Татьяна Алферова - Победитель
К концу совместной недели с Лилой Виктор догадался, какую прекрасную и спокойную жизнь вел прежде.
Сыч, в своей суматошно-замедленной манере, наконец-то выбрался в район и, когда терпение Виктора держалось на тоненькой ниточке номер шестьдесят, обрадовал новоявленного опекуна перечнем справок и адресов для поездок по инстанциям на листе, длиною в четыре месяца. Как ни странно, трудоемкий перечень воодушевил Виктора и вызвал нетипичное желание побороться с местной администрацией за права на подкидыша, домой он заспешил почти как раньше. Как раньше прикоснулся к только ему заметному кружочку над дверной ручкой на удачу. Открыл дверь - и квартира оказалась пуста. Никаких следов девочки, никакого постороннего запаха. Соседка ничего не знала-не видела, но, поджав накрашенные утомительной помадой губки, сочла нужным заявить, что нечто подобное предполагала с самого начала "этой авантюры"
Неизвестно откуда выскочила тревога, принялась болтаться от горла до солнечного сплетения и обратно. Ночь Виктор провел без сна, в кресле, не решаясь улечься на Лилино место. От окна на кухне до окна в комнате, через коридор, оказалось девятнадцать шагов. Как осенью минувшая весна кажется удивительно уютной с ее нежно-каркающими домовитыми воронами, суетящимися в гнездах, с ровной слабой травкой на кочках погибшего футбольного поля, так и Виктору сейчас вспоминалось лишь дыханье, шорохи - не его движений, наполняющие комнату жизнью, а может покоем; до следующей весны с реальной грязью, патлами сухой осоки, с мертвым запахом подтаявшей земли - далеко. А еще в голове щекоталась мысль, что Лила неведомым образом узнала о его настроениях и потому ушла. Утром сон не сон, но полудрема тихонько заползла на кресло, накрыла Виктора и принялась насвистывать тоненькую песенку. Звонок, воткнувшийся в ее мелодию, как разбитая тарелка, заставил Виктора подскочить, кинуться к двери и обнаружить за ее серой спиной безмятежную Лилу в неизменном халате с нитками по подолу.
- Где ты была? Почему не предупредила? Ты представляешь, что я пережил? - впервые Виктор говорил без напряжения, не сомневаясь в уместности своих слов, не теребя и не пряча больную руку. Лила аккуратно пожала плечиком, проскользнула к привычному месту и зевнув, показала маленькие зубы, не трудясь прикрыть рот ладонью. Виктор застыл столбом, и привычные сомнения встали наизготовку по обе стороны его бедной головы с редкими волосиками цвета пива. Лила поглядела немножко на пол, немножко на Виктора, подумала и снизошла до объяснения, пробормотав что-то вроде "спать", после чего немедленно уснула, не успев свернуться калачиком.
Способ проживания для всех на Земле одинаков, по сути: еда, сон. Виктор решил, что не может есть, вероятней всего, не сможет уснуть - и включил свет над креслом. Сливочный круг лампы, слегка подтаявший с одного бока, показался ему удивительно красивым, слегка незнакомым и от этого печальным. Комната в ночном свете выглядела не своей и своей еще больше обычного. Лампа, шторы, бахрома вишневой скатерти несли вы себе внезапное откровение, очарование и страх, что все это, то есть, лампа, шторы и дальше, дальше: заоконный пейзаж, сейчас неразличимый, река, лес за ней - кончится. Засыпать жалко и решительно невозможно, и Виктор уснул нечаянно.
С утра Виктор уже прикидывал с какой справки начать битву с районным попечительским советом. Подобные мысли, в отличие от мыслей последней мучительной недели, легче думались, занимали много места и не давали развиться раскаянью и раздраженью.
Все вернулось. Любопытная соседка и ее сокрушающая самоуверенность, немытая посуда в мойке, дожидающаяся возвращения Виктора после Лилиного обеда; заброшенная швейная машинка, мелкие домашние поломки, льющиеся, как Лилины нечесаные косы; сбивающийся восемнадцать раз в день половичок в прихожей, сломанная авторучка Виктора, запрятанная в сливной бачок, неряшливо скомканное постельное белье, высовывающее грязноватый свой серый язык из тумбочки; незакрытый - лужа но полу - холодильник, чайные пятна на тюлевых занавесках, раздавленные пробирки с культурой плесени, огрызки вперемешку с засохшими цветами на подоконнике. И постоянное присутствие чужой девочки на кушетке.
А еще бывают люди, которые воспринимают все как есть. Выясняет, допустим, такой человек, что он пишет плохие рассказы, попереживает пару дней, не без этого - и пишет себе преспокойно дальше, не суетясь и не агонизируя, без всяких феназепамов или запоев. Или, скажем, поселяются у него долгосрочные гости: сперва помучается, сигареты попрячет, кофе хороший, а потом - ничего, привыкает, кофе покупает худшей марки, готовит на трех человек больше, посуду чаще моет, экономит без отвращения и живет в полное свое удовольствие вместе с гостями, даже скучает, когда они уезжают.
Виктор таким не был. Радость, мимолетная, от возвращения Лилы и тревога за нее давно прошли. Мысль, в которой он себе не признавался, стыдясь: "А что скажут люди, если девочка сбежит от меня?" - смело повернулась фасадом, и фасад оказался откровенно глуп. Раздражение от вездесущей соседки, приходящей к Виктору, как к себе домой, проведать Лилу; от немытой посуды, домашних поломок и так далее распухало, как самая жизнеспособная из плесеней, изучаемых в лаборатории; паника, тоска по утраченному покою и самовольному одиночеству стучалась в селезенку. Прошла еще неделя.
