Сергей Довлатов - Ремесло
"Молодой Ленинград" возглавил Кочурин - человек невзрачный, загадочный и опасный.
Единственное, чего не добились авторы, - так это привлечения молодых литераторов к уголовной ответственности. А впрочем, поживем - увидим...
ПРИМЕЧАНИЕ
Читая это заявление, я, разумеется, негодовал.
Однако при этом слегка гордился. Ведь эти барбосы меня, так сказать, похвалили. Отметили, что называется, литературные способности.
Вот как устроен человек! Боюсь, не я один...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Один наш знакомый горделиво восклицал:
"Меня на работе ценят даже антисемиты! "
Моя жена в ответ говорила:
"Гитлера антисемиты ценили еще больше... "
ПЕЧАЛЬНО Я ГЛЯЖУ...
Язвительное пророчество Анатолия Наймана сбывалось.
Я становился "прогрессивным молодым автором". То есть меня не печатали. Все, что я писал, было одобрено на уровне рядовых журнальных сотрудников.
Затем невидимые инстанции тормозили мои рукописи. Кто управляет литературой, я так и не разобрался...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Вера Панова рассказывала.
Однажды ей довелось быть на приеме в Кремле.
Выступал Никита Хрущев. Он как следует выпил и поэтому говорил долго. В частности, он сказал:
"У дочери товарища Полянского была недавно свадьба. Молодым преподнесли абстрактную картину. Она мне решительно не понравилась... "
Через три минуты он сказал:
"В доме товарища Полянского была, как известно, свадьба. И вдруг начали танцевать... как его? Шейк!
Это было что-то жуткое... "
И наконец, он сказал:
"Как я уже говорил, в доме товарища Полянского играли свадьбу. Молодой поэт читал стихи. Они показались мне слишком заумными... "
Тут Панова не выдержала. Встала и говорит Хрущеву:
"Все ясно. дорогой Никита Сергеевич! Эта свадьба явилась могучим источником познания жизни для вас... "
Естественно, что я подружился с такими же многострадальными, голодными авторами. Это были самолюбивые, измученные люди. Официальный неуспех компенсировался болезненным тщеславием. Годы жалкого существования отражались на психике.
Высокий процент душевных заболеваний свидетельствует об этом. Да и не желали в мире призраков соответствовать норме.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Как-то раз Найман и Губин поссорились.
Заспорили - кто из них более одинок.
Конецкий и Базунов чуть не подрались.
Заспорили - кто из них опаснее болен.
Шигашов и Горбовский вообще прекратили здороваться. Заспорили - кто из них менее нормальный.
"До чего же ты стал нормальный! " - укорял приятеля Шигашов.
"Я-то ненормальный, - защищался Горбовскии, - абсолютно ненормальный. У меня есть справка из психоневрологического диспансера...
А вот ты - не знаю. Не знаю... "
Строжайшая установка на гениальность мешала овладению ремеслом, выбивала из будничной житейской колеи. Можно быть рядовым инженером.
Рядовых изгоев не существует. Сама их чужеродность - залог величия, Те, кому удавалось печататься, жестоко расплачивались за это. Их душевный аппарат тоже подвергался болезненному разрушению. Многоступенчатые комплексы складывались в громоздкую безобразную постройку. Цена компромисса была непомерно высокой...
Ну и конечно же, здесь царил вечный спутник российского литератора алкоголь. Пили много, без разбору, до самозабвения и галлюцинаций.
Увы, я оказался чрезвычайно к этому делу предрасположен. Алкоголь на время примирял меня с действительностью.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Однажды меня приняли за Достоевского, Это было так. Я выпил лишнего. Сел в автобус. Отправился по делам.
Рядом оказалась девушка, и я заговорил с ней. Просто чтобы не уснуть.
Автобус шел мимо ресторана "Приморский", когда-то он назывался "Иванова". И я, слегка качнувшись, произнес:
"Обратите внимание, любимый ресторан Достоевского"
Девушка отодвинулась и говорит:
"Оно и видно, молодой человек!., "
Пьяный Холоденко шумел:
"Ну и жук этот Фолкнер! Украл, паскуда, мой сюжет!.. "
Относился я к товарищам сложно, любил их, жалел. Издевался, конечно, над многими. То и дело заводил приличную компанию, но всякий раз бежал, цепенея от скуки. Конечно, это снобизм, но говорить я мог только о литературе. Даже разговоры о женщинах казались мне всегда невыносимо скучными.
По отношению к друзьям владели мной любовь, сарказм и жалость. Но в первую очередь - любовь.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Горбовский, многодетный отец, рассказывал"Иду вечером домой. Смотрю, в грязи играют дети.
Присмотрелся - мои... "
Инга Петкевич как-то раз говорит мне:
"Когда мы были едва знакомы, я подозревала.
что ты - агент! госбезопасности".
