Михаил Булгаков - Рассказы и фельетоны
— А ведь было происшествие ночью-то,— захрипел один из транспортных воинов,— мастера Щукина пес чуть штаны не порвал Хлобуеву, когда мы под вагонами лазили.
— Вот! — вскричал предводитель.— Вот! А говорит — нету! А дикие звери на белорусской территории, вверенной нам, это не происшествие? Поймать и убить! Убить на месте.
— Кого — мастера или пса?
— Мозгами думайте! Пса. И мастера ущемить: покажи мандат на предмет засорения станции хищными зверями. Одним словом — марш!..
__________У мастера Щукина была счастливая звезда в жизни, и поэтому пуля проскочила у него между коленями.
— Что вы, взбесились, окаянные?! — закричал ошалевший Щукин.— Чего же вы божью собачку обстреливаете?
— Бей его! Заходи. Штыком его! Убег, проклятый! А ты, борода, покажи мандат, какой ты есть человек.
— А ты знаешь, Хлобуев,— засипел, зеленея, Щукин,— допьешься ты до чертей. Ты погляди мне в лицо…
— Нечего мне в лицо глядеть. Достаточно мне твое лицо известно. Показывай удостоверение.
— Отлезь от меня, фиолетовый черт.
— А-а. Отлезь? Ладно. Бикин, бери его. Пущай покажет основание, по которому находится на путях.
— Кара-ул!!
— Поори, поори…
— Кара!..
— Покричи мне…
— Кр… кр…
— Покаркай.
__________Вторым засыпался член коллегии защитников Ламца-Дрицер, вернувшийся в дачном поезде из подмосковной станции Гнилые Корешки и избравший кратчайший путь через линию.
— Это вопиющее нарушение! — кричал заступник, конвоируемый Антиповым воинством,— я подам заявление в малый Совнарком, а если не поможет, то в большой!
— Хучь в громадный,— пыхтели храбрецы,— Совнарком разбойникам не потатчик.
— Я разбойник?! — вспыхивал и угасал Дрицер, как свеча.
— Ладно, бывают алистократы с портфелями карманы вырезают…
__________…Третьей — теща начальника станции с лукошком.
— Отцы родные! Сыночки! Куда ж вы меня тащите?!
__________…И четвертой — целая артель временных рабочих полностью. С лопатами, с кирками и твердыми краюхами черного хлеба. Артельный староста, похожий на патриарха, стоял на коленях, ослепленный блеском оружия Антиповой гвардии, и бормотал:
— Берите, братцы, все. Лопаты и рубашки. Скидайте штаны, только отпустите христианские душеньки на покаяние.
__________Неизвестно, чем бы кончились Антиповы подвиги, если бы всевидящее начальство не прислало ему телеграмму:
«Антипу.
Антип! Ты поставлен, чтобы злоумышленников ловить, но ежели их нету, благодари судьбу и сам их не выдумывай!
Наш идеал именно в том и заключается, чтобы злоумышленников не было. Стыдись, Антип! Любящее тебя начальство».
Получил Антип телеграмму, заплакал и подвиги прекратил. Отчего и наступила на белорусской территории тишь и гладь.
Приключения покойника
— Кашляните,— сказал врач 6-го участка М.-К.-В. ж. д.
Больной исполнил эту нехитрую просьбу.
— Не в глаза, дядя! Вы мне все глаза заплевали. Дыхайте.
Больной задышал, и доктору показалось, что в амбулатории заиграл граммофон.
— Ого! — воскликнул доктор.— Здорово! Температура как?
— Градусов 70,— ответил больной, кашляя доктору на халат.
— Ну, 70 не бывает,— задумался доктор,— вот что, друг, у вас ничего особенного — скоротечная чахотка.
— Ишь как! Стало быть, помру?
— Все помрем,— уклончиво отозвался медик.— Вот что, ангелок, напишу я вам записочку, и поедете вы в Москву на специальный рентгеновский снимок.
— Помогает?
— Как сказать,— отозвался служитель медицины,— некоторым очень. Да со снимком как-то приятнее.
— Это верно,— согласился больной,— помирать будешь, на снимок поглядишь — утешение. Вдова потом снимок повесит в гостиной, будет гостей занимать: «А вот, мол, снимок моего покойного железнодорожника, царство ему небесное!» И гостям приятно.
