Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 1) (-)
В столовой, пыхая дымом, Чертаев и полковник Пупко пили коньяк и ликеры; Пупко крутил бакенбарды, разноцветный нос его сиял; увидев Сивачева и Клару, он опустил брови и запел басом: "Он ей сказал: клянусь я вам, я жизнь и шпагу - все отдам для поцелуя". Чертаев, поведя усами, отошел к буфету и достойно поклонился. Сивачев едва ответил на приветствие. Клара сердито топнула ногой: "Опять напились, убирайтесь отсюда, пьяницы!" Она растопырила пальцы, как маленькая, и шепотом Сивачеву:
- Что с ними делать?.. Пьяные оба...
- Люблю, - сказал Сивачев.
- Тише, молчи... Знаешь что - надо их в карты усадить играть... Проиграй им какую-нибудь мелочь... Они будут очень довольны, оставят нас в покое...
Согнутым коленом она коснулась его ног... Шептала, бормотала, дышала в лицо горячим дыханием. От волнения, духоты, вина - Сивачеву стало дико на душе.
Сизоносый Пупко кричал, мотал бакенбардами:
- Желаю выиграть руп двадцать...
Чертаев все с тем же достоинством начал раскрывать ломберный стол. Зажег свечи...
- Я мечу банк, - кричал Пупко, - руп двадцать!.. Сивачев сел к столу, Клара - рядом, положив голую руку ему на плечи. Он вынул из кармана, не глядя, пачку денег, сдал и выиграл. Клара засмеялась. Пупко, схватив себя за бакенбарды, разинул рот, пялился на свет свечей, хрипел. Сивачев опять сдал и снова выиграл. Тогда Чертаев спросил его хмуро:
- Примете вексель?
"Ох, слишком везет, не надо играть", - быстро подумал Сивачев. Клара подала стакан с вином, он выпил залпом. Пупко ерзал бакенбардами по кредитным бумажкам.
- Ва-банк, - сказал Чертаев, закусывая длинный ус, и - выиграл. Теперь стал метать он. Сивачев ставил, не считая, и проигрывал. Из-за плеча белая Кларина рука опять поднесла ему стопочку огненного напитка. "Гибну, гибну", - подумал он с диким весельем. Пупко теперь перестал кривляться, багровое лицо его было серьезно. Чертаев сдавал все так же мрачно и невозмутимо.
- За вами семь тысяч, - сказал он. Сивачев полез по карманам. Там ничего больше не было. Клара исчезла.
Сознание гибели словно пронзило его от головы до коченеющих пальцев. Сквозь сигарный дым лицо Чертаева казалось страшным, как у разбойника.
Упал стул. В дверях прихожей стоял князь Назаров, с боков его кривлялись две морды, Жоржа и Шурки. Сивачев провел рукой по глазам. Поднялся. Назаров, отвратительно улыбаясь, сказал:
- Не одолжить ли вам, сударь, несколько денег...
Тогда Сивачев глухо вскрикнул, поднял стул, замахнулся им, но сзади насели на него, поволокли к двери, выпихнули на холод, вдогонку швырнули пальто.
Сивачев ухватился было за угол дома, но, скользя, сел на ступеньки, и так сидел, засыпаемый, при свете фонаря, мокрым снегом.
7
Прошла зима... Невский клуб, известный в ту пору крупной игрой, гудел, как улей. У золотого стола стояла толпа, жадно глядя, как люди в смокингах поднимали скользкие карты, осторожно заглядывали в них, и на сукно сыпалось золото и бумажки.
Банк метал Сивачев, не спеша раздавая карты. Его лицо сильно изменилось за это время, осунулось, пожелтело, между бровей лежала резкая морщина... Через стул от него сидел Чертаев. Напротив - князь Назаров, этот был, как в лихорадке, красный - пятнами, весь обсыпан сигарным пеплом... Карты дрожали у него в пальцах.
В толпе, окружавшей стол, расспрашивали про Сивачева. Он играл в клубе всего третий раз... Говорят, в первый-то раз пришел худущий, страшный... Но ему дьявольски повезло оба раза... А сегодняшний банк перевалил за сто тысяч...
Никто из присутствовавших не знал, что месяц тому назад Чертаев, зайдя однажды в один из карточных притонов у Пяти Углов, чтобы поиграть для души - честно и недорого, в подвальной комнате, где резались в "железку", увидел Сивачева, но такого обшарпанного, с ямами на землистых щеках, с воспаленными глазами, в грязном белье, что, не стесняясь, взял его под руку:
- Александр Петрович, вот не ожидал, дорогой... Идем водку пить.
У Чертаева мгновенно возник особый и замечательный план, и, хотя Сивачев, быстро обернувшись, оскалил зубы и скользнул было в толпу "арапов", он, добродушно хохоча, увлек его в грязный буфет и, глядя, как тряслась у Сивачева рука, держа студеную рюмку, сказал ему, значительно подмигнув:
- В нашем деле, Александр Петрович, главное' - верная и точная рука. Эка у вас как трясется...
- Идите к черту, - ответил Сивачев, - денег, что ли, хотите дать?
- Давно в таком положении? - Пью четвертый месяц.
- Значит - вдрызг, до нитки?
