Василий Шукшин - А поутру они проснулись
Социолог пожал плечами, посидел, уткнувшись в блок-нотик, что-то записал. Потом повернулся к Ивану-тракто-ристу.
-- Я тоже, -- сразу отрубил Иван.
-- Что "тоже"? -- не понял социолог.
-- У меня тоже тоски нет.
-- А при чем здесь тоска?
-- Ну, вы же причину ищите.
-- Да...
-- Вот. Я ее не знаю. Но тоски никакой не было. Ехал в баню... Наоборот, хорошо на душе было.
-- Нет, они этого не понимают! -- вскричал вдруг сухонь-кий и сел в кровати. -- Ты им дай тоску какую-то -- печаль! А так просто не может человек выпить! Просто -- взял и...
Тут вошел старшина и объявил:
-- Собирайтесь. Поедем в суд.
-- Вот, -- сказал сухонький, -- а мы тут причину ищем. Счас нам найдут причину... помогут.
СУД
И грянул суд.
Судили три строгие женщины. Они сидели за столом, од-на, похоже, главная, -- в центре, две -- по бокам, пожилая и молодая.
Подсудимые сидели в коридоре. Урки среди них не было.
Первого вызвали очкарика.
-- Григорьев, -- позвал старшина.
Подсудимые все пошевелились... Очкарик встал и пошел к двери, которая вела в комнату судей.
-- Гришаков, -- поправил он старшину.
-- Чего? -- не понял тот.
-- Моя фамилия Гришаков, а не Григорьев.
-- Какая разница, -- мирно сказал старшина.
-- Разница большая, -- заметил сухонький. -- Одно де-ло...
-- Ждите! -- велел старшина. Сухонький замолк.
-- Здравствуйте, -- сказал очкарик женщинам-судьям. С ним тоже поздоровались. И сказали:
-- Садитесь.
-- Мы ознакомились с вашим делом, -- заговорила глав-ная женщина. -Здесь -- показания свидетелей... Заявление заведующего магазином...
-- Надо же -- дело! -- усмехнулся очкарик. Но он рано стал усмехаться, он это скоро понял.
-- Вы пока не улыбайтесь, -- сказала пожилая женщи-на. -- Не надо пока.
-- Да нет, я... но не очень ли это громко -- дело? Там де-ла-то нет.
-- Есть дело, -- говорила дальше главная женщина. -- И вам действительно рано улыбаться.
-- А в чем дело-то?
-- Мы хотим услышать это от вас.
-- Я плохо помню. С утра вообще ничего не помнил... С мясником что-то? В магазине? Мне в милиции сказали сей-час...
-- Вы оскорбили продавца мясного отдела Завалихина Геннадия Николаевича...
-- О-о, -- простонал очкарик. -- Он же обвешивает поку-пателей! Этот лоб нахально обвешивает всех покупателей, я ему сказал это...
-- Минуточку, минуточку, -- прервала его главная жен-щина, -- давайте по порядку: вы сделали замечание продав-цу. И выражайтесь... точнее: фамилия продавца Завалихин, никакой он не лоб.
-- Он самый настоящий лоб, лоботряс, жулик...
-- Сейчас не о нем речь, мы говорим о вас.
-- Хорошо. Что вас интересует?
-- Как было дело?
-- Я не помню.
-- Напомню. Двадцать пятого сентября сего года вы при-шли в продовольственный магазин номер двадцать во-семь, -- стала рассказывать с бумажки женщина, -- и сде-лали замечание продавцу мясного отдела Завалихину Ген-надию Николаевичу, что он обвешивает покупателей. Зава-лихин вышел из-за прилавка и вывел вас на улицу...
Очкарик поежился, качнул головой. Сказал негромко и горько:
-- Кошмар.
-- Кошмар не в этом. Кошмар дальше: вы пошли, где-то напились и пришли в таком состоянии выяснять отношения с Завалихиным. Вас попытались остановить...
-- Хорошо... дальше не нужно: я что-то такое припоми-наю. А где у меня часы отняли?
-- Это вы должны вспомнить, здесь происшествие в ма-газине...
-- Хорошо... черт с ним, с часами. Что я теперь должен делать?
Три женщины выразительно посмотрели на него. Очка-рик занервничал.
-- Я не понимаю, -- сказал он. -- Ну, случилось... что дальше?
-- Вы должны объяснить, почему вы устроили дебош в магазине. Почему напились? Часто это у вас?
-- Я напился с отчаяния. Когда этот лоб выставил меня из магазина, я решил, что наступило светопреставление, ко-нец.
-- Не надо острить, -- попросила молодая женщина. -- Вы не уголовник, вы научный сотрудник, не забывайте об этом.
-- Я не острю, -- заволновался очкарик. -- И, пожалуй-ста, не напоминайте, кто я такой -- это не имеет никакого значения.
-- Это имеет значение.
-- Это не имеет никакого значения, -- уперся очкарик. -- Это абсолютно все равно. Я решил, что дальше жить бес-смысленно. У вас было когда-нибудь такое чувство?
-- Здесь мы спрашиваем, Гришаков, -- заметила главная женщина.
-- Я и отвечаю: я отчетливо понял, что наступил конец света. Конец... -- Гришаков мучительно поискал, как еще обозначить "конец", не нашел. -Конец, понимаете? Даль-ше я буду притворяться, что живу, чувствую, работаю...
-- Он ударил вас?
-- Нет, просто выкинул из магазина... И закрыл дверь. Я думал, он будет драться... я приготовился драться, поэтому покорно шел из магазина. Это ужасно... Это катастрофа.
-- В чем катастрофа? -- спросила пожилая женщина. -- Уточните, пожалуйста.
-- В том, что меня выкинули из магазина. Даже так: катастрофа в том, что... Не знаю, -- вдруг резко сказал Гришаков. -- Неужели вы сами не понимаете? В магазине ору-дует скотина... Черт, не знаю. Противно мне об этом гово-рить.
