Сабир Рустамханлы - Книга жизни
Когда же на кяманче звучит "Сегях-забул", сотенный Гахраман не может больше выдержать:
"Слушай, армянин, живо спрячь свою кяманчу да убирайся отсюда! А не то, клянусь могилой моего отца, клянусь головой друзей моих, сейчас вот этим вот кинжалом убью и тебя, и себя! Убирайся!".
... Музыка - спутница человеческой жизни. Она сопутствует человеку от рождения до смерти. Раскрываются двери в этот мир колыбельной песней, закрываются - песнями-плачами...
Вершина радости и вершина скорби стоят напротив, лицом к лицу! И обе они в полной мере выражаются в музыке!
Люди любят погружаться в мир сосредоточенных размышлений, поговорить наедине со своим сердцем, богом мирозданием! У этих разговоров, у этих исповедей есть один неизменный, вечный, не требующий перевода язык - музыка!
В детстве не раз брел я в одиночестве по горным тропам, и когда неожиданно доносился до меня голос, певший наши шикесте, я воспринимал их как вечное чудо, такое же, как эти дороги, эти горы, - как сам этот мир. Интересно и то, что в каждой области Азербайджана, а каждой местности есть приверженность к определенной музыкальной традиции, музыкальной ветви.
Это не означает, что предпочитаемая музыка в других краях ценится меньше. Отнюдь. Вместе с тем, в традициях, в пристрастиях местности есть нечто такое, что выделяет его в общей панораме и именно данный вид музыки привязывает его к этой земле.
Наверно, Азербайджан щедр и неистощим еще и потому, что как в недрах его, так и на земле, в душе каждого национального ответвления соединились неповторимые гаммы чувств и форм их художественного воплощения.
Если западная и юго-западная сторона - Борчалинская впадина, Караязы, Казах-Тауз, Кельбаджары, Гейча... что называется, настроены на сазе, живут и дышат ашугским сазом и сказом, то от Тебриза до Шарура тысячи лет тянется хороводом задорное "Яллы". Шеки-Ширван зажигаются огневыми звуками кара-зурна и балабана. Но и в нашей ярдымлинской сторонке по вечерам под звуки саза и балабана слушали дастаны в исполнении ашугов, днем же под звуки черной зурны разгорались жаркие скачки.
Сонародники наши, рассыпанные по горам Кавказа, исповедуют свои сердечные чувства трехструнным сазом и тамбуром. Ленкоранский край ведет по-своему хоровод "халай", Нахичевань поет "Ахишта", в Баку и окрест него отдают предпочтение тару и мугамам, складывают мейхана - особый жанр городского фольклора. На долю Карабаха также выпал мугам... В сущности, эта градация - не предпочтение, скорее - намек на то, кто в чем искушен и преуспел больше...
То же можно сказать и о нашей кухне. Трудно найти азербайджанца, который не любит плов или долму, довгу или соютму. Но кто же не знает, что в Азербайджане более ста видов плова и в каждой местности его готовят по-своему.
С несравненным искусом в Ленкорани фарширую (левенги) рыбу или птицу. Однако в двух шагах от Ленкорани, в моих горных селах к рыбе равнодушны: нашему брату подавай соютму, кебаб, суп из айрана, чыгыртму - курятину в собственном соку... Шекинцы мастера готовить плов и сладости. Нахичевань знаменита своим лавашом, сыром и тархуном. В Закаталах и Белоканах любят сюлхуллу (нечто вроде супа с клецками), хальяр, махару, кету (чебуреки) с тыквенной начинкой, гирз; ни с чем не сравнить Дербентскую сушеную рыбу, тебризскую кюфта, долгянджинскую долму, бакинскую дюшпару (пельмени с бульоном) и кутабы, хингал, приправленный гурутом* в Казахе, Борчалах объеденье! Ордубад же славен своими вареньями и соленьями, сухофруктами, приправами из горных трав, придающим особый аромат блюдам.
______________ * Гурут - драже из процеженного и высушенного кислого молока.
Раз уж вспомнилось. Один, много повидавший на веку старец, сказал: древность нации особо проявляется в двух вещах - в ее музыке и в кухне. Невольно вспоминаешь, что наши мелодии распространились по всему Востоку и что десятки наших блюд используются и соседними народами.
Кухня Азербайджана исстари отличалась многообразием и имеет глубокие традиции. Английский путешественник Антони Джениксон, посетивший Азербайджан в XVI веке, был поражен, когда во время приема в его честь правителем Ширвана, было подано 290 видов яств и различных лакомств.
В языке скольких народов живут названия наших музыкальных инструментов: тар, кяманча, тутек, балабан, зурна, саз, названия наших блюд: долма, кюфта, плов, ковурма, бозартма, шашлык (шишлик) люля-кебаб...
Единство не означает, что все твердят одно и то же, скорее, когда по-разному толкуемые слова сводятся к общему смыслу. Богатство не в том, что все украшают себя одним и тем же цветком, а в том, чтобы из различных цветов суметь сложить букет. Войдя в луг, каждый из нас льнет к тому или иному цветку, как бабочка, когда мы выходим из луга, охапка цветов в наших руках переливается всеми цветами радуги...
