Владимир Сорокин - Hochzeitsreise
МАША. Почему?
МАРК. Да потому что - убожество. Боятся они спичку зажечь. А по-моему, коль ты огня боишься, лучше вообще бросить курить.
МАША (восхищенно). Ну, Марк... теперь я понимаю...
МАРК. Что ты понимаешь?
МАША. Почему тебя нигде не печатают.
МАРК (смеется). Машенька, я этому не придаю значения. Писал я в стол в Москве, пишу в стол здесь. Какая разница? Жена зарабатывает, крыша над головой есть. Я об одном жалею.
МАША. О чем?
МАРК. Что я не состоялся в Германии как психиатр. Маша, какой здесь материал! После русских шизоидов, которыми я объелся, которыми я сыт по горло, - немецкие невротики! Это... как устрицы после борща! Здесь все пропитано неврозом - политика, искусство, спорт. Это разлито в воздухе, на площадях, в университетах, в пивных... кстати о пивных. Вот тебе наглядный пример. Первый год эмиграции. Берлин Кройцберг. В какую-то жуткую пивную потащил меня Мишка. Сидим, пьем пиво. Народ вокруг крутой, громкий. И один здоровый рыжий детина все время на меня посматривает. Пьет пиво и посматривает.
МАША. Голубой?
МАРК. Я тоже сперва решил. Но потом присмотрелся - не похож. Да и какой из меня любовник! Нет, вижу - там что-то другое. Неуютно мне как-то стало и пошел я пописать в сортир. Пописал, застегиваюсь, поворачиваюсь - а передо мной этот детина. И в сортире, как бывает в таких случаях - ни души. Ну, думаю, пиздец тебе, Марк. А детина, между тем, меня спрашивает: "Вы еврей?" Собрал я свою маленькую волю и отвечаю: Да, я еврей. А немец опускается передо мной на колени и говорит: "От имени немцев, которые принесли столько страданий вашему народу, я прошу у вас прощения".
МАША. Не может быть! (Со смехом.) Но это... пиздец! Не верю!
МАРК. Я не вру. Мне тогда так стало неловко. Я вылетел пробкой из этой пивной. Ну? Где, в какой стране такое возможно?
МАША (качает головой). Пиздец! Да... В России никто перед евреем в сортире на колени не опустится. Ой, Марк! У меня от всего этого голова кругом идет. Давай выпьем.
МАРК. Идея не плоха (разливает водку по рюмкам).
МАША. Лучше б я этого ничего не знала.
МАРК. Незнание - сила. Это верно. Но ты ко мне сама приехала.
МАША. Тогда - за знание? (Поднимает рюмку.)
МАРК. За знание (поднимает свою).
Чокаются и пьют.
МАША (закуривает). Господи, ну почему так много обломов? Мечтаешь-мечтаешь. Едешь-едешь в какой-нибудь Париж. А там негры и квартира без горячей воды.
МАРК. Благодари Бога, что есть холодная.
МАША. Вот ты всегда умел довольствоваться малым. Хотя обломов у тебя в жизни было больше, чем у меня! (Смеется.) Загадка ты наша!
МАРК. Все просто, Машенька. Помнишь романс "Мне все равно - страдать, иль наслаждаться"?
МАША. Ну?
МАРК. Ну. Мне все равно. Страдать иль наслаждаться. Я хомо советикус. Организм, приспособленный для выживания в любых условиях. Без горячей воды. Без холодной. Без сортира. Без воздуха.
МАША (пристально смотрит на него). Наливай.
Марк наполняет рюмки.
МАША. Давай, за тебя. Чтоб твою книгу напечатали.
МАРК. Я уже сказал, что это не важно. За нас.
МАША. За тебя, Марк, за тебя.
Чокаются, пьют.
МАША (после паузы). Значит, тебе все равно где жить? На Западе или в России?
МАРК. Слушай, курочка, что ты мне зубы заговариваешь? Ты для чего ко мне в час ночи прилетела? Про Запад и Россию рассусоливать?
МАША (трет виски и трясет головой). Не могу...
МАРК. Что?
МАША. Как вспомню Гюнтера... ой, блядь, забыть бы это все.
МАРК. Правильно. Забудь (смотрит на часы). Иди баиньки и забудь. Теперь это не твоя забота. Официально заявляю тебе: я за это дело берусь.
МАША (бросается ему на шею). Спасибо, милый!
МАРК. Скажи, у него осталось что-нибудь от отца? Дневники, фотографии, бумаги?
МАША. Нет. Он все сжег. Только крюк остался.
МАРК. Что за крюк?
МАША Тот самый. Стальной. На котором отец вешал партизан. Он его привез домой, как трофей. А Гюнтер только это и сохранил. Весело, не правда ли?
МАРК. Очень... (Машет на нее руками.) Спать, спать! Уже светает.
МАША (вздыхает). Да... и впрямь устала (встает). У тебя-то хоть есть горячая вода?
МАРК (задумчиво). Вторая дверь направо.
МАША. С добрым утром (уходит).
МАРК (после продолжительной паузы). Вот тебе, мрамор.
Свет гаснет, и в призрачном освещении появляются Фабиан фон Небельдорф и Софья Гальперина. Они в соответствующих униформах, с пистолетами в руках.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ (убирает пистолет в кобуру). Ну и денек.
ГАЛЬПЕРИНА (убирает пистолет в кобуру). Ну и денек.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ (с усталым вздохом расстегивает ворот). Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?
