KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Николай Гоголь - Мертвые души - русский и английский параллельные тексты

Николай Гоголь - Мертвые души - русский и английский параллельные тексты

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Николай Гоголь, "Мертвые души - русский и английский параллельные тексты" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

He mentioned the matter to one friend and another, and they, in their turn, went white to the lips, for panic spreads faster and is even more destructive, than the dreaded black death. Also, to add to the tchinovniks' troubles, it so befell that just at this juncture there came into the local Governor's hands two documents of great importance.

Он об этом больше ничего, как только сказал тому и другому, и вдруг побледнели и тот и другой; страх прилипчивее чумы и сообщается вмиг. Все вдруг отыскали в себе такие грехи, каких даже не было. Слово мертвые души так раздалось неопределенно, что стали подозревать даже, нет ли здесь какого намека на скоропостижно погребенные тела, вследствие двух не так давно случившихся событий. Первое событие было с какими-то сольвычегодскими купцами, приехавщами в город на ярмарку и задавшими после торгов пирушку приятелям своим устьсысольским купцам, пирушку на русскую ногу, с немецкими затеями: аршадами, пуншами, бальзамами и проч. Пирушка, как водится, кончилась дракой. Сольвычегодские уходили на смерть устьсысольских, хотя и от них понесли крепкую ссадку на бока, под микитки и в подсочельник, свидетельствовавшую о

непомерной величине кулаков, которыми были снабжены покойники. У одного из

восторжествовавших даже был вплоть сколот носос, по выражению бойцов, то-есть весь размозжен нос, так что не оставалось его на лице и на полпальца. В деле своем купцы повинились, изъясняясь, что немного пошалили; носились слухи, будто при повинной голове они приложили по четыре государственные каждый; впрочем, дело слишком темное; из учиненных выправок и следствии оказалось, что устьсысольские ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших. Другое происшествие, недавно случившееся, было следующее: казенные

крестьяне сельца Вшивая-спесь, соединившись с таковыми же крестьянами сельца Боровки, Задирайлово-тож, снесли с лица земли будто бы земскую полицию, в лице заседателя, какого-то Дробяжкина; что будто земская полиция, то-есть заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто ездить в их деревню, что, в иных случаях, сто?ит повальной горячки, а причина-де та, что земская полиция, имея кое-какие слабости со стороны сердечной, приглядывался на баб и деревенских девок. Наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка, и что уже не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишом из какой-то избы, куда он было забрался. Конечно, земская полиция достоин был наказания за сердечные слабости, но мужиков как Вшивой-спеси, так и Задирайлова-тож нельзя было также оправдать за самоуправство, если они только действительно участвовали в убиении. Но дело было темно, земскую полицию нашли на дороге, мундир или сертук на земской полиции был хуже тряпки, а уж физиогномии и распознать

нельзя было. Дело ходило по судам и поступило наконец в палату, где было рассужено сначала наедине в таком смысле: так как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же человек мертвый, стало быть ему немного в том проку, если бы даже он и выиграл дело, а мужики были еще живы, стало быть для них весьма важно решение в их пользу; то вследствие того решено было так: что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам Вшивой-спеси и Задирайлова-тож, а умер-де он, возвращаясь в санях, от апоплексического удара. Дело, казалось бы, обделано было кругло, но чиновники, однако ж, неизвестно почему, стали думать, что, верно, об этих мертвых душах идет теперь дело. Случись же так, что, как нарочно, в то время, когда господа чиновники и без того находились в затруднительном положении, пришли к губернатору разом две бумаги. The first of them contained advices that, according to received evidence and reports, there was operating in the province a forger of rouble-notes who had been passing under various aliases and must therefore be sought for with the utmost diligence; while the second document was a letter from the Governor of a neighbouring province with regard to a malefactor who had there evaded apprehension - a letter conveying also a warning that, if in the province of the town of N. there should appear any suspicious individual who could produce neither references nor passports, he was to be arrested forthwith. В одной из них содержалось, что по дошедшим показаниям и донесениям находится в их губернии делатель фальшивых ассигнаций, скрывающийся под разными именами, и чтобы немедленно было учинено строжайшее розыскание. Другая бумага содержала в себе отношение губернатора соседственной губернии о убежавшем от законного преследования разбойнике, и что буде окажется в их губернии какой подозрительный человек, не предъявящий никаких свидетельств и пашпортов, то задержать его немедленно. These two documents left every one thunderstruck, for they knocked on the head all previous conceptions and theories. Эти две бумаги так и ошеломили всех. Прежние заключения и догадки совсем были сбиты с толку. Not for a moment could it be supposed that the former document referred to Chichikov; yet, as each man pondered the position from his own point of view, he remembered that no one REALLY knew who Chichikov was; as also that his vague references to himself had - yes!