Прекрасна песнь птицы, но особая, несравнимая красота в перекличке сотен птиц.
Разве можно с утра до вечера слушать одну и ту же песню, разве наши дни похожи один на другой, разве не различно наше настроение! Своя песнь у утра, своя - у вечера!..
Дол гудит басами, пику подобает гик! Реки, ревущие в теснинах, затихают на равнине...
Азербайджанская музыкальная культура похожа на многообразный цветник из тысяч и тысяч различных цветов. Возможно, в иных наших краях найдутся любители мугамов, не уступающие в этой любви карабахцам. Но любить не означает уметь, желать - не означает достичь. Мугам в воздухе и в воде Карабаха, мугам - в крови карабахца.
Большинство наших музыкантов - композиторов, певцов, исполнителей уроженцы и питомцы Карабаха. "Быть карабахцем - и не уметь петь?!". - Так говорит народная молва.
Побьешь мальчонку в Карабахе
И он заплачет в лад мугама...
Это слова малоизвестного поэта, достойные быть известными.
Мугам - зеркало азербайджанского духа; клад, дарованный нам судьбой, наше счастье!
Мугам - целый океан, не достичь ни его бездонной глубины, ни его необъятных берегов!
Поэт Габиль шутливо заметил, что плов напоминает черный костюм - и в радостный день его можно надеть и в печальный.
Так и мугам: он украшение наших радостных дней, и утешение - печальных. К радости он примешивает мудрость, к слезам - терпение. Мугам не любит половинчатости! Мугам совершенно не приедается, как никакая другая музыка. Иные песни вспыхнут короткой молнией, на миг озарят душу, разразятся вешним ливнем - и пройдут... В мугаме - и расцвет весны, и жар лета, и зрелость осени, и неприкаянная грусть зимы. В мугаме - все перипетии и метаморфозы жизни - детство, зрелость, старость...
Мугам увековечивает миг и обнажает преходящесть жизни, кажущейся вечной; он - средоточие времени, преображений и настроений.
Если песня - шелест листка, то мугам - песня чинары.
Отступление: Слово за словом - рождается речь. Когда я писал эти строки, зазвонил телефон. Я думал о музыке, о силе ее воздействия, а неизвестный голос в телефонной трубке с упоением пел старинную, сегодня забытую песню, будто поздравляя себя с днем 8 марта. Вот песня, явившаяся ко мне из "Ниоткуда".
Кольцо златое с самоцветом...
Я - влюбленная в тебя.
Выйди, выйди, друг мой верный,
Наши обойди края...
Кольцо златое на руке,
Потянула - да не снять.
Зареклась - не полюблю,
Опасаюсь потерять...
В руке - милого рука.
Ошалела я, видать.
Только что заря угасла.
Занимается опять.
Из села мой пришагал,
Улыбнулся, засиял.
Распахнул свои объятья,
Приголубил, обласкал!
Кончилась песня, умолк голос...
Сколько веков этим горьким, печальным словам?!
Кольцо златое с самоцветом...
Из какой незапамятной старины идут эти слова? Как и эти баяты, которые невольно вспомнились, когда я слушал эту песню:
Злато мы.
Изумруд - вы, злато - мы.
Встала Каф-гора преградой.
Встали над преградой мы.
Жар огня.
Полонила ты меня,
На красу твою любуясь.
Стал поклонником огня...
О мире мугамов не пристало говорить по-любительски. Потому и пытаюсь вести речь, не полагаясь на одни эмоции... Не могу не коснуться некоторых черт мугама, общих для ряда народов Востока. В доме у одного из известных наших таристов я увидел книгу нотных записей основных наших мугамов. Разговор этот давний и я не помню ни названия книги, ни года издания. Помню только, что страницы книги были семицветными, как цвета радуги. Каждый мугам был напечатан на странице соответствующего цвета. Мастер связывал эти семь цветов с семью планетами, с небесным сводом, с символикой цифры "семь", выказывая знание тонкостей мугамного искусства, большой философии, которая содержится в мугамах. В "Семи красавицах" Низами Гянджеви каждая из красавиц рассказывает свою сказку. Комнаты, в которых живут девушки, соответствуют семи дням недели, семи планетам, и их цвета раскрывают содержание рассказанных сказок. Поэт ведет своих читателей дорогой от зла к добру, от мрака к свету, от черного цвета к белому. И находит символическое соответствие этому в расположении планет на небе. Построение мугамов в книге было созвучно поэтической символике и философскому видению Низами Гянджеви от черного к белому, от тьмы к свету, от невежества к разуму, от насилия к справедливости, от военных противоборств, от военных страстей к счастливому обществу, где каждый находит себе место по своему призванию, общество справедливости, равенства, свободы! Эта идея, волновавшая гениального азербайджанского поэта и нашедшая в его творчестве совершенное художественное воплощение, составляет также сущностное зерно, нерв азербайджанского искусства. И наша музыка, и мугамы наши связань; с этой первоосновой. Мугамы ведут нас от безнадежности одиночества, от всех печалей мира к очищению, к вере, к надежде.
