Алексей Писемский - Масоны
- В таком случае, господин полковник, - сказал он, почтительно склонив голову, - не благоугодно ли будет вам обязать, по крайней мере, господина Ченцова подпискою, чтобы он выехал из имения Катерины Петровны.
- Это скорее может сделать губернатор и губернский предводитель, чем я: мы только наблюдаем, но никогда ничем не распоряжаемся, - ответил ему полковник.
- О, если так, то я напишу губернатору, которого я считаю решительно своим благодетелем! А губернский предводитель теперь, говорят, князь Индобский?
- Князь Индобский! - подтвердил полковник.
- Князь тоже близкий приятель моего отца: он несколько лет служил у него уездным предводителем, а потому, я полагаю, что и он для меня сделает?! - проговорила Катрин, взглянув на Тулузова и как бы советуясь с ним.
Тот ей ничего не ответил.
Свидание с жандармским полковником на этом кончилось. Затем Катрин переписала с заготовленных для нее Тулузовым вчерне писем беловые, которые он и разнес по принадлежности.
Письма Катрин воздействовали: губернатор и губернский предводитель в тот же день приехали к ней. Катрин высказала им свое ходатайство о высылке из Синькова мужа, а также и о том, чтобы эта негодяйка Аксинья была взята от нее, и пусть ее денут куда угодно. Касательно последнего обстоятельства ни губернатор, ни губернский предводитель нисколько не затруднились и сказали Катрин, что она, на основании своей помещичьей власти, имеет полное право требовать этого. Что же касается до высылки из ее имений мужа, то они, впав в некоторое недоумение и разноречие, даже заговорили между собой по-французски, так как в нумер входила иногда горничная Екатерины Петровны и тут же стоял ее управляющий. При этом случилось нечто хоть и неважное, но в то же время весьма странное: когда губернский предводитель, возражая губернатору, выразился, что Ченцова, как дворянина, нельзя изгонять, и в заключение своей речи воскликнул: "C'est impossible!"*, вдруг в разговор их вмешался Тулузов, как бы отчасти понявший то, о чем говорилось на французском языке.
______________
* Это невозможно! (франц.).
- Я теперь служу у Катерины Петровны, - начал он, - но если Валерьян Николаич останутся в усадьбе, то я должен буду уйти от них, потому что, каким же способом я могу уберечь их от супруга, тем более, что Валерьян Николаич, под влиянием винных паров, бывают весьма часто в полусумасшедшем состоянии; если же от него будет отобрана подписка о невъезде в Синьково, тогда я его не пущу и окружу всю усадьбу стражей.
- Пожалуйста, господа, возьмите с мужа эту подписку: я совершенно не желаю и боюсь его видеть! - присовокупила к этому и Катрин.
- Я отберу-с!.. Посоветуюсь еще с жандармским полковником, и мы его вышлем из имений ваших! - сказал ей губернатор и отнесся потом к губернскому предводителю: - Надеюсь, что вы хоть косвенно посодействуете нам!
- Ни прямо, ни косвенно не могу принять участия в этом щекотливом вопросе! - отказался тот.
Князь, кажется, имел твердое убеждение, что, будучи выбран дворянами, он должен их отстаивать, что бы они ни творили.
Покуда происходили все эти обдумывания и споры о мероприятиях, в действительности произошло то, что все это оказалось ненужным. Ченцов уже более недели как уехал из Синькова, а вместе с ним пропала и Аксюша из Федюхина. Сначала все удивились тому и ахали, потом усадебный староста съездил к старику Власию, строго, долго и секретно допрашивал того и, возвратившись в Синьково, нацарапал каракулями длиннейшее донесение управляющему, который при отъезде приказал ему писать немедленно, если что-нибудь в усадьбе случится. Получив это донесение, Тулузов, несмотря на привычку не выражать своих чувств и мыслей, не выдержал и вошел в комнату Екатерины Петровны с сияющим от радости лицом.
- Все устроилось как нельзя лучше! - проговорил он.
Екатерина Петровна бросила на него вопросительный взгляд.
- Валерьян Николаич уехал из Синькова и больше уж недели не возвращается...
- Куда ж он мог уехать? - спросила Катрин, тоже, как заметно, довольная этой новостью.
- Неизвестно-с, и староста наш уведомляет меня, что Валерьян Николаич сначала уходил куда-то пешком, а потом приехал в Синьково на двух обывательских тройках; на одну из них уложил свои чемоданы, а на другую сел сам и уехал!
Катрин при этом грустно улыбнулась.
"Вероятно, на эти чемоданы с платьем Валерьян теперь и рассчитал свою будущую жизнь, - безумец, безумец!" - подумала она.