- included statements that his career in the service had suffered much to the cause of Truth, and that he possessed a number of enemies who were seeking his life. This gave the tchinovniks further food for thought. Perhaps his life really DID stand in danger? Perhaps he really WAS being sought for by some one? Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову, однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь всё это как-то темно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности; стало быть, его преследовали; стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое... Да кто же он в самом деле такой? Perhaps he really HAD done something of the kind above referred to? As a matter of fact, who was he?-not that it could actually be supposed that he was a forger of notes, still less a brigand, seeing that his exterior was respectable in the highest degree. Yet who was he? Конечно, нельзя думать, чтобы он мог делать фальшивые бумажки, а тем более быть разбойником, наружность благонамеренна; но при всем том, кто же бы, однако ж, он был такой на самом деле? At length the tchinovniks decided to make enquiries among those of whom he had purchased souls, in order that at least it might be learnt what the purchases had consisted of, and what exactly underlay them, and whether, in passing, he had explained to any one his real intentions, or revealed to any one his identity. И вот господа чиновники задали себе теперь вопрос, который должны были задать себе вначале, то-есть в первой главе нашей поэмы. Решено было еще сделать несколько расспросов тем, у которых были куплены души, чтобы, по крайней мере, узнать, что за покупка, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь, настоящих своих намерений, и не сказал ли он кому-нибудь о том, кто он такой. In the first instance, therefore, resort was had to Korobotchka. Yet little was gleaned from that source - merely a statement that he had bought of her some souls for fifteen roubles apiece, and also a quantity of feathers, while promising also to buy some other commodities in the future, seeing that, in particular, he had entered into a contract with the Treasury for lard, a fact constituting fairly presumptive proof that the man was a rogue, seeing that just such another fellow had bought a quantity of feathers, yet had cheated folk all round, and, in particular, had done the Archpriest out of over a hundred roubles. Thus the net result of Madame's cross-examination was to convince the tchinovniks that she was a garrulous, silly old woman. Прежде всего отнеслись к Коробочке, но тут почерпнули не много: купил-де за пятнадцать рублей, и птичьи перья тоже покупает, и много всего обещался накупить, в казну сало тоже ставит, и потому наверно плут, ибо уж был один такой, который покупал птичьи перья и в казну сало поставлял, да обманул всех и протопопшу надул более чем на сто рублей. Всё, что ни говорила она далее, было повторение почти одного и того же, и чиновники увидели только, что Коробочка была просто глупая старуха. With regard to Manilov, he replied that he would answer for Chichikov as he would for himself, and that he would gladly sacrifice his property in toto if thereby he could attain even a tithe of the qualities which Paul Ivanovitch possessed. Finally, he delivered on Chichikov, with acutely-knitted brows, a eulogy couched in the most charming of terms, and coupled with sundry sentiments on the subject of friendship and affection in general. Манилов отвечал, что за Павла Ивановича всегда он готов ручаться, как за самого себя, что он бы пожертвовал всем своим имением, чтобы иметь сотую долю качеств Павла Ивановича, и отозвался о нем вообще в самых лестных выражениях, присовокупив несколько мыслей насчет дружбы и симпатии уже с зажмуренными глазами. True, these remarks sufficed to indicate the tender impulses of the speaker's heart, but also they did nothing to enlighten his examiners concerning the business that was actually at hand. Эти мысли, конечно, удовлетворительно объяснили нежное движение его сердца, но не объяснили чиновникам настоящего дела. As for Sobakevitch, that landowner replied that he considered Chichikov an excellent fellow, as well as that the souls whom he had sold to his visitor had been in the truest sense of the word alive, but that he could not answer for anything which might occur in the future, seeing that any difficulties which might arise in the course of the actual transferment of souls would not be HIS fault, in view of the fact that God was lord of all, and that fevers and other mortal complaints were so numerous in the world, and that instances of whole villages perishing through the same could be found on record. Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете не мало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни. Finally, our friends the tchinovniks found themselves compelled to resort to an expedient which, though not particularly savoury, is not infrequently employed -namely, the expedient of getting lacqueys quietly to approach the servants of the person concerning whom information is desired, and to ascertain from them (the servants) certain details with regard to their master's life and antecedents. Господа чиновники прибегнули еще к одному средству, не весьма благородному, но которое, однако же, иногда употребляется, то- есть стороною, посредством разных лакейских знакомств, расспросить людей Чичикова, не знают ли они каких подробностей насчет прежней жизни и обстоятельств барина, но услышали тоже не много. Yet even from this source very little was obtained, since Petrushka provided his interrogators merely with a taste of the smell of his living-room, and Selifan confined his replies to a statement that the barin had "been in the employment of the State, and also had served in the Customs." От Петрушки услышали только запах жилого покоя, а от Селифана, что сполнял службу государскую, да служил прежде по таможне, и ничего более. In short, the sum total of the results gathered by the tchinovniks was that they still stood in ignorance of Chichikov's identity, but that he MUST be some one; wherefore it was decided to hold a final debate on the subject on what ought to be done, and who Chichikov could possibly be, and whether or not he was a man who ought to be apprehended and detained as not respectable, or whether he was a man who might himself be able to apprehend and detain THEM as persons lacking in respectability. У этого класса людей есть весьма странный обычай. Если его спросить прямо о чем- нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже, просто, ответит, что не знает, а если спросить о чем другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, которых и знать не захочешь. Все поиски, произведенные чиновниками, открыли им только то, что они наверное никак не знают, что такое Чичиков, а что, однако же, Чичиков что-нибудь да должен быть непременно. Они положили наконец потолковать окончательно об этом предмете и решить по крайней мере, что и как им делать, и какие меры предпринять, и что такое он именно: такой ли человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных. The debate in question, it was proposed, should be held at the residence of the Chief of Police, who is known to our readers as the father and the general benefactor of the town. Для всего этого предположено было собраться нарочно у полицеймейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города. Chapter X Глава X On assembling at the residence indicated, the tchinovniks had occasion to remark that, owing to all these cares and excitements, every one of their number had grown thinner. Собравшись у полицеймейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города, чиновники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог. Yes, the appointment of a new Governor-General, coupled with the rumours described and the reception of the two serious documents above-mentioned, had left manifest traces upon the features of every one present. В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти бог знает какие слухи, всё это оставило заметные следы в их лицах, и фраки на многих сделались заметно просторней. More than one frockcoat had come to look too large for its wearer, and more than one frame had fallen away, including the frames of the President of the Council, the Director of the Medical Department, and the Public Prosecutor. Even a certain Semen Ivanovitch, who, for some reason or another, was never alluded to by his family name, but who wore on his index finger a ring with which he was accustomed to dazzle his lady friends, had diminished in bulk. Всё подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел. Yet, as always happens at such junctures, there were also present a score of brazen individuals who had succeeded in NOT losing their presence of mind, even though they constituted a mere sprinkling. Конечно, нашлись, как и везде бывает, кое-кто неробкого десятка, которые не потеряли присутствия духа, но их было весьма немного: почтмейстер один только. Of them the Postmaster formed one, since he was a man of equable temperament who could always say: "WE know you, Governor-Generals! Он один не изменялся в постоянно ровном характере и всегда в подобных случаях имел обыкновение говорить: "Знаем мы вас, генерал-губернаторов! We have seen three or four of you come and go, whereas WE have been sitting on the same stools these thirty years." Вас, может быть, три-четыре переменится, а я вот уже тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте". На это обыкновенно замечали другие чиновники: "Хорошо тебе, шпрехен зи дейч Иван Андрейч; у тебя дело почтовое: принять да отправить экспедицию; разве только надуешь, заперши присутствие получасом раньше, да возьмешь с опоздавшего купца за прием письма в неуказанное время, или перешлешь иную посылку, которую не следует пересылать, тут, конечно, всякой будет святой. А вот пусть к тебе повадится чорт подвертываться всякой день под руку, так что вот и не хочешь брать, а он сам сует. Тебе, разумеется, с пола-горя: у тебя один сынишка; а тут, брат, Прасковью Федоровну наделил бог такою благодатию -- что год, то несет: либо Праскушку, либо Петрушу; тут, брат, другое запоешь". Так говорили чиновники, а можно ли в самом деле устоять против чорта, об этом судить не авторское дело. Nevertheless a prominent feature of the gathering was the total absence of what is vulgarly known as "common sense." В собравшемся на сей раз совете очень заметно было отсутствие той необходимой вещи, которую в простонародьи называют толком. In general, we Russians do not make a good show at representative assemblies, for the reason that, unless there