Николай Борисов - Зеленые яблоки
"Если так будет продолжаться все три недели,- подумал я,- кончится тем, что я стану настоящим алкоголиком".
Но свойственное мне хорошее расположение духа мало-помалу возвращалось. В конце концов я все еще был жив, и обстоятельства складывались, вне всякого ожидания, самым благоприятным для меня образом.
Стром был честен, когда говорил, что найдется мало охотников принять его предложение. Все мои приключения за этот вечер были только началом всего того, что мне предстояло пережить,- а при этих условиях мои шансы на жизнь стояли не очень-то высоко.
Размышляя таким образом, я вдруг почувствовал, что меня сильно клонит ко сну.
Я встал, смеясь и сладко зевая, выключил свет и вошел в спальню.
Это была огромная комната, даже больше гостиной.
Роскошная кровать с четырьмя колоннами вполне соответствовала ее размерам.
Я прошелся по комнате, чтобы убедиться, что в ней нет больше ни прекрасных молодых женщин, ни другого рода посетителей, ожидающих меня.
Затем тщательно запер дверь на ключ, разделся и влез в шелковую пижаму мистера Строма, приготовленную преданным Мильфордом.
Перед тем как лечь спать, я, словно по вдохновению, подошел к окну и осторожно посмотрел сквозь отверстие венецианской шторы.
Как раз в этот момент из тени деревьев вышла темная мужская фигура и быстро пошла по улице.
Я лег в кровать и потушил свет.
Но сон все же не овладел мною. Лег на спину и закурил папиросу. Докурив ее, я подумал о том, что не мешает заснуть.
Повернулся на бок и увидел, что занавеска отодвинулась в сторону и прямоугольник окна закрыла фигура человека.
Прежде чем я успел что-нибудь предпринять, человек одним скачком очутился возле кровати и погрузил свои пальцы в мое горло.
- Не кричите, а то...
Он сделал иллюстрирующий жест.
Поворачивая голову, он подставил под лунный луч свое лицо, и я с изумлением узнал странного посетителя.
- Джеральд, это ты, Джеральд?!
- Да, я Марч, я рад, что ты узнал меня, негодяй!
- Но Джеральд! - с ужасом закричал я, видя, как мой друг, которого я считал наиболее близким и верным, с большой охотой вынимал из кармана револьвер.- Джеральд! - и мой голос приобрел ласкающие ноты,- ты меня путаешь, ведь я твой друг с улицы Шип-стрит!..
- Что?!
- Ну, Джеральд, ты вспомни тот вечер, когда ты был пьян и я заходил к тебе в комнату с сестрой, твоей сестрой Айрис...
Джеральд глубокомысленно посмотрел на меня. Он, правду сказать, не отличался большой сообразительностью и очень медленно соображал. Наконец его лицо прояснилось, и он недоверчиво произнес:
- Неужели это ты, Джон?
- Я, я твой Джон! Джон Бертон!
- Ну хорошо, если ты Джон, то идем к нам, я там на месте выясню тебя сразу. Идем!
Рассказывать ему ничего не пришлось, и я, подгоняемый жаром Джеральда, а также зловещим блеском револьвера, который все же был направлен на меня, был одет в одну минуту.
- Ну, хорошо, лезь в окно. Я за тобой.
Это было смелое предприятие, но нас никто не заметил.
Всю дорогу Джеральд мрачно молчал и совсем недвусмыленно иногда толкал меня в бок револьвером.
Его подозрения рассеялись, когда он увидел, как я с полным знанием расположения дома вошел к себе в комнату.
Но Джеральд все еще недоверчиво рассматривал меня и только тогда, когда я привычным жестом достал из шкафчика бутылку виски, хлопнул меня по плечу.
- Ну, теперь я верю, дружище, это ты!..
Ловко набросив на плечи мое элегантное пальто и забрав виски, он ни слова не говоря вышел из комнаты.
Первым моим желанием было броситься за ним и отобрать пальто. Оно так прекрасно гармонировало с моим лицом. Но, вспомнив, что Джеральд был не особенно обходительным малым, я остановился.
- Черт... Он унес с собой записную книжку и ключ,вскрикнул я, вспомнив, что положил их в пальто, унесенное Джеральдом.- Как же я теперь смогу вернуться туда?
Но, вспомнив двойное покушение, почувствовал усталость, а привычная кровать мило приглашала, меня прилечь...
Ощутив в кармане конверт, врученный мне Стромом, я успокоился. Со вздохом облегчения, ложась в свою постель, я положил его .под подушку.
Я заснул легким сном...
Глава VI
Неожиданный гонорар
Утром, проснувшись, я долго не мог решить, снились ли мне приключения вчерашней ночи или нет, и только конверт, вынутый из-под подушки, уверил меня в том, что все пережитое мной было действительностью.