"Но почему? " - спросил я.
"Да как тебе сказать: Явишься, займешь пятерку - своевременно отдашь. Странно, думаю.
не иначе как подослали... "
Поэт Охалкин надумал жениться. Затем невесту выгнал. Мотивы:
"Она, понимаешь, медленно ходит.
А главное - ежедневно жрет... "
ПОЗВОЛЬТЕ РАСПИСАТЬСЯ
Молодой писатель Рид Грачев страдал шизофренией.
То и дело лечился в психиатрических больницах. Когда болезнь оставляла его, это был умный, глубокий и талантливый человек. Он выпустил единственную книжку - "Где твой дом", В ней шесть рассказов, трогательных и сильных.
Когда он снова заболел, я навещал его в Удельной, Разговаривать с ним было тяжело.
Потом он выздоровел.
Журналист по образованию, Рид давно бросил газетное дело. Денег не было. Друзья решили ему помочь. Литературовед Тамара Юрьевна Хмельницкая позвонила двадцати шести знакомым. Все согласились давать ежемесячно по три рубля. Требовался человек, обладающий досугом, который бы непосредственно всем этим занимался, Я тогда был секретарем Пановой, хорошо зарабатывал и навещал ее через день. Тамара Юрьевна предложила мне собирать эти деньги и отвозить Риду.
Я, конечно, согласился.
У меня был список из двадцати шести фамилий.
Я принялся за дело. Первое время чувствовал себя неловко. Но большинство участников мероприятия легко и охотно выкладывали свою долю.
Алексей Иванович Пантелеев сказал:
- Деньги у меня есть. Чтобы не беспокоить вас каждый месяц, я дам тридцать шесть рублей сразу.
Понадобится больше - звоните.
- Спасибо, - говорю.
- Это вам спасибо...
Метод показался разумным. Звоню богачу N.
Предлагаю ему такой же вариант. Еду на Петроградскую. Незнакомая дама выносит три рубля.
Зайти не предлагает.
Мы стояли в прихожей. Я сильно покраснел.
Взгляд ее говорил, казалось:
- Смотри, не пропей!
А мой, казалось, отвечал:
- Не извольте сумлеваться, ваше благородие...
У литератора Брянского я просидел часа два. Все темы были исчерпаны. Денег он все не предлагал.
- Знаете, - говорю, - мне пора.
Наступила пауза.
- Я трешку дам, - сказал он, - конечно, дам.
Только, по-моему, Рид Грачев не сумасшедший, - Как не сумасшедший?
- А так. Не сумасшедший и все. Поумнее нас с вами.
- Но его же лечили! Есть заключение врача...
- Я думаю, он притворяется.
- Ладно, - говорю, - мы собираем деньги не потому, что Рид больной. А потому, что он наш товарищ. И находится в крайне стесненных обстоятельствах.
- Я тоже нахожусь в стесненных обстоятельствах.
Я продал ульи.
- Что?!
- Я имел семь ульев на даче. И вынужден был три улья продать. А дача - - вы бы поглядели! Одно название...
- Что ж, тогда я пойду.
- Нет, я дам. Конечно, дам. Просто Рид не сумасшедший. Знаете, кто действительно сумасшедший?
Лерман из журнала "Нена". Я дал в "Неву"
замечательный исповедальный роман "Одержимость", а Лерман мне пишет, что это "гипертрофированная служебная характеристика". Вы знаете Лермана?
- Знаю, - говорю, - это самый талантливый критик в Ленинграде...
С писателем Рафаловичем встреча была короткой.
- Вот деньги, - сказал он, - где расписаться?
- Нигде. Это же не официальное мероприятие.
- Ясно. И все-таки для порядка?
- Вы не беспокойтесь, - говорю, - я деньги передам.
- Как вам не стыдно! Я вам абсолютно доверяю.
Но я привык расписываться. Иначе как-то не солидно...
- Ну хорошо. Распишитесь вот тут.
- Это же ваша записная книжка.
- Да, я собираю автографы.
- А что-нибудь порядка ведомости?
- Порядка ведомости - нету.
Рафалович со вздохом произнес:
- Ладно. Берите так...
Конечно, уклонился я от этого поручения. Мои обязанности взяла на себя Тамара Юрьевна Хмельницкая.
Помочь Риду не удалось. Он совершенно невменяем...
ДИРЕКТОР КОНДРАШЕВ
Есть один документ, характеризующий наши литературно-издательские порядки. (Копия снята в Ленинградском обкоме. ) Предыстория документа такова.
Вышла нашумевшая книга - "Мастера русского стихотворного перевода". Ей была предпослана статья Эткинда. Коротко одна из его мыслей заключалась в следующем. Большие художники не имели возможности печатать оригинальные стихи. Чтобы заработать на хлеб, они становились переводчиками. Уровень переводов возрос за счет качества литературы в целом.