be in authority a leading spirit to control the rest, the affair always develops into confusion. Вообще мы как-то не создались для представительных заседаний. Во всех наших собраниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всяких возможных ученых и прочих комитетов, если в них нет одной главы, управляющей всем, присутствует препорядочная путаница. Why this should be so one could hardly say, but at all events a success is scored only by such gatherings as have for their object dining and festivity - to wit, gatherings at clubs or in German-run restaurants. Трудно даже и сказать, почему это; видно, уже народ такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то: клубы и всякие воксалы на немецкую ногу. А готовность всякую минуту есть, пожалуй, на всё. Мы вдруг, как ветер повеет, заведем общества благотворительные, поощрительные и нивесть какие. Цель будет прекрасна, а при всем том ничего не выйдет. Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого похвального поступка, задаем обед всем первым сановникам города, разумеется, на половину всех пожертвованных сумм; на остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами; а затем и остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною, да и тут в распределении этой суммы еще не все члены согласны между собою, и всякий сует какую-нибудь свою куму. However, on the present occasion, the meeting was NOT one of this kind; it was a meeting convoked of necessity, and likely in view of the threatened calamity to affect every tchinovnik in the place. Впрочем, собравшееся ныне совещание было совершенно другого рода: оно образовалось вследствие необходимости. Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновника лично, дело касалось беды, всем равно грозившей, стало быть поневоле тут должно быть единодушнее, теснее. Also, in addition to the great divergency of views expressed thereat, there was visible in all the speakers an invincible tendency to indecision which led them at one moment to make assertions, and at the next to contradict the same. But on at least one point all seemed to agree - namely, that Chichikov's appearance and conversation were too respectable for him to be a forger or a disguised brigand. Но при всем том вышло чорт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: а может быть, и не делатель; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: а, впрочем, чорт его знает, на лбу ведь не прочтешь. That is to say, all SEEMED to agree on the point; until a sudden shout arose from the direction of the Postmaster, who for some time past had been sitting plunged in thought. Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама по себе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно: "I can tell you," he cried, "who Chichikov is!" "Знаете ли, господа, кто это?" Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее, так что заставил вскрикнуть всех в одно слово: "Who, then?" replied the crowd in great excitement. "А кто?" -- "He is none other than Captain Kopeikin." "Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!" "And who may Captain Kopeikin be?" А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитан Копейкин?" почтмейстер сказал: Taking a pinch of snuff (which he did with the lid of his snuff-box half-open, lest some extraneous person should contrive to insert a not over-clean finger into the stuff), the Postmaster related the following story35. 35 To reproduce this story with a raciness worthy of the Russian original is practically impossible. "Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?" Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин. "Капитан Копейкин", сказал почтмейстер, открывший свою табакерку только вполовину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туда своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил и даже имел обыкновение приговаривать: "Знаем, батюшка: вы пальцами своими, может быть, нивесть в какие места наведываетесь, а табак -- вещь, требующая чистоты". -- "Капитан Копейкин", повторил он, уже понюхавши табаку "да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя, в некотором роде, целая поэма". Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя, в некотором роде, целую поэму, и он начал так. The translator has not attempted the task. Повесть о капитане Копейкине "After fighting in the campaign of 1812, there was sent home, wounded, a certain Captain Kopeikin - a headstrong, lively blade who, whether on duty or under arrest, made things lively for everybody. "После кампании двенадцатого года, судырь ты мой", так начал почтмейстер, несмотря на то что в комнате сидел не один сударь, а целых шестеро: "после кампании двенадцатого года, вместе с ранеными прислан был и капитан Копейкин. Now, since at Krasni or at Leipzig (it matters not which) he had lost an arm and a leg, and in those days no provision was made for wounded soldiers, and he could not work with his left arm alone, he set out to see his father. Под Красным ли или под Лейпцигом, только, можете вообразить, ему оторвало руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненых никаких, знаете, эдаких распоряжений; этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете представить себе, в некотором роде, гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы, только рука-то у него, понимаете, левая. Наведался было домой к отцу; отец говорит: Unfortunately his father could only