Василий Шукшин - А поутру они проснулись
ИСТОРИЯ В ДОМЕ ПАХОМОВА,
РАССКАЗАННАЯ ПАХОМОВЫМ
Приходит электрик к себе домой, а у него гости: теща его с дочерью и Назаров.
-- Здравствуйте, -- вежливо сказал электрик. -- Ну что, Назаров, тебя можно поздравить?
-- Можно поздравить, -- сказал Назаров. -- Можно по-здравить.
-- Поздравляю, -- сказал электрик.
-- Кто же на сухую поздравляет!-- удивился Назаров.
И теща тоже удивилась:
-- Ты что это, Пахомов, завязал, что ли?
Электрик ничего не сказал на это.
-- Завязал, что ли?-- еще раз спросила теща. -- А?
-- Нет, почему завязал, -- молвил электрик после неко-торого молчания. -- Наоборот, я сейчас кружку пива выпил. А больше нет настроения.
-- Что значит "нет настроения"? У людей такое собы-тие... -- это вступила жена электрика. -- Сядьте и выпейте.
-- Ну и что же, что у людей событие? А у меня нет настро-ения. Если желаете, могу сыграть в шахматы с кем-нибудь. Давай, Назаров?
-- Ерунда какая-то получается, -- возмутился Назаров. -- К нему пришли как к человеку, а он -- в шахматы. Фишер на-шелся. Ты что, смеешься над нами?
-- Никто над вами не смеется, а пить не буду. Я уже выпил сегодня кружку пива, хватит.
-- Но так же тоже нельзя, -- обиделась и жена Назарова, Назариха. -Зачем же нас в смешном виде-то выставлять?
-- Никто вас в смешном виде не выставляет, -- спокойно, с достоинством сказал электрик. -- Наоборот, будьте как до-ма... Предлагаю в шахматы.
-- Да при чем тут шахматы?! -- закричал Назаров. -- Я -- ученый человек теперь, я столько трудов положил, а ты не со-изволишь даже за столом со мной посидеть! У меня сейчас кри-зис после такого напряжения, а ты мне шахматы в нос суешь. Бессовестный ты после этого! У тебя никакого уважения не-ту к ученым. Как был электрик, так электрик и есть.
-- Я ученых уважаю, -- парировал эту бестактную выход-ку электрик, -но я не уважаю тех ученых, которые начина-ют сразу зазнаваться. Вот таких ученых я не уважаю, это ты точно заметил, Назаров! Смотри, Назаров, ох, смотри... за-знайство до добра не доводит. Смотри, Назаров.
-- Нахал!-- закричал опять Назаров. -- А еще родственник! Ну давай хоть шампанского выпьем?
-- Нет, -- стоял электрик. -- Ни шампанского, ни сухого -- ничего.
-- Пахом, -- обратилась к электрику жена его, -- людей на-до уважать. Ну чего ты? Садись за стол... у меня всего полно: водки всякой, даже твоя любимая перцовка есть. Нельзя же так, в самом деле.
-- Как? -- спросил ее электрик.
-- Да вот так-то вот: люди тебя упрашивают, а ты не хо-чешь свою гордость побороть. Может, тебя обидел кто?
-- Никто меня не обидел. Но только я пить не буду. Ясно? Пусть я электрик, но по принуждению пить не буду.
-- Но, Пахом...
-- Что "Пахом"? Что "Пахом"? Я пятьдесят лет Пахом. Я сказал -- нет. Все.
-- Но почему? Почему-у?!
-- Не буду, и все. И хватит на эту тему. Давайте лучше в шахматы.
-- Да пошел ты к чертовой матери со своими шахмата-ми! -- вышел из себя Назаров. -- Чего ты привязался со своими шахматами. Я тебя последний раз спрашиваю: будешь пить?
-- Нет.
Все некоторое время смотрели на упрямого электрика.
-- Знаешь, кто ты после этого?-- спросил Назаров.
-- Не знаю, ну-ка ?
-- Верблюд. Те тоже подолгу не пьют в пустыне. Вот тебя тоже надо в пустыню...
-- Куда, куда? -- спросил электрик. -- Куда меня надо?
-- В пустыню, к верблюдам...
Электрик встал и дал Назарову шахматами в лоб. Фигурки разлетелись по полу... Электрик пополз их собирать.
-- Извини, Назаров, -- сказал он. -- Я не хотел... Черт его знает, затемнение какое-то... Может, все же сыграем в шах-маты? Или ты сильно обиделся?
-- Обиделся? -- спросил нервный электрика.
-- Обиделся, -- вздохнул электрик.
-- Вот они все так. Ну до того обидчивые, до того обидчи-вые -- спасу нет!
-- Что же ему, спасибо говорить -- в лоб засветили?.. -- подал голос мрачный.
-- Он же извинился.
-- Я же извинился.
-- Не могу! -- взревел вдруг урка. -- Не могу!.. Счас буду метелить обоих -- за вранье. Да хоть бы врали, пала, как лю-ди, а то врут, как... -урка сел в кровати и смотрел злыми глазами на электрика и нервного, которые сидели рядыш-ком. -- Христосики! Фишера! До того культурные, пала, до того вежливые -- аж зубы ломит. Шмакодявки... шкуру спа-сать кинулись. Никакой гордости у людей!
-- Ты! -- крикнул электрик Пахомов. -- Ну-ка, закрой сифон! Смелый... Смелый? Ну-ка расскажи, как ты здесь очутился? Ну-ка?
-- А чего мне скрывать-то? Напугал, пала. Я те все без науки скажу: взял часы у одного... Выпить не хватило, я вы-шел на улицу и попросил у какой-то пьяной шляпы часы в долг.