ГАЛЬПЕРИНА (с усталым вздохом расстегивает ворот). Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ (закуривает). Устал, как собака.
ГАЛЬПЕРИНА (закуривает). Устала, как собака.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. Эти сволочи так громко орут.
ГАЛЬПЕРИНА. Эти сволочи так громко орут.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. Кретины. Ненавидят нас за то, что мы несем им свободу.
ГАЛЬПЕРИНА. Кретины. Ненавидят нас за то, что мы несем им свободу.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. Чем больше убиваешь, тем больше их становится.
ГАЛЬПЕРИНА. Чем больше убиваешь, тем больше их становится.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. Ничего. Время работает на нас.
ГАЛЬПЕРИНА. Ничего. Время работает на нас.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. На войне каждый должен быть на своем месте.
ГАЛЬПЕРИНА. На войне каждый должен быть на своем месте.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. И хорошо делать свое дело.
ГАЛЬПЕРИНА. И хорошо делать свое дело.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ. Во имя наших детей.
ГАЛЬПЕРИНА. Во имя наших детей.
ФОН НЕБЕЛЬДОРФ (истерично кричит). Вилли! Принеси шнапса!!
ГАЛЬПЕРИНА (устало). Петренко. Плесни мне спиртика.
Фон Небельдорф и Гальперина исчезают.
МАРК (берет со стола лист бумаги, читает вслух). Дорогой Гюнтер, прости за внезапное исчезновение. Я дошла до предела, за которым безумие и распад личности. Идти дальше на поводу у твоей патологии я больше не могу. Ты стал заложником прошлого, рабом коллективного бессознательного. Ты борешься с мертвецом, теряя человеческий облик, становясь живым трупом, куклой. Страшно видеть это, но еще страшнее участвовать в этом. Если ты любишь меня, если хочешь чтобы мы были счастливы, если в тебе не угасло желание стать нормальным мужчиной, мужем, отцом, если ты готов раз и навсегда покончить с кровавыми призраками прошлого, - позвони мне в Кельн и скажи: "Я готов". Твоя Маша.
Марк складывает лист, вкладывает в конверт. Свет гаснет. Телефонный звонок.
БАБУШКА. Але?
МАША. Бабуля, милая, здравствуй.
БАБУШКА. Машенька? Детка, ты откуда?
МАША. Все оттуда, бабушка.
БАБУШКА. Как твое здоровье?
МАША. Отлично, бабуля. Послушай меня внимательно. Мне очень нужна одна вещь.
БАБУШКА. Какая?
МАША. Открой свой сундук, там справа под маминым мундиром ее старые коричневые туфли.
БАБУШКА. Фронтовые?
МАША. Да, да. Они мне очень нужны.
БАБУШКА. Машенька, но они же рваные. Зачем они тебе?
МАША. Бабуля, после объясню. От меня приедет человек, передай их ему, пожалуйста. Поверь, это очень важно.
БАБУШКА. Но... а что случилось?
МАША. Ничего. Мне очень нужны мамины туфли. Ты поняла?
БАБУШКА. Не поняла. Но я все сделаю, детка. Телефонный звонок.
МАША. Ало?
ГЮНТЕР. Я ггготов.
МАША. Милый мой, слава Богу.
ГЮНТЕР. Что я дддолжен сссделать?
МАША. Скажи... ты действительно хочешь забыть все это?
ГЮНТЕР. Да, да, да! Маша... я... Машенька... ты сволочь! Сссволочь!
МАША. Гюнтер, милый Гюнтер...
ГЮНТЕР. Ттты сбежала от меня, кккак шлюха! Мне тттак плохо... я очччень устал, я не ссспал всю неделю. Я не могу бббез тебя.
МАША. Я люблю тебя.
ГЮНТЕР. Я лллюблю тебя... Что я дддолжен делать?
МАША. Не задавать вопросов. Это во-первых. А во-вторых - верить, что ты можешь стать нормальным человеком.
ГЮНТЕР. Я дддолжен лечь в клинику?
МАША. Нет. Мы должны с тобой совершить одну поездку. Очень необычную. Будем считать, что это наше свадебное путешествие.
ГЮНТЕР. Кккуда мы поедем?
МАША. Ну вот, ты уже задаешь вопросы!
ГЮНТЕР. Хххорошо, я не буду...
МАША. Ты должен исполнять все, что я тебе скажу. Иначе ты не излечишься.
ГЮНТЕР. Хххорошо.
МАША. Возьми крюк отца и отправляйся в Гамбург. Там возьми на прокат черный мерседес, самый большой и самый дорогой. Завтра в 9 утра жди меня в аэропорте.
ГЮНТЕР. Хххорошо.
Телефонный звонок.
СЛУЖАЩАЯ. Костюмерная "Рунге унд Бауэр", добрый день.
МАША. Добрый день. Я хотела бы взять на прокат два мундира: оберфюрера СС и майора НКВД.
СЛУЖАЩАЯ. 35 марок в сутки.
Вспыхивает свет. Белая сцена и белый задник. Маша в форме майора НКВД, голый Гюнтер.
МАША (распаковывает сверток с мундиром оберфюрера). Вот. Одевайся.
ГЮНТЕР (оторопело смотрит на мундир). Чччто?
МАША. Одевай быстро.
ГЮНТЕР. Я?
МАША. Да, ты!
ГЮНТЕР. Я... я никогда ннне надену этгго говно.