just support himself, and was forced to tell his son so; wherefore the Captain decided to go and apply for help in St. Petersburg, seeing that he had risked his life for his country, and had lost much blood in its service. "Мне нечем тебя кормить, я, можете представить себе, сам едва достаю хлеб". Вот мой капитан Копейкин решился отправиться, судырь мой, в Петербург, чтобы просить государя, не будет ли какой монаршей милости: "что вот-де, так и так, в некотором роде, так сказать, жизнию жертвовал, проливал кровь..." You can imagine him arriving in the capital on a baggage waggon - in the capital which is like no other city in the world! Ну, как-то там, знаете, с обозами или фурами казенными, словом, судырь мой, дотащился он кое-как до Петербурга. Ну, можете представить себе, эдакой какой-нибудь, то-есть, капитан Копейкин и очутился вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире! Before him there lay spread out the whole field of life, like a sort of Arabian Nights - a picture made up of the Nevski Prospect, Gorokhovaia Street, countless tapering spires, and a number of bridges apparently supported on nothing - in fact, a regular second Nineveh. Вдруг перед ним свет, так сказать, некоторое поле жизни, сказочная Шехерезада. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете представить себе, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, чорт возьми! или там эдакая какая-нибудь Литейная; там шпиц эдакой какой-нибудь в воздухе; мосты там висят эдаким чортом, можете представить себе, без всякого, то-есть, прикосновения, -- словом, Семирамида, судырь, да и полно! Well, he made shift to hire a lodging, but found everything so wonderfully furnished with blinds and Persian carpets and so forth that he saw it would mean throwing away a lot of money. Понатолкался было нанять квартиры, только всё это кусается страшно: гардины, шторы, чертовство такое, понимаете, ковры -- Персия целиком: ногой, так сказать, попираешь капиталы. True, as one walks the streets of St. Petersburg one seems to smell money by the thousand roubles, but our friend Kopeikin's bank was limited to a few score coppers and a little silver - not enough to buy a village with! Ну, просто, то-есть, идешь по улице, а уж нос твой так и слышит, что пахнет тысячами; а у моего капитана Копейкина весь ассигнационный банк, понимаете, состоит из каких-нибудь десяти синюх. At length, at the price of a rouble a day, he obtained a lodging in the sort of tavern where the daily ration is a bowl of cabbage soup and a crust of bread; and as he felt that he could not manage to live very long on fare of that kind he asked folk what he had better do. Ну, как-то там приютился в Ревельском трактире, за рубль в сутки; обед -- щи, кусок битой говядины... Видит, заживаться нечего. Расспросил, куда обратиться. 'What you had better do?' they said. Г оворят, есть, в некотором роде, высшая комиссия, правленье, понимаете, эдакое, и начальником генерал-аншеф такой-то. 'Well the Government is not here - it is in Paris, and the troops have not yet returned from the war; but there is a TEMPORARY Commission sitting, and you had better go and see what IT can do for you.' А государя, нужно вам знать, в то время не было еще в столице; войска, можете себе представить, еще не возвращались из Парижа, всё было за границей. 'All right!' he said. 'I will go and tell the Commission that I have shed my blood, and sacrificed my life, for my country.' And he got up early one morning, and shaved himself with his left hand (since the expense of a barber was not worth while), and set out, wooden leg and all, to see the President of the Commission. But first he asked where the President lived, and was told that his house was in Naberezhnaia Street. Копейкин мой, вставший поранее, поскреб себе левой рукой бороду, -- потому что платить цырюльнику -- это составит, в некотором роде, счет, -- натащил на себя мундиришку и на деревяшке своей, можете вообразить, отправился к самому начальнику, к вельможе. Расспросил квартиру. "Вон", говорят, указав ему дом на Дворцовой набережной. And you may be sure that it was no peasant's hut, with its glazed windows and great mirrors and statues and lacqueys and brass door handles! Rather, it was the sort of place which you would enter only after you had bought a cheap cake of soap and indulged in a two hours' wash. Избенка, понимаете, мужичья: стеклушки в окнах, можете себе представить, полуторасаженные зеркала, так что вазы и всё, что там ни есть в комнатах, кажутся как бы внаруже: мог бы, в некотором роде, достать с улицы рукой; драгоценные марморы на стенах, металлические галантереи, какая-нибудь ручка у дверей, так что нужно, знаете, забежать наперед в мелочную лавочку, да купить на грош мыла, да прежде часа два тереть им руки, да потом уже решишься ухватиться за нее -- словом: лаки на всем такие -в некотором роде ума помрачение. Also, at the entrance there was posted a grand Swiss footman with a baton and an embroidered collar - a fellow looking like a fat, over-fed pug dog. Один швейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, графская физиогномия, как откормленный жирный мопс какой-нибудь; батистовые воротнички, канальство!.. However, friend Kopeikin managed to get himself and his wooden leg into the reception room, and there squeezed himself away into a corner, for fear lest he should knock down the gilded china with his elbow. Копейкин мой