-- Вона -- часы в долг! -- вконец обозлился электрик. -- А костюм в долг не попросил? Часы он в долг попросил. Это и есть твоя гордость? Это об этом ты шумишь?
-- Это называется -- ограбил, а не попросил, -- поддер-жал электрика нервный, тоже оскорбленный выкриками ур-ки. -- Интеллигент нашелся.
-- Нет, это называется -- по-про-сил, -- настаивал ур-ка. -- Ты мне чужую статью не шей. Поал? Не шей. Я подо-шел и по-про-сил: "Гражданин, одолжи мне свои бока". Я не сказал: "отдай", я сказал: "о-дол-жи". Поал?
-- Как? -- спросил вдруг очкарик. -- Как?
-- Чего "как"?
-- Как вы сказали: "бока"?
-- Ну, бока -- часы... Некоторые называют часы -- бока. Еще называют -бочата. Если часы золотые, тогда -- рыжие.
Очкарик встал и подошел к социологу.
-- У вас какие очки? -- спросил он. -- Я не в том смысле, рыжие или нет, -- с какой диоптрией?
-- Минус четыре.
-- Разрешите? -- попросил очкарик.
Социолог снял очки и подал очкарику. Тот надел их... ог-ляделся... Сказал:
-- Неплохо.
Затем он подошел к урке и внимательно всмотрелся в него.
-- Да, -- сказал он. -- Совершенно точно! Встать!
-- Ша... -- заговорил было урка.
-- Встать! -- опять скомандовал очкарик довольно властно.
-- Ша, -- сказал урка, поднимаясь. -- В щем дело?
Очкарик развернулся и влепил ему такую же звонкую, та-кую же отчетливую пощечину, как и давеча. Урка кинулся было на очкарика, но тот умело уклонился и правой в че-люсть свалил урку на кровать.
-- Это был я, -- сказал очкарик спокойно. -- Я вспомнил это идиотское "бока".
Урка хотел опять вскочить и вскочил, но очкарик спо-койно стоял и ждал, так профессионально стоял и ждал, что урка... остался стоять.
-- Та пьяная шляпа -- это был я, -- пояснил очкарик. -- Я вспомнил слово "бока"... и узнал вас. Что вы отняли ча-сы -- это я готов понять: с такой рожей дарить, например, часы -- нелепо. Но за что вы меня еще и ударили?
-- Да що ты ко мне пришился?! -- заорал урка истерич-но. -- Какие щасы?
Открылась дверь, и вошел старшина. Он заглянул в бу-мажку с трудом прочитал:
-- Гриши... Гриша-ков и Ковалев, к дежурному. В прос-тынях прямо, там переоденетесь.
Урка и очкарик пошли на выход.
-- Товарищ... -- сказал социолог. -- Очки-то.
-- О! -- спохватился очкарик. -- Извините. Спасибо.
-- Пожалуйста. Вы еще вернетесь?
Очкарик пожал плечами:
-- Не знаю.
Старшина и двое в простынях вышли.
-- Надавал он ему, -- с восхищением сказал сухонький.
-- Хилый-хилый, а двинул хорошо, правда, -- Соколов нервно потер руки. -- В челюсть красивый был удар.
-- Сейчас вас, наверно, будут вызывать, -- заговорил со-циолог. -- Я бы хотел, чтобы еще кто-нибудь... Может быть, вы? -- обратился он к сухонькому.
-- Нет, -- твердо сказал сухонький. -- Я не буду.
-- Почему?
-- Не буду... Все, -- у сухонького отчеканилась на лице непреклонность. Он пояснил: -- Пусть наука занимается своим делом, а не бегает по вытрезвителям. Нашли тоже... Делать, что ли, больше нечего?
-- Да почему вы так?
-- Да потому! До сих пор на луну не высадились, а по вы-трезвителям бегаете. На луну лететь надо, вот что! -- сухонь-кий чего-то осмелел и стал кричать на социолога. -- Взяли моду -- рису-уют, высмеивают... А на луну кто полетит?! Пушкин? Чем рисованием-то заниматься, на луну бы лете-ли. А то на луну вас не загонишь, а по вытрезвителям бе-гать -- это вы рады без ума. Чего тут хорошего? -- бегаете... Чего тут интересного? Ничего тут интересного нет -- хвора-ют люди, и все. Тяжело людям, а вы бегаете с вопросами. На луну надо лететь!
Социолог очень изумился... Он пооглядывался кругом, -- полагая, что и все тоже изумились, -- все внимательно слушали сухонького, и он тоже стал слушать. Сухонький враз как-то устал, лег на кровать и закрылся простыней.
-- Последние силы растратишь тут, -- сказал он. -- У ме-ня никаких историй не было, -- еще сказал он, помолчав. -- Я ручной. Причин никаких нету... Тоски тоже. И грусти нет. Я сам по себе... Независимый.
Социолог пожал плечами, посидел, уткнувшись в блок-нотик, что-то записал. Потом повернулся к Ивану-тракто-ристу.
-- Я тоже, -- сразу отрубил Иван.
-- Что "тоже"? -- не понял социолог.
-- У меня тоже тоски нет.
-- А при чем здесь тоска?
-- Ну, вы же причину ищите.
-- Да...
-- Вот. Я ее не знаю. Но тоски никакой не было. Ехал в баню... Наоборот, хорошо на душе было.
-- Нет, они этого не понимают! -- вскричал вдруг сухонь-кий и сел в кровати. -- Ты им дай тоску какую-то -- печаль! А так просто не может человек выпить! Просто -- взял и...