Конечно, у него был очень ценный туалет; одних шуб имелось три, из которых одна в две тысячи рублей, другая в тысячу, третья хоть и подешевле, но у нее бобровый воротник стоил пятьсот рублей. Кроме того, Катрин подарила ему много брильянтовых вещей и очень дорогой хронометр покойного Петра Григорьича. Всего этого она теперь уж и пожалела: знай Катрин, что супруг с ней так поступит, она, конечно бы, никогда не позволила себе быть столь щедрою с ним.
- А что же Аксинья? - спросила она управляющего. - Вы, кажется, еще до сих пор не сделали никакого распоряжения насчет ее?
- Аксинья тоже скрылась из своей деревни и не возвращается в нее! объяснил тот.
- Значит, она бежала с Валерьяном? - произнесла Катрин.
- В народе идет другая молва! - ответил управляющий. - Старый свекор ее утверждает, что она, испугавшись вашего гнева, утопилась!
- Какая чувствительная, скажите! - воскликнула Катрин по наружности насмешливо, хотя в глубине ее совести что-то очень боязливое и неприятное кольнуло ее. - Почему ж старик Власий говорит, что Аксинья утопилась?
- Да будто бы нашли ее платок с головы и сарафан на берегу тамошней речки.
- Вздор это! - перебила торопливо Катрин.
- Конечно, вздор! - подхватил и Тулузов. - Вы совершенно справедливо предположили, что ее увез с собой Валерьян Николаич.
- Непременно! - сказала Катрин, с одной стороны, с удовольствием подумавшая, что Аксинья не утопилась от ее бесчеловечного распоряжения, а с другой - это мучительно отозвалось на чувстве ревности Катрин. "Таким образом, - думала она, - эта тварь совершенно заменяет теперь меня Валерьяну и, может быть, даже милей ему, чем когда-либо я была!" Но тут уж в Катрин заговорило самолюбие. "Пусть себе живут и наслаждаются, и интересно знать, надолго ли хватит им этого туалета, увезенного Ченцовым на пропитание себя и своей возлюбленной", - прибавила она себе мысленно и кинула довольно странный взгляд на управляющего.
Тулузов тоже ответил ей странным и весьма проницательным взором.
Еще с месяц после этой сцены Катрин жила в губернском городе, обдумывая и решая, как и где ей жить? Первоначально она предполагала уехать в которую-нибудь из столиц с тем, чтобы там жуировать и даже кутить; но Катрин вскоре сознала, что она не склонна к подобному роду жизни, так как все-таки носила еще пока в душе некоторые нравственные понятия. В результате такого соображения она позвала к себе однажды Тулузова и сказала ему ласковым и фамильярным тоном:
- Василий Иваныч, я думаю опять переехать на житье в Синьково.
- Что ж, это будет даже полезно для вашего здоровья, - отвечал тот.
- Вероятно!.. - согласилась Катрин. - Но вы сядьте, Василий Иваныч, а то, ей-богу, мне неловко говорить с вами: вы всегда как будто бы слушаете мои приказания, тогда как я желаю советоваться с вами!
- Я только что вошел и не успел сесть! - ловко вывернулся Тулузов и поспешно опустился на стул.
Затем продолжалось молчание, прервать которое Катрин как будто бы было неловко, да и Тулузов тоже точно бы не решался и держал свои глаза обращенными в сторону.
- Кроме уж моего здоровья, - стала продолжать прежний свой разговор Катрин, - где я тут буду жить?.. В нашем городском доме? Но я его скорей желаю отдать внаймы, чем поселиться в нем, потому что он слишком велик для меня, и я должна буду всю мебель и все перевозить опять из Синькова сюда.
- Разумеется, это будет очень затруднительно, - согласился с ее мнением Тулузов.
- И потом, для какого удовольствия я буду здесь жить?.. Чтобы в здешнем обществе бывать? Но оно мне давным-давно надоело.
- Зачем вам жить в здешнем обществе? По вашим средствам вы можете жить во всякой столице, где изберете себе знакомых, каких только пожелаете!.. проговорил на это Тулузов, уже слегка разваливаясь в кресле и как бы совершенно дворянским тоном.
- А если я надумаю ехать в Петербург или в Москву, вы поедете со мной? - спросила стремительно Катрин.
- С удовольствием, если только вы прикажете!
- Да, непременно, а то я, откровенно вам говорю, без вас буду каждую минуту думать, что муж ко мне нагрянет.
Тулузов на это промолчал.
- А в Синьково, как вы думаете, посмеет он возвратиться? - продолжала Катрин.
Тут уж Тулузов усмехнулся.
- Пускай попробует!.. - проговорил он. - Собаки у нас злые, сторожа днем и ночью есть, и я прямо объясню господину Ченцову, что губернатор приказал мне не допускать его в ваши имения.