встащился кое-как с своей деревяшкой в приемную, прижался там в уголку себе, чтобы не толкнуть локтем, можете себе представить, какую-нибудь Америку или Индию -- раззолоченную, понимаете, фарфоровую вазу эдакую. And he stood waiting in great satisfaction at having arrived before the President had so much as left his bed and been served with his silver wash-basin. Ну, разумеется, что он настоялся там вдоволь, потому что, можете представить себе, пришел еще в такое время, когда генерал, в некотором роде, едва поднялся с постели и камердинер, может быть, поднес ему какую-нибудь серебряную лоханку для разных, понимаете, умываний эдаких. Nevertheless, it was only when Kopeikin had been waiting four hours that a breakfast waiter entered tosay, Ждет мой Копейкин часа четыре, как вот входит, наконец, адъютант или там другой дежурный чиновник. ' The President will soon be here.' "Генерал", говорит, "сейчас выйдет в приемную". By now the room was as full of people as a plate is of beans, and when the President left the breakfast-room he brought with him, oh, such dignity and refinement, and such an air of the metropolis! А в приемной уж народу, как бобов на тарелке. Всё это не то, что наш брат холоп, всё четвертого или пятого класса, полковники, а кое-где и толстый макарон блестит на эполете -генералитет, словом, такой. First he walked up to one person, and then up to another, saying: Вдруг в комнате, понимаете, пронеслась чуть заметная суета, как эфир какой-нибудь тонкой. Раздалось там и там: "шу, шу", и наконец тишина настала страшная. Вельможа входит. Ну... можете представить себе: государственный человек! В лице, так сказать... ну, сообразно с званием, понимаете... с высоким чином... такое и выраженье, понимаете. Всё, что ни было в передней, разумеется, в ту же минуту в струнку, ожидает, дрожит, ждет решенья, в некотором роде, судьбы. Министр или вельможа подходит к одному, к другому: ' What do YOU want? And what do YOU want? What can I do for YOU? What is YOUR business?' "Зачем вы? зачем вы? что вам угодно? какое ваше дело?" And at length he stopped before Kopeikin, and Kopeikin said to him: Наконец, судырь мой, к Копейкину. Копейкин, собравшись с духом: 'I have shed my blood, and lost both an arm and a leg, for my country, and am unable to work. Might I therefore dare to ask you for a little help, if the regulations should permit of it, or for a gratuity, or for a pension, or something of the kind?' "Так и так, ваше превосходительство: проливал кровь, лишился, в некотором роде, руки и ноги, работать не могу, осмеливаюсь просить монаршей милости". Then the President looked at him, and saw that one of his legs was indeed a wooden one, and that an empty right sleeve was pinned to his uniform. Министр видит: человек на деревяшке и правый рукав пустой пристегнут к мундиру. ' Very well,' he said. "Хорошо", говорит: "понаведайтесь на-днях". 'Come to me again in a few days' time.' Upon this friend Kopeikin felt delighted. 'NOW I have done my job!' he thought to himself; and you may imagine how gaily he trotted along the pavement, and how he dropped into a tavern for a glass of vodka, and how he ordered a cutlet and some caper sauce and some other things for luncheon, and how he called for a bottle of wine, and how he went to the theatre in the evening! Копейкин мой выходит чуть не в восторге: одно то, что удостоился аудиенции, так сказать, с первостатейным вельможею; а другое то, что вот теперь наконец решится, в некотором роде, насчет пенсиона. В духе, понимаете, таком, подпрыгивает по тротуару. Зашел в Палкинский трактир выпить рюмку водки, пообедал, судырь мой, в "Лондоне", приказал подать себе котлетку с каперсами, пулярку спросил с разными финтерлеями; спросил бутылку вина, ввечеру отправился в театр, одним словом, понимаете, кутнул. In short, he did himself thoroughly well. Next, he saw in the street a young English lady, as graceful as a swan, and set off after her on his wooden leg. На тротуаре, видит, идет какая-то стройная англичанка, как лебедь, можете себе представить, эдакой. 'But no,' he thought to himself. 'To the devil with that sort of thing just now! I will wait until I have drawn my pension. Мой Копейкин, кровь-то, знаете, разыгралась в нем, побежал было за ней на своей деревяшке, трюх-трюх следом; "да нет", подумал, "пусть после, когда получу пенсион; теперь уж я что-то расходился слишком". For the present I have spent enough.' (And I may tell you that by now he had got through fully half his money.) Two or three days later he went to see the President of the Commission again. Вот, судырь мой, каких-нибудь через три-четыре дня является Копейкин мой снова к министру, дождался выходу. 'I should be glad to know,' he said, 'whether by now you can do anything for me in return for my having shed my blood and suffered sickness and wounds on military service.' "Так и так", говорит, "пришел", говорит, "услышать приказ вашего высокопревосходительства по одержимым болезням и за ранами..." и тому подобное, понимаете, в должностном слоге. 