Наталия Медведева - Лень
- У вас такой же номер, сашулька. - Виктор ехидно глядит на большую кровать.
Эти две кровати, сдвинутые вместе, в своем номере они уже разъединили. "И баба у вас одна и та же", - думает Верка и встряхивает белым платьем, в синих разводах. Чемоданы их лежат на постели открытыми.
- Вы до хуя с собой одежды привезли, - с некоторым презрением говорит Виктор.
- Ее не хватит для посещения и трети ресторанов из списка Аллочки. - Верка уверена, что свой отпуск Алла проводила не с приятельницей по работе, а с любовником.
Виктор поджимает губы, делая из них яркий ножевой порез.
Входящий в номер Дусик потрясает двумя бутылями розового шампанского "Муммз", купленного в холле, при регистрации. Они льют и начинают решать, как проводить время и, самое главное, куда пойти есть. Верка идет в ванную переодеться и с радостью думает, что скоро сюда приедет Димочка и она сможет убегать к нему, а не развлекать этих... Дима-гомосексуалист обычно приезжал на Говнаи, как он шутил, отмечать Новый год. Но в этом году он решил отметить его в объятиях московского любовника (красивого актера и кинорежиссера) и на лето прилететь на эти бутербродные острова. "Верок, мы там дадим жару этим говнайцам!" - предвкушал он, звоня из Сан-Франциско за день до их отлета. Но уже видно, что "говнайцы" цивилизованы и американизированы донельзя. Как это часто бывает, захваченные сильными и богатыми становятся большими националистами, чем захватившие их.
Спустившись в холл, Верка понимает, что ее ждет участь телеги, которую пытаются сдвинуть лебедь, рак и щука.
- Чтобы никого не обидеть, перекусим сейчас же в кофи-шоп, для Виктора, потом выпьем в баре у бассейна, для саши, и чуть позже пойдем в ресторан для Дусика. - Они поражены ее лаконичным решением.
Но к вечеру они все поругались. Дусик срочно хочет заняться поисками марихуаны - "Гавайская - самая лучшая!" - но он не говорит по-английски. Виктор хочет ебаться, а саша смотреть местное TV и чтобы Вера при этом пришивала ему оторвавшуюся пуговицу.
Она уходит на пляж и сидит на песке перед океаном, чуть освещенным огнями от отелей и фонарей пляжа. Начинается дождь. Возвращаться в отель не хочется. Дождь-конь набирает скорость и переходит в галоп. Вера идет в воду, прямо в платье-рубахе. Тепло. Навстречу ей плывет улыбающаяся парочка, тоже скрывающаяся от дождя в воде. Полумертвые медузы - кусочки их, разорванные дождем, - скользят о руки, даже в темноте они отливают сиреневым светом. Платье вздувается, не давая утонуть, будто спасательный круг. Она выходит из воды, как на обложке в секс-журнале - мокрый лен прилип, облепил тело, и оно кажется голым. Дождь-конь уже топчется на месте. Она идет мимо бассейна, в нем тоже люди. В холле, у лифтов, стоят промокшие, веселые японцы, похожие на гавайцев - у их ног собираются лужицы воды, стекающей с них.
Саша скандалит - лениво, но противно. Переодевшись из мокрого платья в халат, Верка уходит в номер к Виктору с Дусиком. Последний дремлет на кровати, стакан с коньяком на груди, в руке. Она забирает его - он чуть приоткрывает глаза, но не пробуждается. Или делает вид, что спит. Она пьет его коньяк, а Виктор идет в ванную и из-за приоткрытой двери зовет ее пальцем с заостренным ногтем. Она идет.
- Да не бойся ты... Он спит. Ну, Верок... - Он включает воду и оставляет ее шумно бежать в раковину. - Ничего они не услышат.
Верка виснет на его шее, зацепившись нога об ногу на его пояснице. Он стоит с открытыми глазами и смотрит в зеркало на ее опускающийся и поднимающийся круп. Руками он помогает, поторапливая, опускаться-подниматься, опускаться-подниматься... Вода шумит в раковину. И Верка тяжело дышит, отождествляя себя с океаном под галопом дождя.
Загорать было удобнее у бассейна. Но там всегда шумели дети американских "мидл класс" семей. Пока "лебедь, рак и щука" завтракали, она брала полотенца и шла на пляж занимать песчаную площадь под солнцем. Если был ветер, то по берегу бегали люди с досками - серферы - и пытались поймать волны.
Сашин зуб успокоился, и он отдал оставшийся кодеин Дусику, который тут же все съел и ходил теперь по пляжу в поисках людей, торгующих марихуаной. Он таки находил их, но то, что они ему продавали, не было похоже на "самую лучшую, гавайскую". Это заверение Верка видела на плакате в довольно подозрительном баре Лос-Анджелеса, сделано оно было карандашом, похожим на губную помаду: "гавайская травка - лучшая в мире", но тот человек был куда более везучим, чем Дусик, который приносил полиэтиленовые, прозрачные, запечатанные пакетики, за которые платил по десять долларов. Он вспарывал пакетик, и засушенные листики на веточках оказывались чуть ли не лавровым листом! Они попробовали курить эти листья...
