Александр Вельтман - Не дом, а игрушечка !
- Ну, спасибо. А это что? гусли?., а? славная вещь!., вот будет мне житье... роскошь! Не то что за печкой...
"В самом деле роскошь... - подумал дедушка с правой стороны. - Жаль и уступить... право, жаль!.."
- Бесподобно! аи спасибо! - продолжал дедушка с левой стороны, растянувшись на диване. - Так уж ты владей всем домом, живи за которой хочешь печкой, а я уж здесь и расположусь...
- Э, нет, погоди еще: ты видишь, что в доме еще и печей нет.
- В самом деле, печей нет, как же это забыли печи выложить?
- Без печей нельзя... зима настанет, замерзнешь.
- Нельзя, нельзя; да скоро ли их сложат?
Уверив, соперника, что к зиме сложат непременно, хитрый домовой спровадил его, а сам залег на диванчик и начал потягиваться и расправлять кости.
- Нет, приятель, извини: не видать тебе как ушей этого домика, я сам в нем буду жить... Как же это я прежде об этом не подумал? Какое спокойствие, удобства какие!.. Все как по мне делано... и зеркала какие... и все... фу, как люди-то ухитрились... Это что в засмоленных бутылках, постой-ка?..
И домовой отыскал между посудой и приборами штопор в меру, раскупорил бутылку шампанского.
- Мед!. мед-то какой! Фу, как люди-то ухитрились!..
Буль-буль-буль... выпил всю бутылку и заморгал глазами, прилег на диван и заснул.
А между тем и барин, построив не дом, а игрушечку, тотчас же, по современному обычаю строителей, заложил его. Поутру пришли за ним и понесли на носилках к заимодавцу.
В полночь очнулся домовой. Что за стук такой? что за гам?
что за свет колет глаза? Взглянул - и ужаснулся.
Народу тьма, музыка гудит; какие-то пестрые шуты и шутихи шаркают, ходят, кривляются, кричат, бормочут что-то не порусски - страшный содом! От яркого света потемнело в глазах у домового, запрятал голову в подушку, свернулся клубком, лежит - чуть дышит.
Так прошло несколько дней. Измучился: ни дня, ни ночи по- , кою. И днем свет, и ночью свет. Но наконец выдалась одна темная ночка; прислушался кругом все тихо; присмотрелся - никого нет. Вылез из домика, побрел на цыпочках по комнатам... искать печки. Ходил-ходил - нет печки в целом доме.
"0-хо-хо! Куда это я попал!.." - подумал дедушка.
Вдруг почуял он запах печки, откуда-то несет теплом. Глядь - труба.
- Что за чудеса такие? Бывало, трубы проводят наружу, а теперь внутрь.
Влез в трубу, полз-полз, смотрит - печь, преогромная печь посреди сырого подвала.
Что было делать? Погрустил-погрустил, подумал: "Не рыть было другому ямы, сам в нее попадешь", да и прилег, с горем, в печурке привилегированной амосовской печи.
IX
Между тем, помните, Порфирий, вспылив на Сашеньку, ушел нанимать квартиру, нанял и переехал.
Дня три дулся он и не хотел показываться невесте на глаза.
Наконец не выдержал: грустно стало, отправился к ней, подошел к дому и ужаснулся. И его дом, и дом Сашеньки стояли уже без крыш, огорожены по улице общим забором.
- Братцы, - спросил он у плотников, пробравшись по наваленному лесу на двор, - не знаете ли, куда переехала из этого дома барышня?
- Барышня? А кто ж ее знает, - отвечал один плотник, потачивая свой топор на камне.
- У кого б узнать?
- А у кого ж узнать? Кто знает? а?
- А кто ж ее знает, разве у соседей спросить, - отвечали прочие.
У Порфирия облилось сердце кровью. Долго ходил он около дома, добивался у соседей, куда переехала Сашенька: никто не знает. Пошел вдоль по улице, выспрашивает у ворот каждого дома: не переехала ли сюда такая-то барышня? Нет, не переезжала.
Обошел все переулки - ни слуху ни духу.
В отчаянии Порфирий. День прошел, другой прошел - ищет, а следа нет. Избегал всю Москву; дворники гоняют его из края в край своими догадками.
- Барышня? молоденькая? Так! У нее женщина? Ну так, переезжала, да не понравилась квартира, так она вчера съехала на Разгуляй... как раз против бань.
Порфирий бежит на Разгуляй.
- Барышня? вчера? Переехала.
- Где же она тут живет?
- А вот ступайте за мной.
И угодливый дворник ведет Порфирия в мезонин, постучал в дверь.
- Кто там? - раздался голос.
Порфирий вздрогнул.
- Вас спрашивают, - крикнул дворник.
Дверь отворилась, вышла девушка, взглянула на Порфирия с улыбкой довольствия.
- Пожалуйте!
Порфирий, вообразив, что нашел Сашеньку, бросился в двери.
- Здесь Александра Васильевна? - спросил он, смутясь, у вышедшей из другой комнаты женщины.
- Александра Васильевна? Не знаю, жила, может быть, а теперь мы здесь живем... Пожалуйте, садитесь, прошу быть знакомым.
