Сергей Лукницкий - Отель Империал - выход из WINDOWS
Мужчина в светлом коротком плаще, темных брюках и кроссовках быстро догнал ее и положил руку на ее плечо. Она зажмурилась, почти как тогда в троллейбусе.
-- По долгам надо платить, -- вполне уравновешенным тоном сказал человек, -- стой.
Юля еще попыталась закричать, но у нее не было голоса. Так еще бывает во сне, ты надрываешься, хочешь кричать от ужаса, но не получается, не дает сознание, и вдруг просыпаешься и понимаешь, что ты все еще мычишь.
Лифт поехал вниз. "Господи! Пусть меня заметят!"
-- А! Нон-на! -- тихо крикнула Юля и закатилась в рыдании, зашлась.
Мужчина держал в руках чулок, наматывал его на обе руки, растягивая как веревку. Вдруг он сделал выпад и захватил чулком подбородок Юли.
-- Руки поднимем! -- раздался сверху божественный голос Нонны Богдановны. -- Я еще вчера на вечере в Доме литераторов хотела вам сказать, что если взрослые люди не сообщили раньше королю, что он голый, они просто бестактны и достойны того правителя, который у них есть. И еще один вопрос у меня к вам как к представителю "клиторатурной" элиты: Иволгин, автор книги "Сукин сын", это что, тот самый поэт, руководитель вашего семинара? Хорошие кадры готовит ваш Писинститут...
Она стояла на верху лестничного пролета и целилась в "лифтера". "Контролер" выпустил чулок из руки и, не восприняв литературного урока, дернулся вниз, отбросив от себя Юлю к перилам.
Снизу показался мужчина с оружием в руках.
Это был Данилов.
-- Не дури, -- попросил он сквозь зубы, -- ты свободна, девочка.
Юля, содрогаясь и извергая потоки воды, только отодвинулась еще ближе к перилам и заорала в голос, благо он к ней вернулся.
ОТВАЖНЫЕ
Юлю, ее маму Ниссо, Вазгена Богдановича и Евдокию Григорьевну за компанию отпаивали всей командой. Михаил Иванович Буянов крутился рядом, делая успокаивающие жесты руками и па ногами: посылал флюиды. Серафимова не позволила ввести маньяка, угробившего за последние два месяца пятерых женщин, в свою квартиру. Нестеров и Данилов, сторожившие его внизу, до-ждались наряда, отправили поэта и висельника в СИЗО. Дежурный наряд так и поехал, отдавая честь генералу госбезопасности, как принимающие на параде. Решили, что шпиона везут.
Нестеров и Данилов поднялись в квартиру к Серафимовой.
-- Ну что, все откладывается? -- спросил Нестеров. -- Как девочка?
-- Приходит в себя, -- ответил Буянов, -- еще немножко я с ней поработаю, и все пройдет, даже помнить не будет, какая опасность ей угрожала...
-- Я твой должник, -- вскочил Вазген и налетел на Данилова, -- дай твою руку, дай я тебя обниму.
-- Да я-то при чем, вот Нонночка, а главное -- Евдокия Григорьевна.
Вазген все равно никак не мог понять, как это женщины могут быть такими отважными.
Когда Евдокия Григорьевна повернула к подъезду, Володя, доставивший ее, сразу отъехал на заправку. Евдокия Григорьевна увидела, как в подъезд, пробежав вдоль дома, шмыгнула девушка. Огляделась. А за ней громила какой-то, прям мертвец. Она смело вошла в подъезд почти одновременно с мужиком, он ее еще вперед пропустил. Она-то думала, что их двоих он с девушкой не тронет, а девчушка пешком побежала наверх.
Зашла Евдокия Григорьевна с ним в лифт, у самой поджилки трясутся, зуб на зуб с перепугу не попадает. По одному у нее на каждой челюсти: один сверху -- справа, один снизу -- крайний слева. Вот они как-то друг за друга зацепились со страху: перекосило, словом. А мужик-то выбрал четвертый этаж, нажал кнопку. Евдокия Григорьевна -- пятый нажала, ей ведь на пятый. Сама краем глаза мужика рассматривает.
Прибежала, стала рассказывать, пока рассказала, "лифтер" чуть было Ноннину племяшку не придушил. Серафимова подошла к Нестерову, когда он вернулся, и грустно-сосредоточенно произнесла:
-- Вот теперь и я на собственной шкуре испытываю то, что у Губарева на сердце. Хотя и не была еще сутенершей.
-- Вот потому и беда мимо прошла, -- объяснил Нестеров, закуривая сигарету Вазгена.
Серафимова же была в таком состоянии, что даже и не вспомнила, что она курит. Бросила?..
СЕАНС
Через два часа позвонил Братченко: Губарев едет в Москву. Договорились, что пара оперативников, ведущих наблюдение в Одинцове, и Братченко поедут с ним на электричке. Машина оперов больше не нужна, Серафимова, Нестеров и желающие приедут на Ярославский и будут ждать Губарева на перроне. Братченко должен дать сигнал: пустить красную ракету, нет, лучше помахать шапкой. Шапок уже никто не носит -- теплынь. Тогда он должен идти за Губаревым и громко кричать шепотом: это он! это он! Но ни в коем случае не обнаруживать себя. Шутка. Словом, у Братченко есть ровно сорок минут, чтобы придумать, как объявиться в толпе и показать Серафимовой Губарева. Нестерова на перрон брать опасно, Губарев его узнает.
