Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
Юля открыла глаза. Взглянув в них, Гнилой понял, почему она их не открывала все это время, понял, что совершил роковую ошибку: он не сломал Юлю. Но было уже поздно. Селиванова перехитрила его. Лесную тишину прорезал жуткий, нечеловеческий вопль:
- Су-у-ка-а-а!
А потом крик прервался: видимо, болевой шок был таким сильным, что на какое-то мгновение Гнилой потерял сознание. Шурик стоял как завороженный, а Бугай не сразу понял, что произошло, а поняв, растерялся. Подбежал к Гнилому и Юле и пытался разжать ей зубы. Но у него ничего не получалось. Всю свою ненависть к Гнилому вложила Селиванова в этот укус. Бугай бил ее по голове, хватал за горло - бесполезно.
- Что стоишь, - заорал он на Шурика, - помоги оторвать ее. Шурик подошел и спокойно нажал двумя пальцами чуть ниже ушей. Зубы девушки разомкнулись.
- Я убью тебя, стерва, убью! - орал Бугай. Он только сейчас вспомнил, что в кармане куртки у него всегда лежит нож. Но то, что он увидел, заставило его забыть о Селивановой и о мести. Из Гнилого хлестала кровь, словно из зарезанного кабана. Шок прошел, Гнилой открыл глаза и, увидев, что сделала с ним Юля, завыл. Бугай пришел в себя:
- Слушайте, он еще держится... Надо в больницу... скорей.
- Скорей, вези в больницу, - скулил Гнилой. - А эту... прикончи. Но Бугай не мог разорваться на части. Дорога была каждая минута. Весь низ живота любителя ломать других стал красным от крови. И хоть Бугая природа не обделила силушкой, в Гнилом было килограммов сто. Машина стояла рядом, и Бугай потащил к ней дружка, точнее, поволок по траве. Гнилой не мог ему помогать, держа двумя руками остатки былого достоинства.
- Терпи, браток, терпи. Все будет хорошо, вот увидишь.
- Быстрее, быстрее. Тише, не дергай так! - И вновь начинал выть.
- Шурик, - закричал красный от натуги Бугай, - заводи машину и прирежь эту гадину. Шурик завел машину и стал помогать бандиту тащить Гнилого.
- Без тебя управлюсь. Иди, кончай девку.
- Может, лучше ты? А я потащу Гнилого.
- Твою мать! Я сказал, хлюпик, кончай ее. Или я тебя сейчас кончу. Было видно, что в Шурике шла борьба.
- А где пистолет?
- Какой пистолет? Сдурел?! Он без глушителя. Хочешь, чтобы нас повязали? Давай ножом! Около машины кряхтели и стонали бандиты, а Юля лежала на траве, спокойно глядя в высокое небо. Подошел Шурик.
- Прости меня, Юля. В этом мире каждый сам за себя. Я одинокий волк, который спасает свою шкуру. Я признаю это. Если бы ты знала, как я...
- Какой ты волк? Ты скунс, вонючка, - тихо отвечала Юля. - И вообще, отойди, не загораживай мне небо.
Шурик опустился на колени сбоку от Юли.
- Как ты его...
- Тебе же сказали: кончай девку. Вот и делай, что велели. Шурик заплакал.
- Мне еще тридцати нет, Юля. В Москве семья осталась, ребенок этой осенью в школу пойдет...
- Слушай, я не священник...
- Прости.
- Дурак! Как ты это себе представляешь? Я тебя прощаю, Шурик, режь меня спокойно?
- Закрой глаза. Пожалуйста!
- И не подумаю. Скунс. Юля читала, что в последние мгновения жизни перед человеком предстает вся его жизнь. Но ничего перед ней не представало. Только пришел на память князь Андрей Болконский из "Войны и мира", который, умирая, лежал после битвы и смотрел на небо. Но ей, в отличие от князя, никаких высоких мыслей в голову не приходило. Вот что значит не голубых кровей, усмехнулась она. Зато было легко и спокойно. И как, оказывается, здорово в лесу. Ну и глупая же она была: за столько лет жизни в Москве всего два раза выбиралась на шашлыки в Битцевский парк. Впрочем, там было не до шмелей и цветов...
Угомонились дрозды, и только шмель гудел и гудел, перелетая с одной кашки на другую. Высоковысоко в небе парила незнакомая птица. Наверное, ястребок. Интересно, видит ли он сверху ее, Юлю?..
Засигналила машина.
- Ты что возишься, поскребыш? Считаю до десяти, а то и ты - покойник тоже, - орал Бугай. И почему только Кузьмич тебя привечал?
Холодное лезвие ножа обожгло шею.
- Прошу тебя, закрой глаза.
