Владимир Гусаров - Мой папа убил Михоэлса
У одного из обитателей на тумбочке две затрепанные книжки: "Со взведенным курком" и "След на дне" - детективы. Номер "Юность" раскрыт на мемуарах Конева "В битве за Москву".
В столовой на столах та же черная икра и прочие деликатесы, но мне подают омлет - строгая диета после резекции желудка.
Врач, красивая брюнетка лет тридцати пяти, уговаривала бросить курить и стращала импотен-цией и мучительной смертью. Выслушал ее, встревожился и побежал покурить "в последний раз".
Приборы на столах серебряные, именные. При экспроприации на всех не хватило, но самые достойные получили их в коллективную собственность. Одна из больных (или курортниц?) отозвалась о моем отце:
- Николай Иванович - прекрасный человек. У нас его все любят.
В корпусе остался, кроме меня, лишь один мужчина лет пятидесяти, с палочкой. В воскресенье его навестили жена с инфантильной дочкой лет двадцати. Потом сосед поведал мне историю: у одного подростка обнаружили гонорею, стали допытываться, от кого. "Не знаю,- говорит,- мы в звездочку играли".- "Это еще что?" - "Девочки ложатся головками друг к другу, звездочкой, а мальчики по ним путешествуют, кто первый кончит, бежит за вином". Пришлось всю "звездочку" проверять...
Незнакомый отдыхающий спросил:
- Вы транзистор захватили? Что передают?
Я рассказал.
- Дал маху Сталин, что позволил Тито уйти живым, прозевал... Дубчека прозевали, Тито прозевали, Чаушеску прозевали, одного Гомулку вовремя к рукам прибрали.
В палате появился сосед - Г. А. Давыдов, небольшого роста, аккуратный, выдержанный мужчина. Как все - полуобразованный. Спросил меня:
- Вы в Голицино не бывали? Вот там оборудовано!
Поскольку я нестерпимый дурак, я схлестнулся с ним в первый же вечер. Слушая воззвание Яхимовича, он все повторял:
- Вот сволочь! Вот враг! Вот гад!
- Но зачем же было приплетать ограбление банка? Обыскивайте, но к чему брехать, что за способ "сохранения законности"?
- Значит, рано было говорить об истинной цели обыска. Но видите, он же себя показал, гад!
И весь вечер я ругался с ним, после чего, естественно, аппаратчик стал смотреть на меня с чекистской подозрительностью.
- Наши... Чужие...- бормотал он огорченно.- Клевещут, подстрекают, антисоветчину изрыгают... Никита виноват... Африканцы еще заплатят... Ждать, когда ФРГ войска введет... Не хватает еще нового Дубчека... Это подстроено...- В голосе его слышалась искренняя озабочен-ность.- Это спланировано...
Проходил знаменитый хоккейный матч с Чехословакией.
Пожилая дама в почтовом отделении:
- Все против нас. Это их американцы подзуживают, сволочи!
Я подошел к телевизору.
- Эйзенхауэр умер.
Откликнулась только старушка-уборщица:
- Чтоб они все передохли...
- Кто "все"?
- Все эти... которые против нас...
Давыдов (не без ехидства):
- Слышали голос народа?
Давыдов уехал, на его место поселился студент философского факультета, здоровенный детина двадцати одного года. Ввиду близящихся экзаменов он набрал с собой книг по марксизму и прочей диалектике, но читал все больше детективы. За столом рядом со мной сидела молодая, кокетливая и капризная дамочка. Вечером она отвела меня в сторону и назидательно сказала:
- Мы знаем, что вы все время слушаете "Голос Америки".
- Ну что вы!
- Да-да! И пожалуйста не развращайте мальчика, не смейте слушать при нем, иначе мы будем вынуждены вмешаться!
- Уверяю вас, это ошибка... Кстати, он слушает только музыку, когда начинается текст, он читает книжку. Поверьте, ему ничего не грозит.
- Учтите, что я вам сказала.
Позднее я встретил этого "мальчика" в троллейбусе, спросил, слышал ли он о побеге Анатолия Кузнецова и стал живописать событие в подробностях (я даже в телеспектакле умудрился пригласить героиню Андриану на заграничный фильм "Шляпа пана Анатоля", и кое-кто из зрителей намек понял, например, Володя Паулус). Философа обстоятельства побега не интересовали.
- А, что о нем говорить - отрезанный ломоть!
ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ ИЗЪЯТОГО ДНЕВНИКА
Из беседки пропала дореволюционная большевистская брошюра: "Демагогия и провокация", описывавшая методы, которыми пользуется черная сотня для дискредитации интеллигенции, инородцев, студентов и прочих "внутренних врагов". Позднее, при обыске была изъята другая большевистская брошюра, издательства "Искра", "Кто такие враги народа" - на эту же тему. Убедившись, что брошюра подлинная, а не переизданная где-нибудь "там", мне ее через два года вернули.
