Андрей Дрипе - Последний барьер
- Дура, за уши хватай! - шепотом говорит Струга.
В клетках топочут встревоженные зверьки. Теперь Зумент действует осторожней; ухватив наконец кролика за теплые уши, вытаскивает наружу. Кролик непредвиденно тяжелый и, брыкаясь как дьявол, царапается острыми когтями. Держа добычу - от себя подальше, Зумент смотрит на Стругу. Тот тоже ухватил одного длинноухого. Но тут, как и следовало ожидать, в дело вмешивается собака. Причем, пес оказался из молчаливых, подкрался без звука и вцепляется Зументу в ногу пониже колена. Зумент издает дикий вопль, делает невероятный скачок и отбрыкивается, но дворняга не думает отступать. Пятясь, Зумент размахивает перед собой кроликом и ретируется со двора.
Теперь у пса прорезается голос. С яростным лаем он бросается на налетчиков. Зумент выхватывает нож, но он слишком короток, чтобы им можно было поразить животное. В окнах дома загорается свет, скрипит отворяемая дверь.
- Кто там? - слышен тревожный голос.
Зумент размахивается, что есть силы бьет кроликом по собаке и бежит со всех ног вдогонку за Стругой, Позади слышен лай, визг, голоса людей.
- Ты чего же, даже кролика удержать не смог? - смеется Струга, глядя на Зумента, который где-то упустил свою добычу. - А собираешься с банкирами расправляться.
Зумент молчит и, нагнувшись, ощупывает ногу.
Брюки порваны, нога в крови.
- Заткнись!
Достигнув лесной опушки, Струга разбивает голову своего кролика о первое же дерево. На свист подходят Бамбан и Цукер, и все четверо углубляются в чащу леса. Там они разжигают настоящий костер. Наконецто можно согреться. Ребята стоят нагишом вокруг огня и держат в руках мокрую одежду, башмаки они надели на воткнутые в землю у костра сучья. Тепло и свет быстро поднимают настроение, и жизнь уже не кажется такой мрачной и безысходной.
- Так, голуби, дело не пойдет, - говорит Струга. - Мотаться по лесам и болотам нет никакого смысла.
Кроликами нам не прокормиться. Завтра выходим на дорогу. Обчистим деревенский магазин, приоденемся, вод яры добудем.
- Завалимся. Такие номера можно откалывать, когда отойдем подальше.
- А когда мы отойдем подальше? Иди-ка придержи ноги!
Последняя фраза адресована Цукеру и Бамбану.
Струга взял кролика за уши, а оба подчиненных крепко ухватили тушку за ноги и распластали на земле.
- Честно говоря, Жук, эта затея с Турцией мне сейчас кажется сильно хреновой, - продолжает Струга, принимаясь обдирать кролика, - Пока мы туда будем добираться, пройдет много времени, и пас все равно накроют.
- А здесь чего делать?
- Да то же самое, что у твоих турок. Мало тут фраеров с лопатниками? У меня есть одна знакомая девка. Пришвартуюсь у лее, а по ночам буду работать, - Дурила! Да разве есть здесь возможности? - возражает Зумент. Надо на поезд, я же сказал. Недалеко от границы долбанем какой-нибудь ювелирный магазинчик. Набьем карманы золотом, а за границей - сам знаешь у кого золото, тот и господин. Там никто не станет спрашивать, где взял, лишь бы звенело!
И Зумент взахлеб, не жалея красок, развивает заманчивые, давно вынашиваемые планы. Он вошел в раж, и танцующие отблески пламени делают его похожим на индейца из романа Майн-Рида.
- Мы разве обязаны оставаться в Турции? На первом же корабле чесанем в Америку. А там вся полиция заодно с бандитами. Во всех газетах про это пишут. Но сперва надо к туркам; говорят, они на наших глядят косо. Можно бы и в Швецию, но тут море мешает.
- Конечно, турки тебя ждут не дождутся, - скалится Струга. Он насаживает кролика на палку и подносит к огню. - Бабушкины сказки!
- Никакие не сказки! Тоже мне умник нашелся!
- Может, это ты умней меня? Восемь классов еле окончил.
Разговор принимает неприятный оборот. Цукер с Бамбаном не прислушиваются к спору вожаков, поскольку заняты в основном тем, что глотают слюнки, глядя на варящегося кролика, хотя он здорово напоминает ободранную кошку. Да и маловат на четверых.
В воздухе потянуло горелым мясом.
Зумент берет брюки, отдирает лоскут от порванной штанины и перевязывает укушенную ногу. Кровь больше не идет, но больно зверски.
- В этих лохмотьях да еще стриженых нас за версту узнают, - говорит Струга после долгой паузы. - В первую очередь надо одеться и головы прикрыть.
- Вот если бы Епитис приехал...
- "Если бы, если бы"! - передразнивает Струга Зумента. - Если бы у моей тетки были колеса, она была бы автобусом. Говорю, надо пошуровать в первом же магазине.
Кролик шипит и подгорает.
