Павел Крылов - Над судьбой
"Но где я мог видеть это лицо" - лихорадочно теребил память Нат, - я ведь где-то видел его". Он вновь и вновь вспоминал, как выглядит воин. Его облик вовсе не выдавал племенной принадлежности. Легины, безрукавка из тонкой кожи, макасины без украшений. Ни прическа, ни татуировки не говорили ни о чем.
И нестерпимая боль, разрывающая каждую частицу тела и жажда, почти заглушившая эту боль и даже осознание близкой смерти отошли на второй план. Как наваждение, раздавив волю Натаниэля, его поглотила одна мысль: "Это лицо знакомо мне. Когда-то я видел его".
Из тумана памяти выплывали десятки, сотни образов, тут же уносясь в провалы сознания. Он не мог, никак не мог вспомнить. Годы, дни, часы - время его жизни сплошным потоком наскакивающих дно на другое событий мчалось перед глазами.
От бессилия он был готов закричать, но кусок разбухшей от слюны кожи заполнил весь рот. Натти споткнулся. Он упал на на спину и стал, терзаемый собственным бессилием кататься по земле. Измученный разведчик быстро выдохся. Он лежал с полным равнодушием к своей судьбе. Наступило какое-то непередаваемое блаженство: не было ни мыслей, ни забот, ни боле. Казалось, что долгожданная смерть уже пришла.
"Проклятый дикарь, кто же ты", в полузабытьи все-таки подумал он. Воин склонился над ним, вытащил кляп и тихо сказал по-эрагезки: "Будь мужчиной, Соколиный Глаз, достойно встреть свою судьбу".
Он вспомнил! Это было лицо Великого Вождя эрагезов Могучего Лося.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Зоркий Сокол проснулся рано. Он вовсе не был уверен, что ночное нападение окажется удачным. Но он знал, что если погибнет много воинов, но останется народ-победитель - вырастут дети и внуки. Но если народ проиграет войну - все люди обречены, сколько бы их не было.
Вождь вышел из вигвама. Он смотрел на восток, подставив лицо первым лучам утреннего солнца. Безоблачное небо подернулось розовым румянцем, на западе же, еще скрываемое пеленой, оно было серым и блеклым.
Радужно блестела на молодой, только что пробившейся из земли сочно-зеленой травке роса, легкий ветерок игриво шелестел едва наклюнувшейся из почек листвой. Утренняя прохлада бодрила, освежала мысли.
Он подкинул хворосту в костер. За ночь все сгорело дотла, но под пеплом оставались редкие, еще не остывшие уголья. Сухие сучья быстро занялись ярким пламенем. Затем огонь постепенно сник, затаясь в ожидании. Он был жив! Пучок сухой травы, несколько сучьев и веселое пламя польется вновь, согревая и радуя.
Если костер потухнет, он не возродится уже никогда. Пусть будет много дров, будет огонь. Это уже другой костер. Сгоревшего однажды - уже не зажечь.
Вождь ждал вестей. Хороших или плохих. Он готов ко всему. Энглиши считают достоинство и гордость краснокожих за глупость и недомыслие. Пусть будет так. Лишь бы они пошли вдоль реки. Пусть думают, что они волки, гонящие свою жертву. Но перед ними не могучий бизон, а ловкая пума!
Огненный Глаз! Изможденный, с опухшими от бессоницы глазами, ввалившимися щеками, весь мокрый, в ссадинах, царапинах. Он стоял перед костром и улыбался. Он принес хорошие вести!
- Как загнанный в угол дикообраз выставляет свои иголки, - медленно и с достоинством начал вождь, - так и энглиши ощетинили лагерь засадами. Они были уверены, что нам не пробраться. Теперь у них стало меньше ушей и глаз. Мы сделали все, как надо. Энглиши поверили, что напасть можно только с суши.
- Вы оставили им следы?
- Да они пойдут вдоль реки.
- По тропе смерти! Пусть все воины едят досыта и спят. На каждом шагу врагов ждут наши люди.
Зоркий Сокол подошел к Расщепленному Дубу и тихо, чтобы никто не слышал, сказал.
- Надо попросить Познавшего Древо, чтобы жрецы устроили большое торжество в честь духов. Мы не должны забывать этого. Ведь войны выигрываются не только силой оружия.
Генерал Вэнс ненадолго остался один. Армия получила приказ выступать в поход, все офицеры отправлены к личному составу. Он в который раз поправил парик, одернул камзол, передвинул на столе стопку бумаг, непонятно зачем подержал в руках чернильницу. Тревога не проходила.
Он ошибся в главном - в направлении удара. Краснокожие уходили по одному, бросив оружие. Этого он не ожидал. Генерал взял в руку лук. Тяжелый, клееный из роговых пластин. Их было несколько сотен, брошенных прямо на берегу. Такой лук целое состояние для дикаря. А лодки? А многие тысячи стрел?