С утра всякий человек бывает холоднее и критичнее и поэтому свой вчерашний договор с мистером Стромом я подверг беспощадной статистике: во-первых, два покушения в ночь составляют четырнадцать в неделю, а в трибудет сорок два. Итого, покушение расценивается приблизительно в двести сорок фунтов, а если предположить, что покушения могут быть и в течение дня, то гонорар за каждое падает до ста двадцати фунтов, из коих верными к получению - только двадцать процентов, а остальные - чеком!..
Подобное рассуждение плюс отсутствие книжки и ключа значительно охладили мое желание вернуться в особняк Строма.
Я почти с облегчением вздохнул, решив воздержаться от выполнения договора. Одевшись в один из своих стареньких костюмов, я шикарный костюм Строма повесил в гардероб в ожидании лучших времен.
Покончив с этим, я почувствовал сильный голод. Переживания прошедшей ночи отразились в первую очередь на моем желудке. Я не стал терять ни минуты, вынул из конверта новенький банковый билет, сунул его, не рассматривая, в карман жилетки, а конверт - в другой и устремился в ближайшую дешевую столовую.
Господи, и как же я ел! Когда наконец кусок уже не шел мне в горло, я достал деньги, развернул билет, взглянyл на него и чуть не лишился чувств. Один миллион фунтов стерлингов!.. У меня закружилась голова. Я не знал, что подумать об этом эксцентричном миллионере, бросающемся такими бумажками. Конечно, за такой гонорар я готов играть свою роль даже в течение года!
Но трезвый ум вовремя остановил мой восторг. Я вспомнил замешательство Строма, когда вошедший в наш кабинет лакей помешал ему передать мне конверт с чеком и деньгами. Я вспомнил, как Стром быстро спрятал конверт в карман...
- Значит, он дал мне другой конверт. Он ошибся!..
Первой моей мыслью было бежать и отдать обратно не принадлежавший мне банковый билет, но я не мог пошевелиться.
Должно быть, я сидел и смотрел на этот билет не меньше минуты, прежде чем как следует пришел в себя.
И первое, что я тогда увидел, был хозяин. Глаза его были устремлены на билет, и он окаменел. Все тело и душа его были преисполнены благоговения, но, по-видимому, он не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой. В одно мгновение я взвесил положение и сделал единственную разумную вещь, какую можно было сделать. Я протянул ему билет и небрежно сказал:
- Пожалуйста, дайте мне сдачи.
Тогда он пришел в нормальное состояние и рассыпался в извинениях, что не может разменять билет.
Он не отрывал глаз от билета, и я не мог заставить его к нему прикоснуться. Он не мог достаточно насмотреться на него, чтобы утолить жажду своих глаз, но не решался дотронуться до него, как будто это был слишком священный предмет для руки бедного простого смертного.
- Мне очень жаль, если это вас затруднит,- сказал я.- Но я принужден настаивать на своей просьбе. Пожалуйста, разменяйте этот билет, у меня нет никаких других денег.
Но он ответил, что это неважно: он готов оставить эту безделицу до следующего раза.
Я возразил, что, может быть, не попаду в эти места в течение довольно долгого времени; но он сказал, что это все равно, он может подождать, и даже более того, я могу требовать в любое время все, что мне угодно и отложить уплату на срок, который мне будет удобен. Он добавил, что не боится оказать доверие такому богатому джентльмену, как я, только потому, что у меня веселый нрав и мне нравится дурачить людей своим костюмом. Между тем в зал вошел другой посетитель.
Хозяин подмигнул мне, чтобы я прибрал свой диковинный билет. Затем он с поклонами проводил меня до самой двери, и я поспешил прямо к дому Строма, чтобы исправить ошибку, прежде чем мне в этом поможет полиция. Я был очень взволнован и даже довольно-таки напутан, хотя, конечно, ни в чем не был виноват. Но я достаточно хорошо знал людей и понимал, что когда они дают нищему билет в миллион фунтов, думая, что они дали всего один фунт, то они приходят в неистовую ярость против этого нищего, вместо того чтобы бранить самих себя за собственную близорукость, как бы по справедливости следовало. Когда я подходил к дому, волнение мое начало утихать, потому что все было спокойно, и это внушило мне уверенность, что ошибка еще не замечена. Я позвонил. Появился Мильфорд. Я спросил, надвинув глубже шляпу, о Строме.
- Он уехал.- Это было сказано надменным, холодным тоном, свойственным этой породе людей. Видимо, он меня не узнал.
- Уехал? Куда?
- В путешествие.
- Но куда же именно?
