Дмитрий Григорович - Скучные люди
Но это еще ничего; встречаются особы, которые распространяют свое самолюбие не только на то, когда дело идет о их коже или личности, но решительно на все, что хотя сколько-нибудь к ним приближается, что входит в круг их жизни, быта и понятий.
С сокрушенным сердцем должен сказать, что в этой категории скучных людей по преимуществу, не последнюю роль занимают особы прекрасного пола, – матери семейств, владелицы дач, собственных домов, деревень, – словом имеющие какую-нибудь собственность, – хоть бы даже собственность заключалась в моське. Положим, вы встретились с одною из таких дам. О чем ни заговорите, ей непременно кажется, что вы подпускаете шпильку. Дом ее сыр и холоден, – вы говорите о тепле, – даже ничего не говорите, только потираете руками, – шпилька! Дама москвичка; вы говорите с увлечением о Петербурге, – шпилька, и в добавок еще, шпилька, подающая повод к скучному и бесполезному спору. Вы хвалите военную службу, – шпилька: сыновья дамы служат по штатской; хвалите штатскую службу, – дама раздражается: сыновей ее обошли чином. У дамы куча родственников; между ними находятся помещики, чиновники, великие мужи и мелюзга, богатые и бедные, пьяницы и шулера; обдумывайте и взвешивайте каждое ваше слово говоря вообще и о помещичьем сословии, о чиновниках, шулерах и проч. Дача дамы в Сокольниках или на Крестовском, – говорите о Сокольниках и Крестовском как о священных рощах. Дом дамы на Вшивой горке[22], – с уважением относитесь об этом переулке; дама переехала на Никольскую, – Никольская делается тотчас же первою улицею столицы. – "Неужто, думаете вы, все, что приближается к этой даме, лучше того, что у других людей? Неужто в самом деле, башмачник, у которого заказывает она башмаки себе и детям, лучше других башмачников? Горничная ее красивее и ловче других? Лошади сытее других лошадей? Дети умнее и воспитаннее других детей? Староста ее честнее и проницательнее других старост? Виды ее деревни краше других видов? Обои ее гостиной привлекательнее других обоев? И неужели даже, вчерашний ее знакомый лучше моего знакомого, которого знаю я десять лет?..." Непременно все это должно быть лучше! Если б дама могла согласиться спокойно и без раздражения, что то или другое хуже у нее, чем у вас, – она не была бы тогда скучною.
Переход от самолюбиво-щекотливых к раздраженным так мал, что почти незаметен. Симптомы у них одни и те же. Форма последних несколько разве грубее и в основании их недуга скрывается может быть больше зависти и меньше терпимости, чем в первых.
При всем том, однако ж, если взять самую самолюбивую личность, и противопоставить ей, например, раздраженного без воспитания, разница между ними выйдет несоизмеримо огромная. Такому человеку ровно ничего не стоит произнести с особенной интонацией: – "Вы врете!" когда не нравится ему ваша мысль. Вы скромно сознаетесь, что ощущение изящных искусств вам больше по сердцу, чем греческий язык; если только раздраженному нравится греческий язык, и он круглый невежда в деле изящных искусств, – он скажет не обинуясь[23]: – "Вы чушь порете! так могут говорить одни неучи!" и проч., и проч. Вам нисколько не легче, когда вам скажут: – "Не сердитесь на него, что он так... все это происходит, поверьте, от боли в печени и ревматизма..." Снова повторяю: таким людям место не в обществе, а в больнице.
Существуют еще раздраженные в таком роде: К* (вы это наверное знаете), весь не стоит десяти копеек; между тем, приятели или добрые люди хлопочут за него, отбивают себе пятки в приемных сильных мира сего, и выхлопатывают ему место с восемью стами рублей серебром жалованья. Не возмутительно ли видеть, что К* продолжает все-таки раздражаться; К* недоволен; страшно недоволен и местом, и товарищами, которые за него хлопотали; он изливает на все и на всех яд желчи, мечет огнь и пламя, осуждает свет в коварстве, людей в злобе и черной неблагодарности. Кроме названия скучного человека, не заслуживает ли еще К* названия грубой скотины? Непременно заслуживает!
Избави вас Бог, почтенный читатель, иметь в числе ваших знакомых или родственников одного их этих нетерпимых. Положим, что таковой найдется; подвергните его испытанию, чтобы убедиться, что нет на земле существа более несносного и менее позволительного. Положим, предлагаемая статья пришлась ему не по вкусу; покажите ему только вид, что вы ее читали. Он разбранит автора, разбранит журнал, достанется даже, ни за что, ни про что, всему русскому книгопечатанию; мало того, сами вы рискуете получить неприятность; он скажет, что одни ограниченные люди могут тратить время на чтение такого вздора, что вы человек без вкуса, без такта, без чутья, и проч. Если такой нетерпимый ваш муж (о, да спасет вас небо от этого, моя милая читательница!), – он, чего доброго, вырвет даже книгу из рук ваших и вышвырнет ее за окно. Хорошо еще, если этим кончится.