— Вот и прекрасно, что вы присутствия духа не теряете. Берите записочку, топайте к начальнику Зерново-Кочубеевской топливной ветви. Он вам билетик выпишет до Москвы.
— Покорнейше благодарю.
Больной на прощанье наплевал полную плевательницу и затопал к начальнику. Но до начальника он не дотопал, потому что дорогу ему преградил секретарь.
— Вам чего?
— Скоротечная у меня.
— Тю! Чудак! Ты что ж, думаешь, что у начальника санатория в кабинете? Ты, дорогуся, топай к доктору.
— Был. Вот и записка от доктора на билет.
— Билет тебе не полагается.
— А как же снимок? Ты, что ль, будешь делать?
— Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги.
— Без снимка, доктор говорит, непорядок.
— Ну, так и быть, ползи к начальнику.
— Драсьте. Кхе… кх!.. А кха, кха!
— Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц.
— Без снимка помру.
— Пойди на бульвар да снимись.
— Не такой снимок. Вот горе в чем.
— Пойди потолкуй с бухгалтером.
— Здрасьте.
— Стань от меня подальше. Чего?
— Билет. За снимком.
— Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю.
— Здра… тьфу. Кха. Ррр!..
— Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.
— Здравия жела… кха… хр…
— Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!
— Драсьти… Не дают!
— Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.
— Не пойду… помру… Урр…
— А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.
Через две недели
— С нами крестная сила! Ты ж помер?!
— То-то и оно.
— Так чего ты ко мне припер? Ты иди, царство тебе небесное, прямо на кладбище!
— Без снимка нельзя.
— Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.
— Дух обыкновенный. Жарко, главное.
— Ты б пива выпил.
— Не подают покойникам.
— Ну, зайди к начальнику.
— Здрав…
— Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!!
— Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!
— Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.
— Билетик бы в Москву… за снимком…
— Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.
— Как же писать?
— Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.
— А гроб как же?
— Гроб в багажный!
— Готово, получай.
— Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.
— Нет уж, рукопожатия отменяются!
— Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!
Заседание в присутствии члена
Новость в два мгновенья облетела всю станцию Ново-Бахмутовка: будет заседание не простое, а в присутствии члена Авдеевского учкпрофсожа. И в назначенный час зал клуба заполнился пролетарскими лицами членов профсоюза. Возбуждая общее внимание и симпатию, за столом президиума красовался член учкпрофсожа.
Началось честь честью: избрали председателя, и тот, качнувшись, как былинка, и конфузясь, заявил:
— Гм… Таперича, стало быть, секретаря надо…
— Верно! — подтвердили мозолистые голоса в зале,— Васю Гузина!
— Васю так Васю,— сказал председатель и обратился к члену: — Васю хочут?
— Ну и что ж,— ответил член,— пускай. Я против Васи ничего не имею.
— Итак, большинством голосов Васю…— начал председатель.
— Товарищи,— раздался Васин голос,— я покорнейше прошу отказаться, в силу причины малограмотности, так как я только что кончил ликбез.
— Вася, не дрефь! — загремел зал,— неужто, Вася, ты не можешь скребнуть пером раз пять для общего блага?
И под гром рукоплесканий Вася занял место за столом.
— Первым вопросом у нас стоит, на каком основании поперли со службы дорогих товарищей Дзюбу, Душебу и Самиську без всякого ведома профсоюзов? —заявил председатель,— предлагаю высказывать.
Зал немедленно высказал негодование бурным ропотом.
— Ша,— молвил председатель,— который-нибудь один.
Но встали сразу двое и вперебой высказались:
— Это все мастер!
— ПД-9, чтоб ему ни дна ни покрышки!
— Он говорит, ваш, говорит, профуполномоченный на 6 месяцев, а я мастер навсегда!
— Ловко загнул! — грянул зал.
— Прочтите акт № 1…
— Правильно! — крикнул кто-то.
— За № 10 уволили!
— Как это так — правильно?!
— Тише! — погибая в волне народного гнева, взвыл председатель,— кто за? Я голосую — прошу поднять руки! Вася, пиши.
Лес рук поднялся и тотчас же, как подрубленный, опустился.
Вася макнул перо и написал:
«Прочтите акт № 1 заслушали за № 10 воздержавшие 6 человек неправильное сокращение ПД-9 Федоренко».
