Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»
– «Все кончится, я брошу мужа», говорила она.
Но она не могла убѣдить себя, что[1133] это будетъ.
То самое положеніе ея, которое такъ восхищало ея тетушку и которымъ она не дорожила, ей казалось, было для нея, особенно теперь, когда письмо мужа давало ей увѣренность, что это внѣшнее положеніе останется, было такъ дорого, что, какъ она ни убѣждала себя, она не могла рѣшиться ѣхать и сказать Вронскому и отослала карету. Но, отославъ карету, она ничего не могла придумать и, сложивъ руки на столѣ, положила на нихъ голову и стала плакать. Она плакала о томъ, что мечта ея уясненія, опредѣленія положенія разрушилась. Она знала впередъ, что все останется по старому. Объ этомъ она плакала. Гувернантка пришла съ гулянья и заглянула на Анну. Анна увидѣла ее и ушла плакать въ свою комнату. Аннушка взошла, посмотрѣла на нее и вышла, но немного погодя вошла опять.
– Анна Аркадьевна, – сказала она, – извощикъ ждетъ.
– Вѣдь я велѣла уѣхать.
– Извольте ѣхать, что вамъ скучать. Я сейчасъ подамъ одѣться.
Барыня и служанка взглянули въ глаза другъ другу, и Анна поняла, что Аннушка любитъ, прощаетъ ее и все знаетъ, не желая пользоваться своимъ знаніемъ.
– Я приготовила синюю на чехлѣ.
– А баска? – сказала Анна.
– Я пришила.
– Ну такъ давай одѣваться.
* № 78 (рук. № 59).
«Нѣтъ, я должна видѣть Алексѣя (такъ она мысленно называла Вронскаго). Онъ одинъ можетъ сказать мнѣ. И я ничего, ничего не знаю. Отвѣтъ?» Она быстро написала мужу: «Я получила ваше письмо. А.» и, позвонивъ, отдала лакею.
«Да, я должна видѣть Алексѣя, онъ одинъ можетъ сказать, что я должна дѣлать». И опять, когда она вспомнила о Вронскомъ, чувство враждебности, досады, неопредѣленнаго упрека поднялись въ ея душѣ. «Онъ счастливь, онъ доволенъ, онъ не чувствуетъ одной тысячной тѣхъ страданій, которыя я переживаю. И пускай не чувствуетъ. Онъ далъ мнѣ счастье и любовь, и я не попрекну его. Онъ одинъ остается у меня. – И женская материнская нѣжность къ нему наполнила ея душу. – Пусть будетъ онъ счастливъ безъ страданій. Да, мнѣ надо видѣть его».
* № 79 (рук. № 48).
<Теперь, послѣ полученія письма, оно напомнило ей то, что есть будущее, что положеніе, въ которомъ она находилась, не можетъ продолжаться, что необходимо предпринять что нибудь. Но въ томъ положеніи, въ которомъ она находилась, она не могла ничего обдумывать одна. Она не жила своей жизнью. «Надо видѣть его, надо показать ему письмо мужа. Онъ рѣшитъ, что надо дѣлать», сказала она себѣ. И ей вспомнилось его предложение, требование даже оставить мужа и соединиться съ нимъ, и, не отдавая себѣ отчета въ своемъ желаніи, въ томъ, что она желаетъ этаго, что она будетъ вызывать Вронскаго на повтореніе предложенія оставить мужа, она съ письмомъ мужа въ карманѣ поѣхала въ тотъ же день[1134] на свиданіе съ Вронскимъ.