- Ты его не суй в самый огонь, - поучает Зумент.
Голод делает свое дело, и вскоре все приходят к
единодушному выводу, что кролик готов. Струга первым отрывает для себя заднюю ножку. Передние лапки достаются Бамбану и Цукеру. Сидя на корточках вокруг огня, ребята вгрызаются зубами в горелую крольчатину. Оторвав по куску тощего мяса, долго его жуют, вроде бы невзначай поглядывая друг на дружку и снова жуют, но проглотить ни один не отваживается.
Первым выплевывает в костер жвачку Струга.
- Жрать нельзя, - угрюмо заключает он и дополняет логический вывод зарядом матерщины.
- Ни хрена, сойдет. - Зумент, с трудом проглотив полусырой, полуобугленный кусок, отгрызает еще. - Соли только не хватает.
- К черту, я такое дерьмо не ем! - Струга встает.
Бамбан чуть не плачет: рот набит какой-то гадостью, которую ни проглотить, ни выплюнуть.
- А как же индейцы и трапперы? - смеется Зумент. - Надо привыкать.
- Привыкай, если охота. На! - и Струга кидает Зументу обгорелую безногую кроличью тушку.
Одному только Цукеру удается кое-как осилить свою порцию. Выпучив глаза и изредка шевеля ушами, он сопит и старательно пережевывает волокнистый комок мяса, понемногу переправляя его в желудок.
- Мартышка и есть мартышка, - говорит, глядя на него с презрением, Струга.
Приподнявшееся было настроение снова безнадежно испорчено. Надев подсохшую одежду, беглецы садятся потесней у костра и, подкидывая в огонь по веточке, забываются в знобком полусне.
Утро настает холодное-и ветреное. Дождя нет, но ветви щедро окатывают ребят прохладным душем. Костер погас, над головешками и золой поднимается заметная струйка дыма. Продрогшие мальчишки, стуча зубами, встают и потягиваются.
- Жрать-то нам нечего, - хнычет Бамбан.
- У Мартышки пузо полижи, может, еще сладкое, - утешает его Струга.
Он достает пачку смятых сигарет, ищет спички, но их нигде нет.
- Спички где?
- Как где? У тебя, - зло отвечает Зумент.
- Нет, у тебя! Ты костер разжигал... - И Струга ругает его длинно и непристойно.
- Нет, ты!
Они сжимают кулаки, глаза мечут молнии, но дело обходится без драки. Наконец коробок со спичками находят втоптанным в сырой мох. Он промок, и коричневые головки крошатся, не давая ни одной искры.
- Вот когда нам труба, - говорит Струга, ложится на живот и дует в горячую золу. Головешки начинают тлеть, и он, прикурив, встает. - Пошли!
- Куда?
- К дьяволу.
Бамбан не встает. Он безуспешно пытается натянуть сырой ботинок на распухшую негу. За ночь она отекла еще сильней и сейчас болит так, что нельзя прикоснуться.
- Ребя, я, наверно, не смогу, - жалобно говорит он.
- Что-о-о? - оборачивается Струга.
- Нога жутко болит.
- Уж не думаешь ли, что мы тебя понесем? - хмурится Зумент. - Терпи, сынок. Либо вставай и иди, либо сиди тут.
- Но я правда же не могу.
- Вот и сиди, поправляйся. Ноге покой нужен.
Струга поворачивается и уходит, за ним, долго не раздумывая, следует Зумент, и только Цукер медлит, не зная, как ему быть.
- Ребя, не оставляйте меня! - взмаливается Бамбан тонким и полным отчаяния голосом. Он подымается с ботинком- в руке, делает один шаг и, вскрикнув, падает наземь. - Ребята!
Струга уже исчез за деревьями; черная голова Зумента еще видна, но ветви сейчас скроют и ее.
- Ребята, не надо так! - Бамбан на четвереньках делает рывок вперед, затем выпрямляется, скачет на одной ноге, но, далеко не упрыгав, спотыкается и, привалившись в чахлой сосенке, зовет и умоляет не бросать его.
Черные круглые глаза Цукера снуют, как челноки, с уходящих товарищей на Бамбана и назад; он морщится, от волнения шевелит ушами, затем, сотворив страдальческую гримасу, вздергивает вверх плечи и, резко повернувшись, убегает догонять Зумента и Стругу. Словно вспугнутая белка, исчезает он в чаще, и лишь потревоженные ветки еще некоторое время покачиваются.
- Я все буду делать, я... - всхлипывает Бамбан и осекается, внезапно охваченный ужасом. - Ребя, нельзя так! Ребя...
Крик обрывается, и перед глазами, непрошенная, возникает совсем другая картина. Сосновый лесок на окраине Риги. На усыпанном хвоей мху голова девушки с растрепанными волосами, а он, Бамбан, развел в стороны ее тонкие белые руки и крепко, всей своей тяжестью прижимает их к земле. Руки стремятся высвободиться, дрожат и дергаются, губы девушки быстро шепчут: "Ребята, не делайте так, не надо!
