Андрей Лебедев - Журналистское расследование
ПРОКОЛ
Во вторник Добкин притаранил материал. Как обычно нагло, не снимая шапки и пальто он ввалился к Иванову в кабинет, запанибрата бросив что то вроде «привет начальству», шлепнулся на стул подле редакторского стола и прямо поверх директивы генерального, которую главный в этот момент внимательно изучал, швырнул под нос Иванову свою полиэтиленовую папочку.? Что это, спросил Иванов, поднимая глаза на небритого и дурно пахнувшего Добкина.? Материал принес, что вы заказывали, — ответил Добкин самодовольно улыбаясь? Скандальный? — с надеждой спросил Иванов? Скандальней не бывает? А с достоверностью как? Добкин на это посмотрел на Иванова с укоризной и сделав характерное движение большим пальцем по верхнему ряду зубов, сказал, — Бля буду! Материал горящим порядком бухнули в набор. А на следующий день разразился скандал. В пол — двенадцатого секретарша генерального с какой то не предвещающей ничего хорошего таинственностью пригласила Иванова в кабинет. Не хорошие предчувствия не обманули. Матвей Геннадиевич сидел с крайне хмурым лицом и не добро пялился в свежий номер газеты, лежащей на его столе.? Что вы там за херню такую написали, загремел он не поднимая глаз? Смотря что вы имеете в виду, газета большая, — дипломатично ответил Иванов? Я, бля не про всю газету тебя спрашиваю, я про те материалы что твои гениальные Добкины — Жопкины делают… Иванов что то заблеял в ответ, но Матвея вдруг прорвало,? Да я тебя с твоим Добкиным и вашим сраным материалом не только на улицу выброшу, я вам обоим такой счетчик включу. что вы со мной никогда в жизни не расплатитесь. что вы не только свои квартиры продадите, вы бля хаты мамашины и папашины продадите что бы со мной только рассчитаться… Иванов вдруг подумал, что даже работая в райкоме, такого страха знавать ему еще не приходилось. В райкоме то что? В крайнем случае — партбилет на стол… А тут — вот оно… Капитализм! Эвон!? А что такое, Матвей Геннадиевич, попытавшись изобразить на лице любезно озабоченное выражение, спросил Иванов? А то что твой Добкин разоблачение журналистское сделал меня и моих корешей хороших.? Это как так?? А так, что не знаю, где он этот материал надыбал, но фирма про которую он написал — это наша дочерняя фирма.? Так он не знал…? Кабы знал, мы бы его закопали, а так только на счетчик поставим? А меня, — с дрожью в голосе спросил Иванов? А тебя…пока не будем. Живи, пока. Иванов выходил из кабинета задом отвешивая с каждым шагом поясные поклоны. Лицо его при этом выражало преданную скорбь вместе с непринужденной озабоченностью.
РОКИРОВКА
Иванов пригласил Паштетова «зайти по старой памяти в редакцию», позвонив на Сашин пейджер. Причем сообщение было составлено в высшей степени учтиво и изобиловало самыми жонтийными оборотами. Не то что бы Паштетов был начисто лишен чувства гордости, что бы сразу после бесславного увольнения по первому свистку придти к своему бывшему начальнику. Не последнюю роль здесь сыграло сашино любопытство. И оно было вознаграждено.
— Саша, мы хотим предложить тебе отдел политики и информации, сразу без обиняков начал Иванов — А Любарский, а Добкин, наконец, в крайнем изумлении воскликнул Саша — А что Любарский? После твоих выступлений в «Круглых сутках» мы поняли, какого журналиста потеряли. К сожалению, по старой русской поговорке, что имеем — не храним, а потерявши плачем, ненатурально хохотнул Иванов — А Добкина мы уволили, слышал, какой прокол с ним случился? Саша кивнул сглатывая слюну. — А вообще, мы с генеральным имеем на тебя большие виды, большие виды на отдел политики, который ты, мы надеемся скоро возглавишь. — Ну ничего себе, сегодня меня выгоняете, завтра Добкина, послезавтра меня приглашаете на его место, а что будет на третий день? — Ах Саша, время сейчас такое, ну кто может поручиться за меня или даже за генерального, что меня или его завтра не уволят? Надо жить сегодняшним днем, извини меня за цинизм, дорогой мой. Я между прочим к тебе всегда благоволил, ты знаешь, и все твои пьянки тебе с рук сходили. Но теперь такой в газете момент, Саша, что мы ждем от тебя, точнее от отдела политики сенсационного прорыва. И ты, за три недели работы в «Круглых сутках» доказал, что можешь. Но ведь у нас — то тираж вчетверо! Ну что тубе эти «Круглые сутки»? Давай забудем обиды, дело ведь куда как важнее! — Я согласен, сказал Саша — Согласен, хоть вы и сволочи порядочные, но дело, как вы заметили, важнее.