Свиданіе это должно было происходить на знаменитой своей роскошью вновь купленной отъ князей Прозоровскихъ дачѣ, у новаго финансоваго человѣка барона Илена. Баронъ Иленъ былъ новый финансовый человѣкъ, вступившій вслѣдствіи только своего богатства въ высшій Петербургскій кругъ. Всѣ, т. е. большинство, ѣздили къ нему и принимали его и его жену.>
Анна встрѣтила Баронессу Иленъ у Бетси и получила приглашенiе. При прежнихъ условіяхъ жизни Анна отказалась бы, во первыхъ, потому, что у Анны было тонкое свѣтское чутье, которое указывало ей, что при ея высокомъ положеніи въ свѣтѣ сближеніе съ Иленами отчасти роняло ее и снимало съ нея пушокъ исключительности того круга, къ которому она принадлежала, и, во вторыхъ, потому, что по какимъ то дѣламъ, которыя онъ имѣлъ съ правительствомъ, Иленъ нуждался въ содѣйствіи Алексѣя Александровича, и потому Анна должна была избѣгать его. Но теперь, при ея новомъ взглядѣ на вещи, ей тотчасъ же пришли въ голову никогда прежде не приходившiе либеральныя разсужденія о томъ, что нѣтъ никакой причины ставить Барона Илена ниже другихъ людей, не имѣющихъ той энергіи и дарованій, и что баронъ Иленъ во всякомъ случаѣ лучше Князя Корнакова, извѣстнаго негодяя, къ которому всѣ ѣздятъ и котораго всѣ принимаютъ. Анна пріѣхала[1135] съ Бетси раньше обѣда, какъ онѣ и были званы на партію крокета.
Довольно большое общество уже было собрано въ саду, когда Бетси и Анна, пройдя черезъ дачу, сходили по широкой съ отлогими ступенями, уставленной цвѣтами лѣстницѣ, ведущей къ фонтану и устроенному вокругъ крокетъ граунду.
Хозяинъ съ молоткомъ крокета въ рукахъ, рыжеватый, тонколицый, сильный мущина, съ тѣмъ особеннымъ лоскомъ на лицѣ и одеждѣ, который бываетъ только у очень богатыхъ людей, скорымъ шагомъ съ покорно радостной, притворной улыбкой поспѣшно встрѣтилъ ихъ.
Хозяйка – красивая overdressed[1136] женщина – съ такой же улыбкой шла за нимъ. Анна съ трудомъ могла видѣть хозяевъ и отвѣчать на ихъ привѣтствія. Она всегда въ ожиданіи встрѣчи съ Вронскимъ испытывала волненіе, заставлявшее часто и крѣпко биться ея сердце. Въ нынѣшній разъ это волненіе особенно усилилось тѣмъ сознаніемъ, что онъ особенно нуженъ ей для переговоровъ о полученномъ письмѣ. Механически отвѣчая хозяйкѣ на ея приглашеніе принять участіе въ игрѣ, она отъискивала глазами Вронскаго и чувствовала, что ея взглядъ замѣченъ, но не могла воздержаться. Его не было. Анна [по]чувствовала[1137] вдругъ тоску и отвращеніе ко всему и всѣмъ. И ей стало уныло, и нервы опустились.
* № 80 (рук. № 49).
Слѣдующая по порядку глава.
Анна ѣхала съ Княгиней Бетси Тверской къ Роландаки, и во время этаго переѣзда между ними шелъ оживленный и очень интересный для Анны разговоръ. Княгиня Тверская была натура совершенно противуположная Аннѣ, и Анна любила быть съ нею.
Разговоръ по обычному порядку вещей начался осужденіемъ тѣхъ, къ кому онѣ ѣхали.
– Я не понимаю, – сказала Анна, – для чего вы ѣздите къ нимъ. Вѣдь вы сами говорите, что они чуждые вамъ.[1138]
– Для чего я ѣзжу? Точно для того же, для чего я ѣзжу къ Б., Ч., ко всѣмъ. Они члены общества, это свершившійся фактъ.
– Но вѣдь вы и Б. и Ч. сдѣлали то, что это сверш[ившійся] фактъ. Если бы вы не ѣздили?..
– Ну а для чего вы ѣдете?
– Вы меня везете.
– Ну и меня также повезли. Все это дѣлается само собой. Ну и потомъ есть манера. И поѣсть ихъ обѣдъ такъ, чтобы они всякую минуту чувствовали за это благодарность.
– Поучусь этому нынче подъ вашимъ руководствомъ. Вы знаете, у меня была еще причина, т. е. есть причина, – поправилась Анна, – по которой мнѣ непріятно ѣздить къ нимъ. У этаго Роландаки есть какія то дѣла, зависящія отъ мужа. И потому Алексѣй Александровичъ избѣгаетъ его.
– Я не понимаю, зачѣмъ вашему мужу, имѣя такую репутацію неподкупности, на каждомъ шагу бояться. Кто слишкомъ много говоритъ, тотъ ничего не говоритъ. И потомъ мы, женщины, не обязаны ничего этаго знать.