- Сколько супов можно было уже сварить с этими лаврушками. Ты поваров каких-то прихватываешь! - смеется Витька, он не курит, и ему все равно.
- Бля, в Нью-Йорке я по морде, по одежде могу определить, кто что продает. А тут они все в этих гавайских трусах... - Дусик тасует колоду карт.
Вера фотографирует их на полароиде. Виктор и саша держат в руках двух дам - крестовую и пик.
Появление Димы из Сан-Франциско вызывает недовольство Виктора. Собираясь идти с Димочкой на встречу - он живет в отеле рядом, где его знают уже шесть лет, - Верка напяливает желтую шляпу с огромными полями и, взяв бутыль шампанского, шутливо желает им приятного вечера.
- Уверена, что вы останетесь голодными...
- А на хуя ты идешь к этому пидеру? - Виктор у них в номере. Глядя на сашу, он добавляет: Что ты ее отпускаешь?
- Между прочим, этот пидер - наш друг! - Вера уходит.
Отель Димы старее и дешевле. И ей он нравится больше - он один такой. "Мариоты" - туристские высотные коробки, по всей Америке принимают мидл класс со всего мира. Димка на балконе. Завидев Веру, он прихлопывает в ладоши и встает в испанско-цыганскую позу, поет свой любимый куплет: "Мы всё пошлем ко всем чертям на всякий случай! На всякий случай, ко всем чертям!"
- Димуля, а пианино в номере нет?! - кричит ему Вера.
Они обнимаются, целуются, визжат и кричат в коридоре уже, перед дверьми в номер.
- Шикарно!.. Правильно сделала, что оставила этих распиздяев!
Он тут же делает несколько снимков - на балконе, в кресле. Приходит его друг - не сожитель, а приятель из Сан-Франциско - и снимает их вдвоем: на балконе, в кресле. С Димкой легко и просто. Он всему рад. Друг его уходит звонить не приезжающей почему-то женщине. А Димка открывает шампанское. Оно пеной выливается ему на брюки, и он с радостью снимает их. Станцевав, помахивая ими, как цыганской шалью.
- Верочка, сейчас мы пойдем смотреть местные говнайские танцы. И пить местные коктейли. Не говнайские, а райские... "Как цыгане поют, рассказать невозможно!" - поет он.
В нем сохранился задор и радость жизни восемнадцатилетнего шанхайского юноши. В Шанхае он родился, в Шанхае же и "пошел по хуям", как грустно говорит он. Он всегда был другом любой артистической среды, богемы. Влюбившись в Вертинского - бога истомы, фатализма и надрыва, - он сам стал исполнителем таких же романсов. Его тонкие пальцы перебирают клавиши, будто обсасывают позвонки любимого юноши. "Ты закрой ресницы, милая моя... Пусть тебе приснится вечер, сад и я..." - не поет, а нашептывает, заговаривает и гипнотизирует он самого себя. Будто бы вспоминая молодого человека, роман с которым окончился для последнего трагически, - капитана советской армии разжаловали. Никогда не узнав подробности этой истории, Верка думает: "Может, Димка придумал ее?" Его чувственности и чувствительности, начинающимся с кончиков пальцев, всегда хотелось чего-то необычного. Но его гомосексуализм не вульгарен. Он не похож на пэдэ Санта-Моники - усатого и накачанного. Истеризма героини/героя фильма "Ля каж о фоль" в нем тоже нет. Он ненавязчив в своем гомосексуализме. Он просто сумасшедший, богемный мужик, и ей хорошо с ним.
- Что Сан-Франциско, Димуля? Как мама?
Они выходят из отеля под руку. Димка во всем белом. На плече его "сумка-педерастка", его название. Между средним и указательным, украшенным громадным изумрудом - "остатки шанхайской роскоши!" - неизменная сигарета с золотым ободком у фильтра, "Санкт Мориц".
- Верок, мы пойдем в бар соседнего отеля, там вид на закат лучше, романтичней. Да и коктейли там больше. Я возьму желто-красный, к твоему наряду, а ты... ну, шалунья, ты для Димки-мудилкиного костюма - кокосовый!
Файв о'клок в полном разгаре. Официанты снуют, разнося "вазы" с напитками. На небольшом помосте две гавайские девушки танцуют под аккомпанемент гавайских - но в основном они, видимо, откуда-нибудь из Иллинойз - музыкантов... Они в третий раз меняют столик, выбрав наконец место, где океан и полосу горизонта не заслоняют ни лысины, ни шляпы. Коктейли надо придерживать двумя руками.
- Ну, что Сан-Франциско... Я весь в какой-то замотке после поездки в Москву, ябусь с карточками, чтобы все получили в срок. То народ дома, то сам куда-то пру. Бардак и пивная лавочка. Мама в жутком склерозе. Про какие-то акции прошлого века вспомнила!