С Петром Григорьевичем устроили перепалку из-за Евтушенко и Китая. Я говорил, что разрыв отношений с Китаем - благо, это приблизит кризис тоталитаризма, а конформистские стишки тоже могут пригодиться.
- Вы не марксист-ленинец!
- Откуда мне им быть! Впервые такого вижу! Вот смеху-то будет, если китайцы придут сюда с "братской рукой помощи"! Не дай Бог! Желтая опасность...
- Я всю жизнь выдавливал из себя шовиниста - шовинизм питается внушением, что у тебя что-то еще можно отнять, а тебе ничего не принадлежит!
В комнату заглянула Зина Михайловна.
- На той стороне улицы ваш "разговор" слышно!
Был отец. Сидел, молчал. Я опять без работы - в подписанты попал.
- Хо Ши Мин умер...
- Знаю...
- Знаешь?! Опять Би-Би-Си слушаешь?
- Нет... Сегодня в семь утра "Опять двадцать пять" не передавали, я и догадался...
- Что ты подписываешь? Что вы там можете написать? Григоренко арестован? Так вы думае-те, что поможете ему своими петициями? Не морочь мне голову - меня еще пока невменяемым не признали. Вам бы только советскую власть порочить. Я буду читать то, что одобрено.
Ю. Ш. задал вопрос преподавателю марксизма:
- Как же быть с народами, которые выселили и распылили, как им сохранить национальную культуру?
Педагог побледнел, глаза забегали.
- Я имею в виду индейцев Америки,- добавил Юра.
Преподаватель вздохнул облегченно и радостно объяснил:
- Так это противоречия капиталистической системы!
"Если друзья Натальи Горбаневской не оставят в покое ее детей, мы их отдадим в детский дом".
Говорят, Мстислав Ростропович позвонил Фурцевой:
- Екатерина Алексеевна, чтобы не было лишних сплетен, докладываю вам лично: Солженицын живет сейчас у меня.
- Да как же так?! Вы же за границу ездите!
- Ну что ж... Могу и не ездить...
ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ И ПЕТЬКА
оказались необычайно плодоносной жилой. Сейчас к ним и Анку подключили, и даже Фурманова, хотя в народе последний не котируется.
- Василий Иванович, Фантомаса поймали!
- Да что вы, ребята... Отпустите, это же Котовский.
- Кто вчера напился? Два шага вперед!
Все стоят, хотя пьяны, конечно, были все, в том числе и чекист Мишка Вихман. Петька пил с "самим", так что ему смысла нет отпираться - он один и делает два шага вперед.
- Так, пойдешь со мной опохмеляться. Остальные - нале-во! На политзанятия к Фурманову - шагом арш!
- Василий Иванович, ты на рояле играть можешь?
- Могу, Петька, но не люблю - карты соскальзывают.
- Василий Иванович! А ты нашу, разудалую, "русскую" мог бы?
- Конечно, Петька!
- А "венгерку"?
- И венгерку!
- А "польку"?
- И польку!
- А "летку-енку"?
- Да что я с двумя делать-то буду?
- Понимаешь, Петька, спрашивают меня на экзаменах в академии: "Изобразите нам квадратный трехчлен", а я не то что изобразить, я представить себе такого не могу!
Теперь, пять лет спустя, появились совсем уж шизофренические анекдоты:
Идут Василий Иванович со Штирлицем по Берлину, навстречу - Фидель Кастро.
- Салют, комбайнерос!
Чапаев спрашивает:
- А это кто такой?
- Солженицын.
- Надо же... Как очернили человека!
Рассказывают анекдоты про Веронику Маврикиевну и Авдотью Никитичну (которых создали популярные эстрадники Владимиров и Тонков) и про Хазанова (его сценическая маска - советский идиот).
ЯКИР
- Пан Гусаров, пойдемте,- сказал он, столкнувшись со мной возле своего подъезда.
Сели в автобус, тут же сошли на Автозаводской, купили бутылку "Старки" и Алжирского, обследовали легковые машины, такси.
- Странно, по воскресеньям нет хвостов...
У лифта вдруг изрек:
- Ты тайно влюблен в мою дочь!
Дома объявил во всеуслышанье:
- Господин Гусаров сказал: "Нужны мне эти жиды - я из-за Ирочки сюда хожу!" А что, нет? Тогда скажи: "Я не люблю вашу дочь!"
Опять гуляли, и опять в воскресенье. Я видел собственными глазами, как за автобусом, в который мы сели, двинулись две машины - полностью укомплектованные.
- Смотри,- сказал Якир.- Сейчас мы проедем место, где легковым проезд запрещен, а они проедут, и на одной из остановок будет подсадка.
Мы сошли у Автозаводского моста, когда головная машина нашего эскорта уже въехала на мост.
- Смотри - сейчас она развернется на мосту, это строжайше запрещено, а им это начхать.
Действительно, развернулась.
Мы пересаживались с трамвая на трамвай, маршрут меняли и как будто от "хвоста" оторва-лись, но у Павелецкого, где мы собирались сойти, эскорт был на месте.