Похоже, враги вложили в первый удар все силы. А если не все? Они же думают чем-то воевать дальше? Вопросов было много. И хотя среди солдат царил боевой дух, генералу трудно было предаться настроению всеобщего подъема. Хотелось посчитать ночной удар за досадное недоразумение, просто за неудачный поворот событий, но несколько сотен убитых и не меньшее число раненых не давали сделать этого.
Армия потеряла сотни лошадей. Пришлось значительную часть груза переложить на плечи солдат, на боевых лошадей, бросить немало телег.
Разбившись на четыре походных колонны, выстроившихся через семьдесят шагов одна от другой, армия была готова двинуться вперед. Разведка доносила, что противник не обнаружен. Но Вэнс медлил. Все не так просто. Куда подевались краснокожие? Разведчики продолжают "необнаруживать" краснокожих, а потом они как снег на голову сваливаются сразу сотнями.
Вэнс все же отдал приказ выступать. И отягченные грузом, с переполненным ранеными обозом, растянувшись на тысячи шагов, колонны медленно тронулись с места. Вооруженные топорами и кинжалами солдаты с трудом прорубами дорогу среди зарослей, выбиваясь из сил тащили застревающие среди корней пушки, на руках выносили телеги.
Постепенно дело налаживалось и медленно, но настойчиво армия пробивалась к цели. Через несколько часов пути разведка донесли, что впереди раскинулась открытая местность, поросшая редким кустарником. Над равниной возвышался огромный кедр, одиноко стоящий на обрывистом берегу небольшой речушки, впадающей в Извилистую реку.
Брод был немнго выше по течению. Переправа шла четко и слаженно. Вскоре артиллерия и обоз были уже на западном берегу, кавалеристы улучшили минуту, чтобы дать лошадям возможность пощипать молодой травки. Пехота поротно сгрудилась возле брода. Оживленная суета сдабривалась сальными шутками и беззаботным хохотом солдат.
В тот момент, когда на восточном берегу речушки оставалось не более пяти сотен пехотинцев, совершенно неожиданно одна за другой зазвенели два десятка стрел. Каждая находила себе жертву. Врага пришлось искать. На вершине кедра, стоящего в пятидесяти шагах от брода в развился нескольких ветвей сидел краснокожий, распевая боевую песню.
Как он мог оказаться там, было непостижимо. Разведка осмотрела каждую былинку. Воин знал на что идет. Он просто обменял свою жизнь на несколько вражеских. Это был первый дикарь, которого можно захватить в плен. Генерал Вэнс приказал доставить его живым.
Опытный волонтер прострелил воину правую лодыжку, закапала кровь. Краснокожий не только не застонал, но даже не шелохнулся. Видимо, он находился в трансе. Звонкий голос туземца оказывал какое-то чарующее действие на энглишей. Многие повернулись в сторону кедра и задрав вверх головы с удивлением смотрели на краснокожего.
Семеро разведчиков, взяв с собой арканы и крупноячеистую сеть, смело ринулись к дереву. Захватить пленника казалось делом не столь уж сложным.
Воин продолжал петь, немного раскачиваясь вперед-назад. Он будто вообще не замечал приближающихся волонтеров.
Когда один из разведчиков укрепившись на ветви стал незаметно вытаскивать аркан, воин мгновенно выхватил топорик. Блеснуло лезвие, по рукоятку войдя в лоб. Труп, переворачиваясь и ударяясь о ветви, тяжелым мешком грохнулся под ноги генерала Вэнса.
Не дав волонтерам опомниться, краснокожий с ножом в руках прыгнул на другого следопыта. Слух резанул похожий на звериный вопль боевой клич. Два тела, прорываясь сквозь ветви, ринулись к земле. Мертвый воин лежал на спине, широко разбросав руки. Молодой, красивый, прекрасно сложенный. На губах играла легкая улыбка.
Генерал с изумлением смотрел на смертника. Если каждый из них станет поступать так же, то скоро воевать с ними некому.
Генерал Вэнс не успел довести мысль до логического конца.
Буквально из под земли в одно мгновение появилось не менее сотни воинов. Вэнс был уверен, что совсем недавно по этому месту прошли солдаты. Краснокожие не метясь осыпали градом стрел столпившихся возле переправы пехотинцев. Не дожидась команды, колдаты, по-одному поворачиваясь в сторону атаковавшего врага, стали стрелять в выстроишся в шеренгу туземцев.
В это же время с противоположной стороны раздался боевой клич и другая сотня воинов, рассыпавшихся полукольцом, выскочив из-за пригорка, прямо в спины начали расстреливать солдат. Попав под перекрестный огонь, пехотинцы тут же падали на землю, надеясь выжить. Но организовать оборону было невозможно.
