Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
- Кондуктор, погаси фонарь! Кому я говорю, дура? Стрелять буду, - не болтай фонарем.
"Иноков... Это - Иноков. Второй раз!" - ошеломленно думал Самгин.
- Э, дура!
Хлопнул выстрел, звякнуло стекло, на щебень упало что-то металлическое, и раздался хриплый крик:
- Эй, вы, там! Башки из окон не высовывать, из вагонов не выходить!
Было странно слышать, что голос звучит как будто не сердито, а презрительно. В вагоне щелкали язычки замков, кто-то постучал в дверь купе.
- Не открывать! - строго сказал Крэйтон.
- Напали на поезд! - прокричал в коридоре истерический голосок. Самгину казалось, что всё еще стреляют. Он не был уверен в этом, но память его непрерывно воспроизводила выстрелы, похожие на щелчки замков.
Время тянулось необычно медленно, хотя движение в вагоне становилось шумнее, быстрее. За окном кто-то пробежал, скрипя щебнем, громко крикнув:
- Живо!
Самгин так крепко сжимал револьвер коленями, что у него заболела рука; он сунул оружие под ляжку себе и плотно прижал его к мякоти дивана.
- Странно, - сказал Крэйтон. - Они не торопятся, эти ваши бандиты.
Судорожно вздыхал и шипел пар под вагоном, - было несколько особенно длинных секунд, когда Самгин не слышал ни звука, кроме этого шипения, а потом, около вагона, заговорили несколько голосов, и один, особенно громко, сказал:
- Здесь, в этом!
- Не выпускать никого!
Вагон осторожно дернуло, брякнули сцепления, Крэйтон приподнял занавеску окна; деревья за окном шевелились, точно стирая тьму со стекла, мутно проплыло пятно просеки, точно дорога к свету.
- Что же - нас взяли в плен? - грубо спросил Крэйтон. - Мы - едем!
Да, поезд шел почти с обычной скоростью, а в коридоре топали шаги многих людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за спину, быстро открыл дверь купе, спрашивая:
- Что происходит?
Против двери стоял кондуктор со стеариновой свечою в руке, высокий и толстый человек с белыми усами, два солдата с винтовками и еще несколько человек, невидимых в темноте.
- Почтовый вагон ограбили, - сказал кондуктор, держа свечку на высоте своего лица и улыбаясь. - Вот отсюда затормозили поезд, вот видите - пломба сорвана с тормоза...
- Сколько ж их было? - густым басом спросил толстый человек.
- Говорят - четверо.
- Кто говорит?
- Товарищ.
- Какой - товарищ, чей?
- Наш, из бригады.
- Везде - товарищи!
Женский голос напряженно крикнул:
- Сколько же, сколько убитых? Ей сердито ответили:
- Убитых нет!
- Вы скрываете! Они стреляли.
- Солдату из охраны руку прострелили, только и всего, - сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло на огне свечи. - Я одного видел, - поезд остановился, я спрыгнул на путь, а он идет, в шляпе. Что такое? А он кричит: "Гаси фонарь, застрелю", и - бац в фонарь! Ну, тут я упал...
- Четверо? - проворчал Крэйтон над ухом Самгина. - Храбрые ребята.
А Самгин подумал:
"Какое презрение надобно иметь к людям, чтобы вчетвером нападать на целый поезд".
Он все время вспоминал Инокова, не думая о нем, а просто видя его рядом с Любашей, рядом с собою, в поле, когда развалилась казарма, рядом с Елизаветой Спивак.
"Писал стихи".
Он слышал, что кто-то шепчет:
- Обратите внимание: у господина в очках - револьвер.
Самгин, с невольной быстротой, бросил револьвер на диван, а шопот вызвал громкий ответ:
- Ну, что ж такое? Револьвер и у меня есть, да, наверное, и у многих. А вот что убитых нет, это подозрительно! Это, знаете...
- Да, странно...
- При наличии солдат...
- Солдат - не филин, он тоже ночью спит. А у них - бомба. Руки вверх, и - больше никаких. - уныло проговорил один из солдат.
- Все-таки надо было стрелять!
- Подняв руки вверх? Бросьте, господин. Мы по начальству отвечать будем, а вы нам - человек неизвестный.
- Он говорит верно, - сказал Крэйтон.
На Самгина эти голоса людей, невидимых во тьме, действовали, как тяжелое сновидение.
"Инокова, конечно, поймают..."
Он был недоволен собою, ему казалось, что он вел себя недостаточно мужественно и что Крэйтон заметил это.
"Иноков не мог бы причинить мне вреда", - упрекнул он себя. Но тут возник вопрос: "А что я мог бы сделать?"
И Самгин вошел в купе, решив не думать на эту тему, прислушиваясь к оживленной беседе в коридоре.