'First of all,' said the President, Вельможа, можете вообразить, тотчас его узнал: 'I must tell you that nothing can be decided in your case without the authority of the Supreme Government. Without that sanction we cannot move in the matter. Surely you see how things stand until the army shall have returned from the war? All that I can advise you to do is wait for the Minister to return, and, in the meanwhile, to have patience. Rest assured that then you will not be overlooked. And if for the moment you have nothing to live upon, this is the best that I can do for you.' "А", говорит, "хорошо", говорит: "на этот раз ничего не могу сказать вам более, как только то, что вам нужно будет ожидать приезда государя; тогда, без сомнения, будут сделаны распоряжения насчет раненых, а без монаршей, так сказать, воли я ничего не могу сделать". With that he handed Kopeikin a trifle until his case should have been decided. However, that was not what Kopeikin wanted. He had supposed that he would be given a gratuity of a thousand roubles straight away; whereas, instead of Поклон, понимаете, и -- прощайте. Копейкин, можете вообразить себе, вышел в положении самом неопределенном. 'Drink and be merry,' it was 'Wait, for the time is not yet.' Он-то уже думал, что вот ему завтра так и выдадут деньги: "На тебе, голубчик, пей да веселись"; а вместо того ему приказано ждать, да и время не назначено. Thus, though his head had been full of soup plates and cutlets and English girls, he now descended the steps with his ears and his tail down - looking, in fact, like a poodle over which the cook has poured a bucketful of water. Вот он совой такой вышел с крыльца, как пудель, понимаете, которого повар облил водой: и хвост у него между ног, и уши повесил. You see, St. Petersburg life had changed him not a little since first he had got a taste of it, and, now that the devil only knew how he was going to live, it came all the harder to him that he should have no more sweets to look forward to. "Ну, нет", думает себе: "пойду в другой раз, объясню, что последний кусок доедаю -- не поможете, должен умереть, в некотором роде, с голода". Словом, приходит он, судырь мой, опять на Дворцовую набережную, говорят: "Нельзя, не принимает, приходите завтра". На другой день -тоже; а швейцар на него, просто, и смотреть не хочет. А между тем у него из синюх-то, понимаете, уж остается только одна в кармане. Remember that a man in the prime of years has an appetite like a wolf; and as he passed a restaurant he could see a round-faced, holland-shirted, snow-white aproned fellow of a French chef preparing a dish delicious enough to make it turn to and eat itself; while, again, as he passed a fruit shop he could see delicacies looking out of a window for fools to come and buy them at a hundred roubles apiece. То бывало едал щи, говядины кусок; а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь селедку или огурец соленый да хлеба на два гроша, -- словом, голодает бедняга, а между тем аппетит, просто, волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана -- повар там, можете себе представить, иностранец, француз эдакой с открытой физиогномией, белье на нем голландское, фартук, белизною равный снегам, работает там фензерв какой-нибудь, котлетки с трюфелями, -- словом, рассупе деликатес такой, что, просто, себя, то-есть, съел бы от аппетита. Пройдет ли мимо Милютинских лавок: там из окна выглядывает, в некотором роде, семга эдакая, вишенки по пяти рублей штучка, арбуз-громадище, дилижанс эдакой, высунулся из окна и, так сказать, ищет дурака, который бы заплатил сто рублей, -словом, на всяком шагу соблазн такой, слюнки текут, а он слышит, между тем, всё: "завтра". Imagine, therefore, his position! On the one hand, so to speak, were salmon and water-melons, while on the other hand was the bitter fare which passed at a tavern for luncheon. 'Well,' he thought to himself, 'let them do what they like with me at the Commission, but I intend to go and raise the whole place, and to tell every blessed functionary there that I have a mind to do as I choose.' And in truth this bold impertinence of a man did have the hardihood to return to the Commission. Так, можете вообразить себе, каково его положение: тут, с одной стороны, так сказать, семга и арбуз, а с другой-то ему подносят всё одно и то же блюдо: "завтра". Наконец сделалось бедняге, в некотором роде, невтерпеж, решился во что бы то ни стало пролезть штурмом, понимаете. Дождался у подъезда, не пройдет ли еще какой проситель, и там с каким-то генералом, понимаете, проскользнул с своей деревяшкой в приемную. 'What do you want?' said the President. 'Why are you here for the third time? Вельможа, по обыкновению, выходит: "Зачем вы? Зачем вы? You have had your orders given you.' 'I daresay I have,' he retorted, 'but I am not going to be put off with THEM. А!", говорит, увидевши Копейкина: "ведь я уже объявил вам, что вы должны ожидать решения". -- I want some cutlets to eat, and a bottle of French wine, and a chance to go and amuse myself at the theatre.' "Помилуйте, ваше высокопревосходительство, не имею, так сказать, куска хлеба..." -- 'Pardon me,' said the President. "Что же делать? 