Между раздраженными, часто, впрочем, попадаются субъекты, которые, относительно говоря, почти безвредны; то, по большей части, люди очень робкие, не смеющие высказывать своей раздражительности, но тем не менее наводящие невыносимую скуку уже одним свои присутствием и унылой физиономией, которая, заметьте, всегда бывает желтою и всегда странно как-то передергивается.
Другие позволяют себе раздражаться, но не против вас, а только в вашем присутствии, против жены, детей, и чрез то самое ставят вас в безвыходно-фальшивое положение; известно, что в таком положении человек испытывает всегда невыносимую скуку.
Вас позвали обедать. Подают суп; внезапно хозяин дома бросает ложку.
– Это черт знает что такое! восклицает он, обращаясь к жене: ты, душа моя, ни за чем не смотришь... Этот повар мерзавец!... я ему надаю пощечин!... Это, наконец, твое дело смотреть...
– Но, друг мой.... возражает сконфуженная хозяйка дома.
– Но, душа моя, вскрикивает муж: – повторяю тебе, это черт знает что такое! Если ты не намерена заниматься хозяйством, так ты скажи лучше... Иначе... это...
И пошла перепалка, от которой у вас каждый кусок колом становится в горле.
Являюсь я однажды в одно семейство; там только что собрались ехать в зверинец; меня приглашают ехать вместе; мы отправились. При входе в зверинец, глава семейства берет на руки младшего сына с тем, чтобы показать ему льва. Ребенок быстро отворачивает голову и начинает трястись всем телом.
– Вот лев, самодовольно говорит отец; – что ж ты не смотришь?... а?...
Ребенок продолжает трястись и отворачивает голову.
– Смотри на льва! я тебе приказываю! Смотри на льва!!... вскрикивает отец, стараясь повернуть сыну голову.
Ребенок плачет. Я упрашиваю отца оставить ребенка.
– Как! вскрикивает отец: – нет, не будет этого!! Смотри на льва!! Он сын военного, сам будет военным и не должен быть трусом! Смотри на льва!!..
Ребенок заливается ревом. Мать присоединяет свои просьбы к моим.
– Оставь меня! яростно возражает муж: – я знаю, что делаю!! Смотри на льва! я тебе приказываю!! Смотри на льва!!!..
Тут отец выходит из себя, дергает ребенка за руку, за ногу; ребенок бьется изо всей мочи, мать начинает плакать, остальные дети также; я поставлен посреди всего этого в глупейшее положение и терплю неизъяснимую скуку.
К категории раздраженных следует также отнести людей с крайностями. Все крайние люди большей частью страшно нетерпимы; от нетерпимости один шаг к раздражительности. Г* изучает ассирийские древности; М* занимается преимущественно Кривичами и Радимичами[24]. Превосходно; предположим теперь, что Г* и М* люди с крайностями; кончено; с их точки зрения, дурак и невежда тот, кто равнодушен к любимым их предметам; перед ассирийскими древностями и Радимичами, – все дичь, чушь и выеденного яйца не стоит!
Коснувшись ученого сословия, мы незаметно перешли к новому отделу унылых: – унылых с претензиею на ученость.
Тут опять чуть ли не первое место принадлежит дамам и барышням, изучающим греческий язык, политическую экономию, философию, астрономию, и проч. Учиться чему-нибудь очень похвально, и почему ж даме или барышне не предоставить права изучать что угодно? Но дело не в науке; дело в претензии и педантизм, которые наводят всегда на всех адскую скуку.
Разве не скучно с дамой, которая ни о чем знать не хочет, ни о чем больше не говорит, как о Фейербахе, Мальтусе и небесных светилах? – "Ничего, говорите вы, мне это нравится!" Очень хорошо; с вами легко согласиться, когда дама умна в настоящем смысле слова, знает предмет основательно, читала с толком и серьезно. Ну а как Фейербах понимается вкривь и вкось и, главное, является за тем только, чтобы озадачивать ближнего и пускать пыль в глаза?...
Разве не скучно, когда барышня, танцуя с вами кадриль, ввертывает поминутно такие фразы: – "Oui, monsieur, je dirais avec Voltaire:–la vie est un songe..."[25][26] или: "Aimez vous la philosophie?..."[27]