- Извините, - сказал Порфирий, - я тороплюсь...
И он выбежал из мезонина с тяжким вздохом обманутой надежды.
"Куда ж я пойду теперь?.. Где я ее найду?.." - думал Порфирий, повесив голову, в совершенном отчаянии, и шел бессознательно к бывшему своему дому.
Взглянув на новый дом, который стоял уже на месте двух стареньких, Порфирий вздрогнул, прислонился напротив его к забору и стоит как опьянелый.
- Не придет ли и Сашенька взглянуть на бывшее свое пепелище?
Но уже смеркалось, а ее нет.
- Ах, барин, барин, что с вами сделалось? - говорит ему Семен, качая головой.
- Ищи ее, Семен, - отвечает ему Порфирий и идет снова на поиск, справляется по спискам жителей в частях: в списках нет.
Походит-походит и снова придет к дому: не придет ли и Сашенька взглянуть, что сталось с ее домиком!
Однажды, прислонясь к забору, Порфирий закрыл лицо и стоял как над могилой. Вдруг раздался подле него громкий голос:
- Порфирий! Порфирий!
Он оглянулся, Сашенька бросилась ему на шею.
- Ах, счастье! - вскричал Порфирий, обнимая ее. - Теперь ни шагу от меня!
- Ах, несчастье! - проговорила, рыдая, Сашенька.
- Что с тобой? что это значит?
- Я погибла! я замужем!
Порфирий помертвел.
- Я думала, что ты забыл, оставил меня, и вышла с горя замуж.
Сашенька залилась горькими слезами.
Порфирий стоял безмолвно, смотрел в землю.
- Барышня, барышня, Александра Васильевна, матушка, пойдемте, беда будет! - сказала испуганная няня Сашеньки, приблизясь и узнав Порфирия.
- Порфирий! - повторяла Сашенька, приклонясь на грудь его.
- Сударыня, люди идут! - крикнула няня, схватив за руку Сашеньку.
- Порфирий! Прощай! - проговорила Сашенька.
Няня увлекла ее. Порфирий замер.
X
Спустя несколько месяцев известный уже нам барин, нанимавший дом, составившийся из двух старых, сидел однажды, по обычаю, против окна, с трубкой и стаканом чаю.
В эту минуту он смотрел во внутренность себя, но глаза его были устремлены на улицу. Казалось, что он рассматривает архитектуру дома и забора, обонпол [Противоположную сторону. - Примеч. автора.] улицы.
Барин был бизорук, и потому все проходящие казались ему движущимися пятнами. Но вот несколько уже дней сряду обратило его внимание постоянное пятно против забору, которое двигалось на одном месте.
Это его побеспокоило: "Это уже не наружный предмет, это, должно быть, что-нибудь в глазу", - думал он.
Кстати, приехал Федор Данилович.
- Федор Данилович, посмотрите-ко, не бельмо ли у меня в глазу?
- А что?
- Да вот, в комнате ничего, а как посмотрю на свет, против чего-нибудь белого, тотчас является огромное пятно, потом пройдет, потом опять явится.
- Глаз чист, никакого бельма нет.
- Не понимаю!.. Вот против забора опять пятно.
Федор Данилович взглянул на улицу.
- О! Понимаю!.. Так это-то у вас как бельмо в глазу! Славное бельмо.
- Что такое?
- Бесподобное! Дайте-ка лорнет... чудо!..
- Что такое?
- Прелесть!..
- Что такое? - вскричал барин, схватив лорнет из рук Федора Даниловича и также смотря на улицу. - Ах, скажите пожалуйста!., молоденькая женщина!
- Не сводит глаз с окна! Браво!.. Поздравляю!.. Ну, сглазили, ушла!
- Право, я ничего не знаю, - сказал барин, - ушла!
- Верно, придет опять... Прощайте, желаю успеха.
- Куда?
- Мне надо ехать. А где же дом? - спросил вдруг Федор Данилович, приостановясь в зале.
- В закладе.
- Вот тебе раз!
- Будет: и вот тебе два, три, четыре и т. д. благо есть теперь что закладывать.
Федор Данилович уехал. Барин сел у окна, вооружился лупой, смотрит на белый забор, как астроном на небо в ожидании прохождения нового светила.
- Вот она! - вскричал барин, вскочив с места. - Эй! Васька, Петр! Одеваться.
Оделся и на улицу, прямо к забору, где стояла незнакомка.
"Она еще тут", - думает барин, прищурившись и подходя к забору. - Что ж это такое? - спросил он сам себя, всматриваясь в лорнет.
Он подошел еще ближе, смотрит: перед ним молодой человек и молоденькая женщина в черном платье стоят как прикованные друг к другу объятием; казалось, поцелуй радостной встречи спаял их уста навек.
- А-а-а! - проговорил барин почти над их ухом.
Они очнулись и с испугом взглянули на барина.
- Ничего, ничего, не пугайтесь, - сказал он, - я только посмотрел, не бельмо ли у меня в глазу.
- Порфирий, пойдем скорей, - проговорила молоденькая женщина, взяв за руку молодого человека, который совершенно обеспамятел, - пойдем, Порфирий!