'What you really need (if I may venture to mention it) is a little patience. You have been given something for food until the Military Committee shall have met, and then, doubtless, you will receive your proper reward, seeing that it would not be seemly that a man who has served his country should be left destitute. On the other hand, if, in the meanwhile, you desire to indulge in cutlets and theatre-going, please understand that we cannot help you, but you must make your own resources, and try as best you can to help yourself.' Я для вас ничего не могу сделать; старайтесь покамест помочь себе сами, ищите сами средств". -- "Но, ваше высокопревосходительство, сами можете, в некотором роде, судить, какие средства могу сыскать, не имея ни руки, ни ноги". -- "Но", говорит сановник: "согласитесь: я не могу вас содержать, в некотором роде, на свой счет; у меня много раненых, все они имеют равное право... Вооружитесь терпением. Приедет государь, я могу вам дать честное слово, что его монаршая милость вас не оставит". -- "Но, ваше высокопревосходительство, я не могу ждать", говорит Копейкин, и говорит, в некотором отношении, грубо. You can imagine that this went in at one of Kopeikin's ears, and out at the other; that it was like shooting peas at a stone wall. Accordingly he raised a turmoil which sent the staff flying. One by one, he gave the mob of secretaries and clerks a real good hammering. 'You, and you, and you,' he said, 'do not even know your duties. You are law-breakers.' Yes, he trod every man of them under foot. At length the General himself arrived from another office, and sounded the alarm. What was to be done with a fellow like Kopeikin? The President saw that strong measures were imperative. Вельможе, понимаете, сделалось уже досадно. В самом деле: тут со всех сторон генералы ожидают решений, приказаний; дела, так сказать, важные, государственные, требующие самоскорейшего исполнения, -- минута упущения может быть важна, -- а тут еще привязался сбоку неотвязчивый чорт. "Извините", говорит: "мне некогда... меня ждут дела важнее ваших". Напоминает способом, в некотором роде, тонким, что пора, наконец, и выйти. А мой Копейкин, -голод-то, знаете, пришпорил его: "Как хотите, ваше высокопревосходительство", говорит, "не сойду с места до тех пор, пока не дадите резолюцию". Ну... можете представить: отвечать таким образом вельможе, которому стоит только слово, так вот уж и полетел вверх тарашки, так что и чорт тебя не отыщет... Тут если нашему брату скажет чиновник, одним чином поменьше, подобное, так уж и грубость. Ну, а там размер-то, размер каков: генераланшеф и какой-нибудь капитан Копейкин! 90 рублей и нуль! Генерал, понимаете, больше ничего, как только взглянул, а взгляд -- огнестрельное оружие: души уж нет -уж она ушла в пятки. А мой Копейкин, можете вообразить, ни с места, стоит, как вкопанный. "Что же вы?" говорит генерал и принял его, как говорится, в лопатки. Впрочем, сказать правду, обошелся он еще довольно милостиво: иной бы пугнул так, что дня три вертелась бы после того улица вверх ногами, а он сказал только: 'Very well,' he said. 'Since you decline to rest satisfied with what has been given you, and quietly to await the decision of your case in St. Petersburg, I must find you a lodging. "Хорошо", говорит: "если вам здесь дорого жить и вы не можете в столице покойно ожидать решенья вашей участи, так я вас вышлю на казенный счет. Here, constable, remove the man to gaol.' Позвать фельдъегеря! препроводить его на место жительства!" Then a constable who had been called to the door - a constable three ells in height, and armed with a carbine - a man well fitted to guard a bank - placed our friend in a police waggon. А фельдъегерь уж там, понимаете, и стоит: трехаршинный мужичина какой-нибудь, ручища у него, можете вообразить, самой натурой устроена для ямщиков, -- словом, дантист эдакой... Вот его, раба божия, схватили, судырь мой, да в тележку, с фельдъегерем. 'Well,' reflected Kopeikin, 'at least I shan't have to pay my fare for THIS ride. "Ну", Копейкин думает, "по крайней мере не нужно платить прогонов, спасибо и за то". That's one comfort.' Вот он, судырь мой, едет на фельдъегере, да, едучи на фельдъегере, в некотором роде, так сказать, рассуждает сам себе: Again, after he had ridden a little way, he said to himself: 'they told me at the Commission to go and make my own means of enjoying myself. Very good. I'll do so.' "Когда генерал говорит, чтобы я поискал сам средств помочь себе, -- хорошо", говорит, "я", говорит, "найду средства!" However, what became of Kopeikin, and whither he went, is known to no one. Ну, уж как только его доставили на место и куда именно привезли, ничего этого неизвестно. He sank, to use the poet's expression, into the waters of Lethe, and his doings now lie buried in oblivion. Так, понимаете, и слухи о капитане Копейкине канули в реку забвения, в какую-нибудь эдакую Лету, как называют поэты. But allow me, gentlemen, to piece together the further threads of the story. Но, позвольте, господа, вот тут-то и начинается, можно сказать, нить, завязка романа. Not two months later there appeared in the forests of Riazan a band of robbers: and of that band the chieftain was none other than -" Итак, куда делся Копейкин, неизвестно; но не прошло, можете представить себе, двух месяцев, как появилась в рязанских лесах шайка разбойников, и атаман-то этой шайки был, судырь мой, не кто другой..." "Allow me," put in the Head of the Police Department. "You have said that Kopeikin had lost an arm and a leg; whereas Chichikov -" "Только позволь, Иван Андреевич", сказал вдруг, прервавши его, полицеймейстер: "ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и ноги, а у Чичикова..." To say anything more was unnecessary. The Postmaster clapped his hand to his forehead, and publicly called himself a fool, though, later, he tried to excuse his mistake by saying that in England the science of mechanics had reached such a pitch that wooden legs were manufactured which
Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*