- В десять минут обработали!
- В семь.
- Вы считали?
- Солдат говорил дерзко, - это не подобает солдату. Я сам - военный.
- Кондуктор, - почему нет огня?
- Провода порваны, ваше благородие. Вошел Крэйтон, сел на диван и сказал, покачивая головою:
- Ваши соотечественники - фаталисты. Самгин промолчал, оправляя постель, - в коридоре бас высокого человека умиротворенно произнес:
- Что ж, господа: возблагодарим бога за то, что остались живы, здоровы...
- Скоро Уфа.
Зевнув, заговорил Крэйтон:
- Вы напрасно бросаете револьвер так. Автоматические револьверы требуют осторожности.
- Я бросил на мягкое, - сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например - Иноков. Что ему право, мораль и все, чем живет большинство, что внушается человеку государством, культурой? "Классовое государство ремонтирует старый дом гнилым деревом", - вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника в гражданском процессе. В коридоре всё еще беседовали, бас внушительно доказывал:
- Вы же видите: Дума не в силах умиротворить страну. Нам нужна диктатура, надо, чтоб кто-нибудь из великих князей...
- Вы дайте нам маленьких, да умных!
- Господа! Все так переволновались, а мы мешаем спать.
- Очень умно сказано, - проворчал Крэйтон и закрыл купе.
Самгин уснул и был разбужен бешеными криками Крэйтона:
- Вы не имете права сдерживать меня, - кричал он, не только не заботясь о правильности языка, но даже как бы нарочно подчеркивая искажения слов; в двери купе стоял, точно врубленный, молодой жандарм и говорил:
- Не приказано.
- Но я должен давать несколько телеграмм - понимаете?
- Никого не приказано выпускать, - и обратился к Самгину: - Объясните им: поезд остановлен за семафором, вокзал - дальше.
- Вы слышите? Не позволяют давать телеграмм! Я - бежал, скочил, может быть, ломал ногу, они меня схватали, тащили здесь - заткнули дверь этим!
Размахивая шляпой, он указал ею на жандарма; лицо у него было серое, на висках выступил пот, челюсть тряслась и глаза, налитые кровью, гневно блестели. Он сидел на постели в неудобной позе, вытянув одну ногу, упираясь другою в пол, и рычал:
- Вы должны знать, когда вы арестуете! Это - дикость! Я - жалуюсь! Я протестую моему послу Петербург!
- Успокойтесь! - посоветовал Самгин. - Сейчас выясним - в чем дело?
Поглаживая ногу, Крэйтон замолчал, и тогда в вагоне стало подозрительно тихо. Самгин выглянул из-под руки жандарма в коридор: двери всех купе были закрыты, лишь из одной высунулась воинственная, ершистая голова с седыми усами; неприязненно взглянув на Самгина, голова исчезла.
"Чертовщина какая-то", - подумал Самгин и спросил жандарма: в чем дело?
- Проверка документов, - вежливо и тихо ответил жандарм. - Поезд был остановлен автоматическим тормозом из этого вагона. Сосед ваш думали, что уже вокзал, спрыгнули, ушибли ногу и - сердятся.
- Ногу я сломил! - вновь зарычал Крэйтон. - Это я тоже буду протестовать. Она была немножко сломлен, раньше года, но - это ничего!
Жандарм посторонился, его место заняли чернобородый офицер и судейский чиновник, горбоносый, в пенснэ, с костлявым ироническим лицом. Офицер потребовал документы. Крэйтон выхватил бумажник из бокового кармана пиджака, крякнул, скрипнул зубами и бросил документ на колени Самгина. Самгин - передал офицеру вместе со своим, а тот, прочитав, подал через плечо свое судейскому. Все это делалось молча, только Крэйтон, отирая платком пот с лица, ворчливо бормотал горячо шипящие английские слова. Самгин, предчувствуя, что в этом молчании нарастают какие-то серьезные неприятности для него, вздохнул и закурил папиросу. Судейский чиновник, прочитав документы, поморщился, пошептал что-то на ухо офицеру и затем сказал:
- Разрешите заявить, господа, наши искренние извинения за причиняемое вам беспокойство...
Крэйтон, махнув на него шляпой, зарычал сквозь зубы:
- О, нет! Это меня не... удовлетворяет. Я - сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не уйду здесь. Я требую доктора... - Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он в вагоне человека, который внешне отличался бы чем-нибудь от пассажира первого класса?
- Нет, - сказал Самгин.
- И ночью, перед тем, как поезд остановился между станциями, не слышали шума около вашей двери?
- Я - проснулся, когда поезд уже стоял, - ответил Самгин, а Крэйтон закричал:
- Я - тоже спал, да! Я был здоровый человек и хорошо спал. Теперь вы сделали, что я буду плохо спать. Я требую доктора.