Половина необходимых справок высилась за плечами бумажным Эверестом, но очень хотелось в экспедицию, пусть дальнюю. Дело, наконец, дошло до самых районных из властей, началось официальное Лилино водворение в мире, и Сыч напросился к Виктору в гости.
Ради такого случая Виктор достал парадную кружевную скатерть, приготовил коктейли, аккуратно окунув стаканы с намоченной кромкой в сахарный песок - очень изысканно. На стол поставил вазу с грустно-фиолетовыми флоксами, отправился на кухню еще раз отгладить парадную рубашку с воротником "апаш" - не очень смело? - ничего, дома можно, а когда вернулся в комнату, оказалось, что Лила успела слизать со стаканов сахарную крошку, и разводы ее язычка явственно проступали на натертых до хрустального блеска чешских стаканчиках, простеньких, но приятной формы. Махнув рукой внутри себя, Виктор пошел открывать дверь в застиранной футболке: а какая теперь разница?
Сыч, поглядев на флоксы, почесал сперва в усах, потом вокруг затылка, для чего потребовалось снять фуражку, и заявил: - Послушай, сразу видно, что женщина в доме, хоть и маленькая, цветы вот.
Виктор автоматически оглянулся.
- Только придется все равно ее на месяц в детдом отправить, ты извини, порядок такой. Послезавтра тетка инспектор из детской комиссии приедет и увезет девчонку. А когда документы зарегистрируют, совсем тогда заберешь, но пока ее в предвариловку, тьфу, в детдом.
Виктор занервничал до дрожи в стеклянных кусочках люстры: - На сколько ее заберут?
- Я же говорю, на месяц. Подумаешь, передохнешь немного! - Сыч думал, что шутит.
- А когда, когда заберут? - Виктор забыл пригласить гостя к столу, и они так и стояли на пороге.
- Послезавтра, ну может, на той неделе. - Сыч полез в кримпленовую самодельную сетку дивной огуречной расцветки, достал бутылку вина, шагнул в комнату: - Вообще-то, это с тебя причитается, ведь ее должны были сразу забрать. - Повел на Лилу бдительным оком, ответа не дождался. Поскольку хозяин явно в данной сцене не участвовал, сам уселся, потер стакан о рукав, посмотрел на свет, многомудро заметил: - Красота, щас усидим, - и вскрыл винное горлышко.
Они выпивали, закусывали бутербродами со шпротным паштетом и огурцами. Лила безучастно тыкала локтем валик на кушетке. Комар, зависший на потолке, терпеливо ждал ночи.
Поздно вечером, заперев дверь на новый замок, не открывающийся изнутри (защита от соседки), Виктор пошел провожать Сыча, жившего через пару домов, что показалось последнему весьма нелепым. Видел бы Сыч воротник "апаш"! Но с другой стороны, мало ли что можно ждать от человека, совершающего такие странные поступки; Сыч громко не скрывал недоумения от потрясшего весь поселок "взятия" Лилы Виктором. Романтизм первых дней улегся, усталый. Вспомнились и другие странности Викторова поведения, и его больная рука с неразвитыми пальцами. Связно отвечать Сычу друг не смог по многим причинам, что и перечислять их, но на обратном пути мечты, пришедшие на смену самообвинению и саможалению, одолели его пивноцветную голову.
Если бы после Лилиного изъятия Инспекторшей взять, да поехать в экспедицию, тем более, что Элька точно не поедет, ей нельзя уже. Съездить месяца на два. А в это время - если бы - потерялась часть справок, они теряются иногда на переходах от инстанции к инстанции. Оформлять их заново можно не спеша... Справки можно потерять и дома... Справки можно просто не оформлять - плохая мысль. Нет, мысль хорошая, но для окружающих... Окружающим покажется плохой. Дальше: можно Лилу из детдома не забирать. Смелая такая мысль, безрассудная. Волевой суровый мужчина так бы и сделал. Возможно. А если бы Лила не появилась, ее и забирать не пришлось бы. Точно. Или, если бы не выменял в свое время себе отдельную квартиру, жил бы в общежитии, а в общежитие подкидыша не пропишут. Нет, плохая мысль, со всех сторон плохая. Если бы не подружился с Сычом - и то, какой с него прок? - не встретил их тогда вместе с Лилой. Но лучше-то всего, лучше всего, если бы Лила вовсе не появлялась - это он уже думал? Или хотя бы заболела... Насмерть, - Виктор испуганно дернулся, услышав посторонний звук около себя, неужели он говорил вслух? Нет, все тихо. А в самом деле, зачем она здесь возникла? Никакого смысла в этом, И пользы никому никакой. Вот самая верная мысль. И хорошая. Лила не должна появляться - была - месяц назад, неужели месяц прошел? В конце концов, он мог бы завести собаку. Нет, лучше никого не заводить, спать на кушетке, и лампа над головой. И Лилы бы не было. Он даже слегка протрезвел. А послезавтра, хуже, если на той неделе, приедет тетка за Лилой, может, хватит сил решиться и пойти на попятную? Но как быть на работе, мат. помощь уже получил. Соседка припрется. Ах, если бы Лилы не было.
![Юрий Казаков - Две ночи [Проза. Заметки. Наброски]](/uploads/posts/books/219015/219015.jpg)
