Андрей Назаров - Песочный дом
Готовясь к контратаке, Сопелки ползали Гаврошами, собирая разбросанные угли у самого вала крепости. Сахан, бледный от ярости, разминал отбитое плечо, а оправившись от удара, сбегал в кладовку и вернулся с охапкой лопат и двумя ломами.
Над изрытым пространством взлетела барабанная дробь. Сахан и Лерка увидели друг друга, поняли и разошлись шагов на десять, подняв над головами ломы. Между ними строились атакующие с лопатами на изготовку. Сопелка бил в доверенный барабан, блеском и трепетом наливалась вооруженная колонна. Лерка переглянулся с Саханом - ломы дрогнули и понеслись к крепости серебряными нитями.
Кащей, со стороны наблюдавший за игрой, понял, что вал пробьют в двух местах в таком расстоянии друг от друга, что защитить их одновременно не удастся.
- Держись! - крикнул изуродованный Сопелка, и ломы грянули.
Сахан угодил чуть ниже ледяного вала, в кирпичную кладку. Лом со страшной силой отбросило назад, ободрав кожу с ладони. Он затряс обожженной рукой, стал дуть на нее, но получил по спине углем и отбежал, матерясь.
Лерка пробил ломом ледяной вал и с размаху ударился грудью о стену, едва успев уберечь лицо. К нему тотчас подбежал Сопелка-оруженосец, прикрыл фанеркой от града углей, но поскользнулся и упал. Лерка отскочил. Фашиствующий Сопелка сильно перегнулся через вал, стараясь вышатнуть глубоко вонзившийся лом. Лерка увернулся от сброшенной льдины, разорвавшейся у его ног, взвился и повис на конце лома, вывернув на себя часть ледяной стены вместе с вцепившимся в лом Сопелкой. Они обрушились вниз, и, когда развеялась ледяная пыль, Лерка, прикрывая голову, сдавил коленом Сопелку, а потом отбросил.
"Тут и кончат эту крепость, верняк", - отметил Кащей. У него был свободный день - конец шестидневки, - первый выходной, взятый им за последние полгода. С утра Кащей снарядился по-праздничному - поскреб щеки отцовской безопасной, повязал под солдатский бушлат белый шелковый шарф - и отправился на завод. Вернув деньги, занятые на танк, он по случаю хватил стакан водки, и теперь по телу его разливались тепло и дрема.
Кащею было с чего выпить. Он сам отработал долг, не соблазнившись ворованным добром, и тем окончательно на собственнную жизнь вышел. "Будто окрестился заново, - думал Кащей. - А всех-то дел - повкалывал полгода. От прошлого отломился, счеты свел - и все теперь впереди. Победа близко, и повышать разряд мастер сватает, и Лялька брюхо носит. Еще посмотрю, как мой пацан народится, а там и в армию. Война к концу клонится, живым останусь. Со службы вернусь - а уж пацан мой во дворе себе место отвоевывает. Мой не пропадет - Кащеев. И от блатных я его охраню, когда вырастет, и голод его не ждет - мир-то уже налаживается. Вон народу привалило - двор под завязку. И Марьян вернулся. Надежный мужик, с таким не пропадем..."
Разнежившись, Кащей не сразу заметил небывалое ожесточение дворовой потехи. Он удивился углям, густо сыпавшимся вниз, обилию лопат и ломам, которыми никогда прежде не пользовались, но больше тому остервенению, с которым, не щадя себя, лезли на приступ атакующие и отбивались защитники крепости. Казалось, вся накопленная за войну ненависть разрешается в этой игре, превращая ее в кровавую драку.
Распаляясь азартом, следил Кащей за Марьяном, упрямо и жестко оборонявшим пролом в ледяной стене, за напряженной, как струна, фигуркой Авдейки, за окровавленными Сопелками и бесстрашным Леркой с разбитым лицом. "Ишь чего творит, пианист, - заметил Кащей. - А изменился - и не узнать. Зверюга, как есть зверюга. Всегда я в нем это чувствовал, а теперь и на взгляд заметно. Хорош. Ну а Сахан при нем шестеркой, как всегда. Однако дерутся славно, не Марьян - так давно бы в крепости были".
В это время Сахан, стоявший в расстоянии броска от вала, сделал какой-то знак Лерке и побежал. Лерка подпрыгнул, толчком лопаты в живот сбил Марьяна и, падая, опустился на четвереньки. Сахан, уже набравший скорость, толкнулся о его спину и взлетел в пролом. Он тут же рванулся вбок, где мог упереться спиной о вал, и снес кулаком кинувшегося к нему Авдейку. Левой рукой он нашарил поданную снизу палку, перехватил ее в правую я оглушил поднимавшегося Марьяна.
И тут Кащей не устоял. Сбросив на снег бушлат, он затянул потуже шелковый шарф, хлопнул себя по голенищу, проверяя, на месте ли финка, и бросился в обреченную крепость.