Ей не захотелось даже отвечать этому человеку, а тем более закрывать глаза. Пусть ястребок, птица, парящая высоко в небе, станет последним существом, которое она увидит в жизни. Бугай еще не успел досчитать до десяти, как Шурик, всхлипнув и отвернувшись, наугад ткнул лезвием ножа в Юлькин живот. Она думала, что будет больнее. Только что-то теплое и липкое стало растекаться по платью. Наверное, кровь, успела подумать она - и потеряла сознание. Она уже не видела, как вскочил с колен Шурик, как машина, рванув с места, в несколько секунд исчезла за кустами ирги. А ястребок не видел Юльки. Ему и белый "Сааб" казался чуть больше муравья, бегущего по пыльной дороге и оставлявшего после себя облако пыли. * * *
- У нас здесь райские места. Все есть - рыбалка, грибы, свежий воздух. Зачем куда-то за три моря отдыхать ехать? - Водитель грузовика оказался словоохотливым человеком. - Я один раз с семьей в Анапу съездил и чуть от тоски не помер. Конечно, море есть море, только... Вот гад! Куда ж ты летишь, собака бешеная?
Водитель успел нажать на тормоза, и Киреев со всего маху ударился лбом о стекло. Красивая белая иномарка на огромной скорости вылетела на дорогу откуда-то из леска и помчалась в сторону Задонска.
- Крутые, леший тебя забери! Нажрутся, а потом людей вот так давят. И никто у них права не отнимет...
- Прости, друг, - перебил его Киреев, - ты не заметил, сколько в машине пассажиров было?
- Кажись, трое.
- Как тебя зовут?
- Федор.
- Я вижу, ты очень хороший человек, Федор, и не могу просить тебя ни о чем - ты и так со мной возишься.
- О чем просить? Вы скажите, может, я помогу вам.
- Вот эта дорога, откуда белая машина выскочила, куда она ведет?
- В лагерь пионерский. Еще дальше - турбаза. Впрочем, какие сейчас пионеры? Да и от турбазы одно название осталось.
- Тебе когда в Хлевное попасть надо?
- Да вообще-то, желательно сегодня, - засмеялся Федор. - Ты скажи, надо что? непринужденно перешел на "ты" шофер.
- Понимаешь, я и сам не могу все объяснить... Одни предчувствия. Давай проедемся потихоньку по этой дороге? Хорошо?
- Странно все. Впрочем, до лагеря всего два километра, давай проедем. Они поехали. С левой стороны было поле, с правой - лес.
- А что ищем, Михаил?
- После, Федя. Боюсь, мы за разговором прозеваем... Что это?
- Где?
- Вон там, на опушке?
- Может, платье кто оставил? Деревенские сюда девчат испокон веку водили, может, одна и забыла... Шутка. И впрямь, что это? Тормознем? Киреев так привык к своему рюкзаку, что не расставался с ним нигде и никогда. И пока он стаскивал его на землю, Федор ушел вперед.
- Господи, - услышал Михаил. - Женщина, вроде убитая! А крови, крови-то... Киреев побежал на крики Федора. С первого взгляда он узнал женщину, стоявшую час с небольшим назад у белой машины на липецкой дороге. Незнакомка застонала.
- Живая! - закричал Федор. - Что делать будем?
- У тебя в аптечке бинт есть? Надо кровь приостановить, а то не довезем ее до больницы.
- Сейчас посмотрю. - И Федор рванул к машине. Вскоре раздался его голос: - Только йод и валериановые таблетки.
- Что же делать? - Киреев открыл рюкзак и стал лихорадочно рыться в нем в поисках какой-нибудь тряпки. Тут он вспомнил, что еще месяц назад, когда целлофановый пакет порвался, он завернул икону в чистый льняной мешочек. Достав икону и развернув ее, Михаил бросился с мешочком к девушке. Но даже в столь сильном волнении и спешке он бережно положил святую реликвию на рюкзак.
- Федя, ты разбираешься в ранениях?
- Откуда?
- Как бы нам забинтовать ей рану?
- А может, просто держать этот мешок у нее на животе?
- Хотя бы так. Давай, понесем ее к машине. Сначала Юля услышала голоса. И первое, что она увидела, открыв глаза, сначала сквозь туманную пелену, затем все четче и четче - была икона. Она сразу узнала ее. "Наверное, я умерла, подумала Юля, - и мне показывают икону. Судить будут за то, что украсть ее хотела..." Но вот Юлю подхватили чьи-то руки, и она почувствовала сильную боль в животе. Да и на небо, как, впрочем, и преисподнюю, это место не походило. Сознание медленно, но верно возвращалось к ней. Заросли ирги, боль в животе... Но голоса принадлежали не Бугаю и Шурику.
- Вроде бы худенькая на вид, а какая тяжелая, - произнес один голос. - Михаил, ты руку от ее живота не отрывай.
- Да что толку? - откликнулся второй голос. - Мешок уже мокрый весь. Боюсь, мы ее не довезем.
- Икона, - прошептала Юля.
- О чем она? - спросил Федор.
- Заботливая. Боится, чтобы я икону с рюкзаком не оставил.
- Надо же. Странный народ эти женщины.
Пока Федор усаживал незнакомку в кабину, Михаил вернулся за иконой, уложил ее в рюкзак и полез в кузов.
- Не надо в кузов. Мы все в кабине уместимся. Да и держать ее надо, а то будет рулить мешать.
- Хорошо. А теперь гони, Федя, что есть мочи. Если Бог дал этой девушке шанс, мы не должны его упустить.
- Понял. Гонки "Формулы-1" видел? Так вот, это детский сад по сравнению с тем, что сейчас произойдет.
