Рустам Ибрагимбеков - Деловая поездка
Он кричал долго. Его окружила толпа участливых людей. А он, плача и проклиная себя и всех воров на свете, объяснял, что, пока глядел на эту женщину с синей сумкой и жирными ляжками, специально отвлекавшую его внимание, у него украли всю его дневную выручку.
- Ну что ты так убиваешься, - успокаивали его, - еще заработаешь. Смотри, сколько у тебя арбузов. И вчера целый день торговал.
Но земляк продолжал кричать. Энвер понял, что после такого происшествия у него никаких денег не одолжишь, и ушел с базара.
Выбравшись из толпы, он ощупал свой карман и убедился что три рубля, оставшиеся у него после вчерашнего посещения ресторана, на месте.
До Салаханов он добирался долго, с тремя пересадками, и еще дольше искал квартиру Байрамова. Но, конечно, не нашел...
Вечером у Гамида сидел городской приятель. Администратор Дворца культуры. Он с удовольствием познакомился с Энвером. Видно, был общительным парнем или же Гамид что-то уже рассказал ему об Энвере.
- Тельман говорит, - сказал Гамид, - что если эта волейболистка призналась тебе в том, что была замужем, то она к тебе хорошо относится. Обычно они скрывают это.
- Факт, - подтвердил Тельман. - Из них под пистолетом этого не выжмешь, если не захотят. Значит, ты ей очень понравился.
Энвер был озабочен неудачными поисками Байрамова в Салаханах и воровством на базаре, но такая уверенность Гамида я его приятеля в чувствах Томы к нему была настолько лестной, что он не сразу перешел к делам.
- У нас в селении все такие, - улыбнулся Гамид, - я тоже, как приехал в город, сразу освоился.
- На базаре я был, - сказал Энвер, - Нури, сына хромого Авеза, обворовали.
- Кто?
- Как кто? Жулики городские. Загляделся на какую-то женщину, а в это время у него деньги утащили.
- Я же говорю, у нас все такие - женщин любят. - рассмеялся Гамид, - если страдаем, то только из-за женщин. Ну, где еще был?
- Все Салаханы обошел. Никто не знает его.
- Брось ты это дело. Поверь мне. Мае не веришь - Тельмана послушай. Он-то уж точно тебе скажет.
- Не надо об этом говорить, - попросил Энвер, - завтра жена его сына даст мне адрес и тогда посмотрим... Ты лучше одолжи мне денег немного.
- Сколько тебе?
- Десять рублей.
- Маловато. Она в Пиршаги его пригласила сегодня,- объяснил Тельману Гамид, - вечером, после работы...
- Ты смотри! - восхитился Тельман, - на дачу, что ли?
- Нет, - не очень уверенно возразил Энвер, - я даже не знаю. Там какие-то съемки...
- Все равно хорошо. Молодец девочка. Везет же людям, - подмигнул Тельман Эиверу.
- Ну, давайте выпьем за удачную прогулку в Пиршаги, - сказал Гамид и вытащил из своего чемодана бутылку вика...
В Пиршаги можно было ехать и на автобусе, и на электричке. Они выбрали электричку. Тома знала расписание, и поэтому они, сразу же как встретились, побежали, чтобы не опоздать на поезд, который должен был отойти через несколько минут.
Энвер, выпивший стакан вина, бежал с удовольствием. Ему было немножко смешно и странно, что он сломя голову бежит по улице города рядом с женщиной, которая уже была замужем, но продолжает играть в волейбол и бегать на глазах у людей, как маленький мальчишка. Он понимал, что любой житель их селения, увидев его сейчас вместе с ней, позавидовал бы ему. Удивился бы. конечно, но позавидовал бы до смерти...
Вбежав в вагон, они нашли места рядом н даже пристроили на скамейке ее сумку.
- Я взяла пару бутылок вина, - сказала она, - там все будет, но это на всякий случай...
- Я не знал, что надо купить,- смутился Энвер.
- Какая разница.
Чтобы успокоить Энвера, она положила ему на колено свою руку. И он почувствовал, как она погладила его...
Она привезла его в один из полузасыпанных песком апшеронских пионерлагерей. Уже стемнело, когда они миновали ворота. Еще раньше они сняли туфли и теперь несли их в руках и по щиколотку увязали в песке. Обогнув несколько двухэтажных лагерных строений я виноградные участки, вышли к довольно просторной песчаной площадке, которая упиралась в невысокую старую стенку. Сбоку площадки, утлом к стене, стоял одноэтажный продолговатый домик с куполообразным дымоходом н длинной, недавно побеленной, верандой. Крыша над верандой была подперта несколькими деревянными столбами, почерневшими от времени и поэтому отчетливо выделяющимися на фоне белой стены.
У дома стояли две легковые машины: "Волга" и "Москвич" и два автобуса. Между верандой и автомашинами горел костер, и несколько человек возилось вокруг него с шашлыком. Остальные, человек двадцать, сидели на веранде за длинным столом на сдвинутых железных кроватях.
Кто-то, какой-то знакомый Томы, сбежал по лестнице им навстречу, негромко, но радостно поздоровался и повел на веранду к столу.
- Что же ты опоздала? - говорил он Томе, - мы ждем-ждем. Я уже думал, ты не приедешь... Режиссер приехал, - добавил он шепотом, - дальше, дальше проходите, там рядом со мной есть места.
Усевшись, Тома поздоровалась еще с несколькими людьми. Все они были ей рады. Кроме Томы, здесь были еще три девушки.
- Познакомьтесь, - сказала Тома парню, который их встретил, - это Энвер.
- Расим, - представился парень.