У Серафимовой было время отвезти изможденную Евдокию Григорьевну к мужу и доехать до Комсомольской площади. По сравнению с другими событиями ночи, результаты гипноза, проведенного-таки М.И.Буяновым, были лишь щадящим массажем конечностей по сравнению с гусеницами танка.
Евдокия Григорьевна впала в транс быстро. Может, это и не так называется, но то, что с нею произошло, было именно трансом.
-- Мишенька, ты не переборщил? -- шепотом спросила Ниссо, складненькая женщина с матовым лицом и высоким черным пучком, и добавила: -- Учись, Юльнара, это сейчас -- золотое дно.
-- Евдокия Григорьевна, -- причитал Буянов, -- сейчас вторник, Адольф Зиновьевич должен вернуться с работы, вы ждете его?
-- А чего его ждать? -- заунывно, нараспев отозвалась старушка, глядя на психиатра удивленным взглядом амнистированного. -- У меня рабочий день до шести.
-- А что вы делаете?
-- Я готовлюсь смотреть телесериал. Называется "Роковое наследство", это про наследство...
-- Роковое?
-- Роковое. Я уже телевизор включила и легла на диван.
Дальше Евдокия Григорьевна рассказала, как хлопнула дверь, Финк звонил, как она выругалась про себя, что не дают спокойно фильм посмотреть, как пошла к нему после "Рокового наследства", как увидела его труп и позвонила в милицию, а потом ушла. И как позвонил в дверь этот Жырдана Бруна патлатый, а она уже к "Санте-Барбаре" готовилась.
-- Что было потом?
-- Он меня так приобнял, больно мне ткнул пальцем в шею, я ему ключи отдала, он попросил на минутку, пошла с ним, вошли в квартиру Финка. Они стали рыскать, много их было, человек пять, а меня все спрашивали, где деньги и документы. Я показала. Они все взяли и ушли. Сказали, что в ванной еще один труп, а папок нигде нет. Меня домой отправили и ключ отдали. Я на них в окно посмотрела, они далеко не поехали, за угол завернули и напротив дома встали. Рядом с желтым автомобилем.
-- Что за автомобиль? -- подтолкнула Буянова Нонна Богдановна, гипнотизер повторил вопрос.
-- Не импортный, очечественный, -- в нем мужчина один сидел.
-- Лицо запомнили?
-- С пятого этажа я только нос его запомнила, он его все время к нашим окнам поворачивал.
Буянов дунул на Евдокию Григорьевну так, как фокусник дует на свой кулак, после чего из него можно доставать километры носовых платков. Евдокия Григорьевна очнулась и тяжело вздохнула:
-- Воздуху.
Сгрудившиеся над ней независимые наблюдатели разомкнули ряды. Сеанс был окончен. Кто-то еще предложил вызвать дух капитана Гранта, но вовремя спохватились: у литературных персонажей не бывает духов.
БУДЕМ БРАТЬ
Зря полковник юстиции Нонна Богдановна Серафимова беспокоилась, что в шумной пестрой толпе ее помощник и советник юстиции Братченко потеряет Губарева, а она с ним разминется.
Из темно-зеленой головастой электрички вышло человек десять, в среднем по человеку из каждого вагона. Братченко шел за высоким худым мужчиной, как и говорил Нестеров, из породы жилистых, живучих и выносливых. Щеки прохожего были впалы, вгляд желт, он смолил папиросу, с нею в зубах так и выпрыгнул из тамбура на перрон.
Братченко лишь один раз, уже приблизившись к Серафиме, поднял за спиной мужика плакат с надписью: "Вот этот человек с цигаркой -- Губарев". Шутка. На самом деле, плаката не было, просто Братченко поднес к лицу ладонь, словно обтирая губы, выставил указательный палец и указал на Губарева.
Серафимова отвернулась. Евгений Александрович прошел мимо нее, даже задел плечом. Братченко догнал ее и доложил: квартира до посещения Губарева и после обыскана. Результаты обыска после ухода Губарева ему еще неизвестны, так как он с операми вел наблюдение за объектом.
-- Молодэс! -- похвалила Нонна Богдановна по-армянски. -- Идем за ним, Нестеров и Данилов поедут на машине.
Губарев прошел между зданием вокзала и метро, свернул направо, сначала Серафимова думала, что он спустится в метро, но прохожий спокойно и размеренно зашагал к подземному переходу, что вырыт под всей Комсомольской площадью от Ленинградского и Ярославского вокзалов к Казан-скому. В длинном каменном коридоре уже не торговали палатки, но народу было больше, чем на улице, словно у всех вокзальных бомжей и проституток сегодня здесь были запланированы свидания. Впрочем, вечер действительно был холодный, и они здесь согревались.
