Валентин Катаев - Квадратура круга. Пьесы (сборник)
Передышкин. Я предупреждал, что Персюков нас всех когда-нибудь погубит. Таких людей, как Персюков, надо давить.
Шура. Ты не смеешь так говорить про Персюкова.
Передышкин. Давить! Давить в корне!
Есаулова. Тридцать два академика в Конске. Боже мой! Это что-то… Это что-то такое…
Входит девушка-почтальон.
Девушка. Еще раз доброго здоровьечка. Примите еще четыре телеграммочки. Распишитесь туточки, туточки и туточки.
Шура принимает телеграммы.
Только живехонько и не задерживайте, а то у нас на телеграфе для вас еще обрабатывается восемь телеграфных корреспонденций. Закатили вы мне сегодня, знаете, нагрузочку. Мое вам спасибо. Еще раз до свиданьечка. (Уходит.)
Шура. Пожалуйста, Ольга Федоровна.
Есаулова. Дай Передышкину. Пусть Передышкин читает. Я не в состоянии.
Передышкин (быстро распечатывает телеграммы одну за другой и пробегает). Так.
Есаулова. От кого?
Передышкин. От Степанина.
Есаулова. От кого, кого?
Передышкин. От Степанина.
Есаулова. От знаменитого Степанина?
Передышкин. От знаменитого Степанина!
Есаулова. И что?
Передышкин. Горячо приветствует. Приедет.
Есаулова. Приедет Степашин?
Передышкин. Приедет. (Читает другую телеграмму.) Так. Ленинград.
Есаулова. Что?
Передышкин. Группа студентов физико-математического факультета. Двадцать пять человек. Горячо приветствуют. Приедут.
Есаулова. Ты сошел с ума!
Ваткин. Еще две с половиной тысячи, а всего с академиками пять тысяч семьсот.
Неуходимов. По самым скромным расчетам.
Передышкин. Киев. Академик Запорощенко. Горячо приветствует.
Есаулова. Приедет?
Передышкин. К сожалению, не может. Уезжает в длительную командировку.
Есаулова. Ух!.. Пронесло!
Передышкин. А это я что-то совсем не разбираю. Как будто не совсем по-русски. Что-то такое У-ЭС-А, что-то такое непонятное.
Шура. Может быть, по-немецки. Дай-ка сюда. Я по-немецки понимаю. (Берет телеграмму.) У-С-А, Нов-Иочк. Нет, это не по-немецки.
Ваткин. Дай сюда. Может быть, по-французски. (Читает.) У-С-А. Совершенно верно, какой-то Нов-Иочк. Что за Нов-Иочк?
Есаулова. Дай. (Читает.) «У-С-А. Унион Стэт Америк, Нью-Йорк». Из Нью-Йорка!
Передышкин. Вы слышите: из Нью-Йорка. Ну, Персюков. Ну гад!
Есаулова (медленно разбирая телеграмму). Сенк го вери матч фор юр инвитейшен ай гоп ту би ин де сити оф Конск…
Передышкин. Конск – это понятно. По-американски так же само, как по-русски.
Есаулова. Оф Конск… Господи боже мой!.. За ферстен септембер…
Шура. Первого сентября, что ли?
Есаулова. Плиз фор ми аппартамент оф ферст класс…
Передышкин. Класс – это понятно. Так же само, как по-русски.
Есаулова. Фор ми май вайф дотер энд секретэр френдли… Что? (Пошатнулась.) Альберт Эйнштейн!
Передышкин. Горячо приветствует? Приедет?
Есаулова. Приедет. Первого сентября. С женой, дочерью и секретарем. Просит приготовить аппартаменты в одном из наших первоклассных отелей.
Передышкин. Что это еще за «отелей»? «Апартаменты»! Что это значит – «апартаменты»?
Ваткин. Это когда несколько комнат сразу, вроде целая квартира.
Передышкин. Понятно, понятно. Значит, под целую квартиру подкатывается. Видать, экземплярчик!
Неуходимов. В одном из наших первоклассных отелей? Откуда же, когда в городе всего одна гостиница «Волга» на двенадцать номеров, да и то постоянно занятая нашей головкой. Мы же в ней все и живем.
Передышкин. Он, наверное, привык там у себя в Америке ко всяким разносолам. Экземплярчик, экземплярчик.
Есаулова. Альберт Эйнштейн! В Конске! Я захвораю. (Яростно.) Ну, Персюков… Ну, дорогой друг мой Персюков… Ну, не знаю прямо, что я теперь с тобой сделаю!..
Входит Персюков.
Персюков (оживленно). Только что установили временную мемориальную доску. Хоть она и гипсовая, но, представьте себе, имеет очень культурный вид.
Ледяное молчание.