Сахан, забывший про отбитое плечо, равнодушно отмахивался от наседавших пацанов. Злоба отпустила его, и прежнее тупое безразличие легло на лицо, как сухая тень. И тут перед ним вырос Кащей. Сахан не ждал его, привычно дрогнул под веселым и жутковатым взглядом, но тут же и оправился, с мстительной силой обрушил на него палку. Но Кащей успел нырнуть под нее и принял удар на левую руку. Палка отлетела. Выпрямляясь в рост, Кащей нанес страшный удар снизу в подбородок. Сахан перелетел через вал и всем ростом обрушился на стоявших внизу, повалив их с ног. В это время в незащищенный пробой с криками: "Бей эвакуашек! Ура! За Сталина! Даешь Берлин!" - ринулось несколько парней, которых Лерка вкидывал наверх.
Сахан пришел в себя и со сдавленным стоном приподнялся, опираясь руками о жгущий снег. "Так вот зачем я здесь уродовался, - понял Сахан. - Тебя, выходит, поджидал". Напряженно следя за Кащеем, закатившим рукава гимнастерки и бившимся голыми руками, Сахан наливался темной и требовательной силой. "Боженька-то не фрайер, все наперед видит. Вот и навел. А я-то, дурак, четыре года в толк не брал, чем мучаюсь. Пора, Кащей, пришел час".
Негнущейся рукой Сахан выдернул из кармана платок, и странный звук насторожил его - будто кувшин треснул и вода пролилась. Панический страх того, что не собрать ему эту пролитую воду, заставил Сахана вскочить на ноги. Под ним лежала тяжелая битка, которая вывалилась из кармана вместе с платком и, ударившись о лом, отскочила в снег. "Голову повредил", - решил Сахан. Насухо вытерев лицо, он сунул сточенную монету в карман и поднял лом. Заметив, что никто за ним не следит, он медленно отошел к краю насыпи. Подумал, что, пожалуй, против правил идет, и хрипло рассмеялся. "Заигрался, по правилам жить привык. Вдели мерину в пасть удила, а он и ржет от радости. Или война не показала, чего все эти правила стоят? Один конец людям - по правилам живут или нет. А коли приговорены к вышке - так и преступники. И не их правилам меня держать". Сахан оперся о лом и тяжело спрыгнул с насыпи. Пригнувшись, он добежал до края крепостной площадки и с тыла" никем не замеченный, пошел на Кащея.
Между тем в пролом ледяного вала неудержимо лезли наши, подталкиваемые Леркой. Они бросались на Марьяна, с трудом поднявшегося на ноги после удара Сахана, в он ворочался, как медведь, затравленный собаками. Создав численное превосходство, Лерка забросил наверх очередного Сопелку и полез следом. Заметив его, Марьян отчаянным усилием освободил ноги и коленом выбил Сопелку из крепости. Тот ударил головой Лерке в лицо и соскользнул вниз. Но Лерка удержался, цепляясь за вал сильными пальцами, и тогда, вырвав у нападавших свою палку, Марьян хлестнул ею по вцепившейся в лед руке. Лерка вскрикнул и исчез в снежной пыли.
Выбравшись из свалки, он попятился к краю насыпи опустился на парапет, расшевеливая пальцы. "Только бы суставы разошлись, а боль стерплю. - Лерка обрадовался почему-то боли, подумал: - Лечит она, только боль и лечит". Баюкая вспухающую руку, он заметил Сахана с ломом, украдкой подступавшего к Кащею. "Что ж, дерзай, Сахан, - думал Лерка, следя прищуренным взглядом за вздымавшимся над Кащеем ломом. - Ставь точку. Хоть ты".
Лом в руках Сахана обретал опасную картонажную легкость, тусклой струёй света нацеливался на ненавистную фигуру, помеченную белым шарфом. Знакомая матерчатая ушанка застлала зрение Сахана. Заломленная набекрень, она открывала стриженые волосы над правым ухом, и ничто уже не существовало для него, кроме этой обнаженной для удара плоти. Он выждал, пока Кащей, сбрасывая кого-то, склонился над валом, упруго шагнул вперед, заводя лом, и тут, когда ничто, казалось, не могло остановить его и опережающая сила воображения уже опустила лом, Сахан ощутил препятствие. Внезапное, как наваждение, оно выросло перед ним, заслонив Кащея. Сахан встретил горячий, сломом угля сверкающий взгляд, раздраженно сморгнул его и вдруг узнал гаденыша, всю войну попадавшегося ему под ноги, как камень на дороге. Беспричинная робость овладела Саханом. Своим обостренным чутьем он уловил за этим шальным мальчишкой враждебную силу, с которой не сталкивался прежде, и невольным защитным движением уперся в легкую фигурку острием лома.
Солнечный блик скользнул по лому и тупо ткнулся в грудь. Авдейка напрягся и болью в руке ощутил забытый уголь. Сахан приближался, явственно наливаясь черным, лом его все теснее сдавливал грудь, и тогда в упор, всею силой, Авдейка швырнул уголь. Лицо Сахана брызнуло, исчезло, как отражение в стоячей воде. Война Авдейки кончилась. Он вздохнул во всю грудь, подумал: "Видел бы дед!"