Все говорили тихо, потому что в другом конце стола невысокий плотный мужчина с красивой седой шевелюрой произносил
тост:
- Что мне особенно приятно отметить, - говорил он, обращаясь в основном к двум молодым людям, сидевшим недалеко от него, - это энтузиазм, с которым работает группа. Не первую картину я снимаю, и по-разному складывались их судьбы, у одних хорошо, у других хуже, но что несомненно - этого никто не может опровергнуть - на всех этих картинах в моих группах всегда был порядок и дисциплина. Они есть сейчас и в этой группе. Но к этим двум компонентам, всегда необходимым для нормальной работы, прибавился еще один, самый важный группа работает увлеченно н самоотверженно. И в этом немалая заслуга двух людей - Таира и Арифа. Я предлагаю выпить за их здоровье. Будьте здоровы, Ариф, Таир!
Все начали чокаться. Томе и Энверу уже налили вино, и они тоже выпили.
- Опоздавшие пьют штрафную, - сказал седовласый режиссер, который, как показалось Энверу вначале, даже не заметил их появления. - Как дела, Тома? спросил он.
- Спасибо, - благодарно улыбнувшись, ответила Тома,
как ваши?
- Мои? Как видишь, - показал режиссер на всех сидящих
за столом.
- Откуда ты его знаешь? - спросил Энвер.
- Снималась в эпизоде.
Энвер не знал, что такое сниматься в эпизоде, поэтому промолчал.
- Включите музыку! - крикнул кто-то.
Из динамика, установленного на крыше одного из автобусов, понеслась громкая музыка. Несколько человек соскочили вниз на песок, и начались танцы.
- Пойдем, Тома? - позвал ее Расим, парень, который их
встречал.
- Ты не танцуешь? - спросила Тома Энвера.
- Нет, - сказал он.
- Я потанцую немного, - она тоже соскочила па песок.
За столом остались только режиссер, два молодых человека, за здоровье которых он пил, и в другом конце - Энвер. Те о чем-то негромко переговаривались, изредка чокались. Энвер смотрел на танцующих и, когда режиссер произносил очередной тост, - пил.
Они красиво танцевали в свете костра. Один парень был голый по пояс и с бородой, другие были одеты нормально, но все, и девушки тоже, были босиком. Это был шенк, а может быть, какой-нибудь другой танец, появившийся позднее. Энвер не знал названия музыки, но где-то уже слышал ее. Наверное, она не располагала к. парным танцам, поэтому они танцевали все вместе, одной кучей. И не стеснялись. Это была особенность города, которую Энвер почувствовал сразу же, как приехал сюда, - не стесняться людей. Замужние женщины бегают здесь по улицам и ездят куда-то за город, где на глазах у всех выделывают движения, о которых и подумать стыдно. Красивые движения, но бесстыдные. И никого это не смущает, ни тех, кто танцует, ни тех, кто смотрит на это со стороны. Прав, конечно, дед: надо родиться в городе, чтобы всосать все это с молоком матери, это бесстыдство, свободное поведение, хитрость. А таким, как он, здесь долго делать нечего. Он может понравиться какой-нибудь девушке, как он понравился, наверное, этой. Но все равно он останется для них чужим, они будут посмеиваться над ним и никогда не забудут того, что он деревенский. Можно жить в городе всю жизнь, устроиться на работу, завести знакомых, но это будет не твой город, не твоя работа и не твои знакомые. Как чужая одежда, которую можно носить всю жизнь, но она никогда не станет твоей, пока тебе ее не подарят. Но ведь не все можно подарить: никто тебе не подарит городскую голову, городские мысли, городское бесстыдство. Надо родиться здесь, чтобы иметь все это. Бедный отец так и не понял всего этого до самой смерти, все лез сюда, лез, не понимая того, что все равно, даже если переберется в город, останется сельским учителем в городской школе... И почему он этого не мог понять, ведь это так просто понять. Вот он, Энвер, молодой человек, но он ведь сразу все понял и ни за что здесь не останется. Ни за какие соблазны, да и какие соблазны? То, что сейчас происходит, что ли? Танцы и девушки? Кино? Театр? Образование? Хорошая работа? Для него это не соблазны. Он знает им цену. И поэтому ему здесь делать нечего. Надо выколотить из этого негодяя деньги и - назад. А то, что он сейчас находится здесь, на угощении, а вчера ходил с ней в ресторан, в этом пет ничего страшного. Потому что он больше никогда этого сделать не сможет, ведь это первый и последний раз в жизни, должен же и он что-то увидеть, посмотреть, как люди живут. Вот дед столько всего насмотрелся, где только не был - и ничего, живет себе в селении, как будто нигде и не был. Одни воспоминания остались у бедного... Хороший дед человек, добрый и мудрый. Отец тоже добрый был, но мудрости у него не хватало. Все в город лез. А зачем? Что ему, с его внешностью и характером, было делать в городе? Правда, если бы отец тогда переехал сюда, то дети его уже стали бы горожанами. Снимались бы в кино, ходили бы в коротких юбках... А интересно - разрешил бы он своим сестрам носить юбки выше колен и танцевать так, как вот эти сейчас танцуют? Разрешил бы, наверное; ведь он тоже был бы тогда другим, он был бы городским парнем, а те ничего не стесняются... Смотри, что выделывают... А какой она вначале ему скромной показалась. Не то чтобы скромной, а серьезной. И вела себя так, будто он ей нравится. А оказывается, она со всеми такая же. У них здесь в городе это полагается. Парень, который с ней сейчас танцует, тоже думает, что ей нравится. Хотя нет, этот так не думает. Он все знает, все видит насквозь. Да ему и не нужно, чтобы нравился. Ему другое нужно, и он свое возьмет...