- А вам какое дело?
- Послушайте, Александр Петрович, вы - дворянин, так нельзя все-таки, вы даже, вот видно, и не мылись.
Сивачев с бешенством поглядел на Чертаева, потом уперся локтем о столик, перекосился и вдруг легко, по-алкоголичьи заплакал. Крепко взяв его повыше локтя, Чертаев сказал:
- Вы должны мне довериться... Мы все поправим... Сивачев задвигал бровями, силясь понять; глаза его на минуту, словно прояснев, расширились:
- Вам, что ли, нужен свеженький, для гастролей?.. - Да!..
Тогда Сивачев медленно схватил себя за голову, глаза его закатились, скрипнул зубами, но - и только... Чертаев увез его к себе, вымыл в ванной, и Сивачев ровно сутки спал у него на диване... Затем Чертаев много с ним говорил, посоветовал к нему переехать жить на некоторое время, на что тот без возражения согласился... Оказалась, что у него не было даже перемены белья. Чертаев все это ему купил и в продолжение одиннадцати ночей обучал Сивачева знаменитому чертаевскому приему с шелковым поясом, который надевался под жилет, - в нем скрывалась "накладка", или особым образом стасованная колода. Неожиданно Сивачев проявил большие данные. Было условлено, что Сивачев играет только три раза. Двадцать пять процентов с выигрыша идут в его пользу, остальное - Чертаеву. Сивачев и на это согласился...
Сегодня после огромного напряжения Сивачеву удалось, как и в первые два раза, незаметно положить "накладку" (Чертаев затеял в это время ссору в другом конце стола). В "накладке" было шестнадцать ударов, - целое состояние... Девять раз он уже прометал. Князь Назаров шел все время ва-банк. В это время к Чертаеву подошел Шурка и шепнул:
- Сегодня Сивачев купил билет в Париж, - понимаете?..
Сивачев убил десятую и одиннадцатую карты.
В банке было восемьсот тысяч... На всех столах бросили играть, столпились у золотого стола. Тогда Чертаев, перегнувшись через соседа, сказал:
- Александр Петрович, возьмите меня в половинную долю.
- Нет, - резко ответил Сивачев...
- Двадцать пять процентов мои?..
- Нет.
Князь в это время пошел опять ва-банк. Сивачев убил и двенадцатую карту.
В зале стало слышно, как со свистом дышит кто-то апоплексический... Князь вынул платок и отер череп...
- Ва-банк, - сказал он...
- Десять процентов? - спросил Чертаев.
- Нет, - как ножом полоснул Сивачев...
Тогда Чертаев поднялся, ударил костяшками, руки по столу и крикнул:
- Господа, прошу снять деньги: карты краплены. У Сивачева сейчас же упали руки. Он позеленел, отвалилась челюсть.
- Я был уверен в этом, мерзавец! - закричал ему Назаров, схватил, царапая по сукну ногтями, три карты, разорвал их и бросил Сивачеву в лицо.
Сивачев поднялся, рванул на себе фрачный жилет, из-за шелкового пояса вытащил обменную колоду, подал ее князю и кинулся в ревущую толпу...
Утренняя заря ударила в окна, вдали загромыхала по рельсам первая конка, а Сивачев все еще сидел у себя в номере, курил, глядел на высокие над Петербургом розовые перья облаков.
Мыслей не было, - только мчались воспоминания, иногда сожаления. До мелочей припомнился сегодняшний вечер, - весь страх перед тем, как сделать роковое движение, усилие воли и - удача... Зачем он заупрямился? Отдать бы Чертаеву половину... Нет!.. Он чувствовал, что в этом упрямстве он весь... А - Назаров?.. Ну, этот заплатит за все...
Сивачев вынул из ящика пистолет, отмерил пороху, разорвал носовой платок - запыжил, вкатил пульку, забил ее деревянным молоточком и, сунув пистолет в карман брюк, вышел... Но через несколько минут он вернулся, ища папирос... Он избегал зеркала... Папиросы лежали на туалете... Беря их, он все же взглянул на себя... Из мутного зеркала смотрели на него побелевшие глаза, расширенные ужасом... Тогда он осторожно снял шляпу, провел по лбу, где был красноватый рубец от нее, резко отдернул кверху рукав. Приложил дуло к середине лба и, криво усмехаясь, нажал курок...
В ЛЕСУ
1
В начале апреля ночь была темная, а земля такая топкая, что лошаденка, дергаясь в хомуте, насилу выворачивала из колдобин тяжелую телегу, в которой, вцепясь в нахлестки, сидели мужики.
Место было глухое и перекопанное ямами по всей долине, между озерами Кундрава и Лебяжьим на юго-восточном склоне Урала. Налево, невидимый, глухо шумел бор, а в лицо сырой ветер гнал острый и гниловатый запах вскрывшегося озера.
- Смотри, Лекся, не выверни под кручу, держи левее, - сказал один из мужиков тому, кто правил. Правящий нагнулся и, силясь разглядеть колеи, натянул вожжи; лошаденка стала. Тогда явственно послышался плеск воды, мягкий звон и шелест льдин, которые в темноте высовывались на берег, осыпались, и между ними бурлило студеное озеро.
