди, уже утро!
Наташа тихо улыбнулась.