А что касается бюста, то вы даже не можете себе и представить, что произошло. Сказка! Бюст будет мраморный!
Молчание.
Что вы на меня так смотрите? Мраморный, мраморный! Оказывается, в двух километрах от Конска находится месторождение превосходного мрамора. Оказывается, один местный чудак-краевед уже два года ходит по учреждениям и кричит, что обнаружил богатейшие залежи желтого мрамора. Но его, понятное дело, никто не слушает. А теперь… (Замечает молчание окружающих.) А теперь… Что такое? Почему вы все молчите? Шурочка, почему они все молчат? В чем дело? Что-нибудь случилось?
Шура. Алеша, беда!
Персюков. Какая беда?
Есаулова. Что это значит? (Протягивает Персюкову первую телеграмму.) «Фарнезийский Геракл Диана с колчаном Персей убивающий медузу восемнадцать этрусских ваз натуральную величину почтовым пятьдесят два бис и переведите пятьдесят Огурцевич». Чего пятьдесят? Кому пятьдесят? Кто это Огурцевич?
Персюков (возбужденно). Ах, от Огурцевича есть телеграмма? Что ж ты молчишь! Можешь себе представить, я заказал скульптуру на разные мифологические и советские темы для установки на бульваре против домика Лобачевского.
Неуходимов. На каком бульваре? У нас нету никакого бульвара.
Персюков. Так придется сделать. Неудобно, чтобы домик Лобачевского находился где-то на задворках и выходил на пустырь. Тем более что скульптура стоит сравнительно недорого, всего пятьдесят тысяч, а бульвар сразу заиграет. Там, правда, весь вид портит старая аптека, но ее можно передвинуть. Передвигают же в крупных центрах дома. Не так ли?
Есаулова. Персюков!!! Да у тебя голова на плечах есть? Стой! Не смей меня перебивать. Довольно. Ну, Персюков… Ну, друг мой Персюков…
Персюков. Тетя Оля…
Есаулова. Молчание! Говори: ты приглашения кому-нибудь посылал?
Персюков. Не посылал. То есть две-три телеграммы я действительно посылал. Но имей в виду, – за счет Парка культуры и отдыха.
Есаулова. Две-три телеграммы?
Персюков. Ну, может быть, четыре. Во всяком случае, не больше пяти-шести. От силы восемь.
Есаулова. Да как же ты смел!
Персюков. Господи, так всегда делают. Иначе никто не пришлет приветствий. А это было бы очень больно. Да ты не волнуйся. Все поприветствуют и откажутся. Никто не приедет. За это я тебе отвечаю.
Есаулова. А это что? (Потрясает телеграммами.) Тридцать два академика едут? Степанин едет? Двадцать пять ленинградских студентов едут?
Персюков. Едут? Что ты говоришь? Не может быть! Честное слово, я этого не хотел.
Есаулова. Ты этого не хотел? А Эйнштейна ты хотел?
Персюков. Эйнштейна? А что Эйнштейн?
Есаулова. Едет!
Персюков. Не может быть! На Эйнштейна я не надеялся… Клянусь матерью!
Есаулова. Читай.
Перегонов. Мы пропали!
Входит девушка-почтальон.
Девушка. Опять доброго здоровьечка. Примите еще одиннадцать телеграммочек. Распишитесь туточки.
Есаулова. Пошла вон!
Девушка. Ой, родненькие. (Бросает телеграммы, убегает.)
Входит человек в пальто, с чемоданом.
Человек в пальто. Мы только что прилетели на самолете «Эр пять». Стартовали из Москвы в шесть сорок семь. У вас в Конске бредовая посадочная площадка. Здравствуйте. Мы все чуть не угробились. Это юбилейный комитет? Хорошо, мы его тоже снимем. А где домик? Мы его должны заснять! Кто внучка? Вы внучка? Мы вас сейчас заснимем. (Подходит к двери и кричит.) Товарищи, идите сюда. Это здесь.
За сценой металлический лязг и шум.
Есаулова. Ну, Персюков, ты нам положишь на стол свой партийный билет.
Вваливается группа Союзкинохроники и Радиоцентра с соответствующей съемочной и осветительной аппаратурой, чемоданами и коробками, что производит на всех подавляющее впечатление.
Передышкин. Вот теперь я буду на него сигнализировать в областную прокуратуру.
Есаулова. Отрубили голову. Отрубили.
Действие второе
Большой кабинет Есауловой. Хороший радиоприемник. На отдельном столике макет надстройки гостиницы «Волга». Дверь на балкон. За окнами пыльная зелень провинциального августа. Чувствуется зной, пыль, строительство. Слышатся удары копра. Звон рельсов. Крики возчиков. Скрип телег. Телефон. Есаулова, Ваткин, Неуходимов.