– Вотъ это самое и я думаю. Говорятъ, очень хорошій домъ.
– Непозволительная роскошь, такъ что гадко.
Анна, перемучавшись все утро теперь съ той минуты, какъ она одѣлась и сѣла въ карету, чувствовала себя не то что спокойной, но способной, какъ бы отложивъ и заперевъ все горе и сомнѣніе въ какое то особое отдѣленіе души, ни на секунду не переставая чувствовать всю тяжесть горя, отдаваться вполнѣ привычнымъ интересамъ свѣтской жизни.
– Нѣтъ, ужъ если вы хотите учиться, то вы учитесь у Лизы Меркаловой. Надо видѣть, какъ она третируетъ ихъ. Но она за собой привела высочество, и потому ей все позволено. Она прямо сказала, что она пріѣдетъ, если при ней будетъ ея Мишка. И Мишку, т. е. молодого Графа[1139] Коншина, позвали.
– А Денкопфъ будетъ? – спросила Анна.
Лиза Меркалова была одна и едвали не главная изъ небольшаго кружка крайнихъ петербургскихъ модницъ, которыя въ подражаніе чему то называли себя les sept merveilles.[1140] Денкопфъ была другая изъ этихъ дамъ, и поэтому то Анна спросила про нее.
– И Маслова и Княгиня Астрахова. Такъ что это собраніе почти всѣхъ семи чудесъ. Двухъ недостанетъ. Мы съ вами будемъ исполнять должность, если намъ сдѣлаютъ эту честь, – насмѣшливо сказала Бетси.
Княгиня Тверская сама не принадлежала къ кружку 7 чудесъ. Она для этаго не была не то что достаточно хороша, такъ какъ въ числѣ 7 чудесъ были и некрасивыя женщины; но она не имѣла той распущенной, отчасти грубой, отчасти утонченной[1141] нечистой женской возбудительности, которая составляла общую черту[1142] 7-ми чудесъ. Княгиня Тверская была настолько умна, что она и не пыталась подражать этимъ дамамъ, усвоившимъ себѣ вполнѣ тонъ родственный имъ по природѣ – тонъ распутныхъ женщинъ. Княгиня Тверская понимала маневръ этихъ дамъ. Онѣ, съ одной стороны, имѣли такую высоту положенія, что никто никогда не могъ смѣшать ихъ съ распутными женщинами,[1143] были увѣрены, что въ этой модѣ уже никто, не имѣя ихъ высоты положенія, не рѣшится подражать имъ, и онѣ останутся единственными и неподражаемыми и будутъ жить легко и весело, и знала, что она не можетъ подражать имъ. Маневръ этихъ дамъ состоялъ въ слѣдующемъ: положеніе этихъ дамъ было такъ высоко и прочно,[1144] что онѣ смѣло могли, удерживая своихъ поклонниковъ, усвоить самый пріятный и естественный для нихъ тонъ распутныхъ женщинъ. Это не могло ихъ уронить. Напротивъ, это достигало главной цѣли – совершеннаго рѣзкаго отличія отъ всѣхъ другихъ женщинъ, которыя не могли подражать имъ въ этомъ. Это была такая мода, которую нельзя было купить у модистки и въ которой онѣ оставались единственными и становились на нѣкоторый общественный пьедесталъ.[1145] И такъ какъ поклонники требовали именно распутной привлекательности и женщины и имѣли ее, то они и держали своихъ поклонниковъ и вмѣстѣ съ тѣмъ пользовались самой для себя пріятной, отличающей ихъ отъ всѣхъ другихъ женщинъ, но не роняющею ихъ распущенной[1146] жизнью. Почти всѣ эти дамы курили, пили вино, для того чтобы оно возбуждало ихъ, и позволяли внѣ семьи [?] обнимать себя и многое другое. Бетси въ глубинѣ души завидовала имъ, но была настолько умна, что,[1147] случайно избравъ себѣ не достаточно важнаго поклонника и зная свою непривлекательную натуру, и не пыталась подражать имъ; но, чтобы не выказать своей зависти, никогда и не осуждала этихъ дамъ, составившихъ въ томъ великосвѣтскомъ кругу, въ которомъ жила Бетси, отдѣльную и высшую по тону секцію.