МАШНАЯ
Наташа дважды мазнула за ухом последней капелькой духов, которую с большим трудом удалось вытряхнуть со дна дареного кем-то на позапрошлогоднее восьмое марта флакона, и с горестным вздохом одела под джинсы последние не рваные колготки. Случай стоил того, она шла на свидание к полковнику Самохину. Еще позавчера со смутной надеждой на везенье Наташа брала у него интервью, по поводу назначения его на пост заместителя начальника ГУВД, а сегодня, сама себе не верила — ехала с ним на охоту и шашлыки. Хмель стал бить в наташину голову еще до первого стакана коньяку тогда, когда на всех ГАИшных постах, которые черный джип Самохина подобно гоночному болиду пролетал на грани технически допустимого, дежурившие лейтенанты пулей вылетали из своих будочек, беря под козырек. Самохин сам сидел за рулем и хорошим раскатистым басом подпевал кассете Шуфутинского, которую послушный реверс-автомат гонял туда-сюда всю дорогу до охотничьего хозяйства. В лес решили не ходить, так как выходя из машины, Наташа слегка подвернула ногу. Прямо за избой лесника на поляне организовали стрельбище, где Самохин полуобнимая Наташу за плечики показывал как надо целиться из карабина и как надо стрелять из пистолета системы Макарова. После третьего стакана коньяку Наташа окончательно потеряла дар речи и глупо улыбаясь согласилась с предложением хозяина охотхозяйства «пойтить с паолковничком попариться в баньке». Всю ночь Наташа пела разомлевшему Самохину под гитару песни «про туман» и «про запахи тайги», а на утро полковник заикаясь от волнения сделал ей предложение.
ПАШТЕТОВ
Иванов долго кряхтел, согнувшись под столом, набирая шифр американского сейфа, потом что бормоча себе под нос считал и пересчитывал, и разогнувшись наконец, дал Паштетову папку и четыреста пятьдесят долларов. — Это тебе на представительские, будешь там в Москве в ночных клубах с нужными людьми знакомиться, не скупись, угости в баре одного — другого рюмочкой коньяку, на большее — извини финансировать не могу. — И этого будет достаточно, сказал Паштетов, пряча деньги. — А в папке материалы на три статьи. Первую про влияние Промбанка готовь во вторничный номер. Вторую, про интервенцию москвичей, приготовь к пятнице. а там посмотрим.
По дороге в столицу Саша не спал, а всю ночь напролет стучал по клавишам своего ноут-бука. Писал про Булгакова, то что давно хотел написать, но никак не мог собраться.
Булгаков в шестидесятые стал объектом самого массового читательского спроса. Вроде того, кем является сегодня для миллионов читающих россиян писательница Маринина. Появление его «Мастера и Маргариты» в одном из популярных литературных журналов стало тогда абсолютной литературной сенсацией. Сенсацией затянувшейся во времени, возведшей писателя на пьедестал той славы, о которой он, садясь за работу, надо полагать даже и не мечтал. Вернее сказать, на которую не рассчитывал, так как двигало его рукою совсем не тщеславие… Мысли, которые хочется высказать по поводу знаменитого булгаковского романа, относятся скорее к теме общественного сознания, к теме веры и ее эрзац — заменителей, а не к литературоведению вообще и исследованию творческого наследия Михал Афанасьевича в частности…
В начале восьмидесятых на прилавках питерских (тогда еще ленинградских) книжных магазинов появилась тоненькая брошюрка филолога Глинской, посвященная раскрытию истинных имен, зашифрованных Михаилом Булгаковым в «Мастере и Маргарите» и «Театральном романе». В своем исследовании Глинская не случайно объединила два этих произведения. Как только рука ученого начинает открывать истинные фамилии писателей, критиков, общественных и театральных деятелей, скрытых автором под масками своих персонажей, жанр этих романов проявляется с четкостью хорошей не засвеченной фотографии в кюветке со свежеразведенным реактивом. Это памфлет. Это сатира. Это литературная месть и прямым обидчикам (критик Латунский), и всем неприятным автору противным личностям, что олицетворяли глубоко ненавидимую им систему (председатели, заседатели, чиновники, совслужащие, администраторы, управдомы и милиционеры). В семидесятые с огромным успехом в кинотеатрах страны шел французский фильм «Великолепный». Там главный герой- писатель, в исполнении Бельмондо, постоянно переписывал свой роман, ставя своих обидчиков из своей реальной жизни в выдуманные гибельные ситуации своего литературного произведения…Таким образом он как это сейчас принято говорить оттягивался. Психоаналитикам известен такой способ разгрузки — изложи на бумаге суть нанесенной тебе обиды- и получишь облегчение. Радость мести (так и просится английская поговорка «how sweet is revenge») хорошо передана в глобальном (как по объему, как и по популярности) романе Дюма «Граф Монтекристо». Булгаков сделал что то подобное. Однако на нашей «благодарной» почве брошенное автором зерно дало вдруг совсем неожиданные всходы. Роман месть перерос свою задачу. Сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков и предположить не мог, что голод на информацию христиански не просвещенного читателя, сделает его «Мастера» хитом сезона по причине того, что «роман в романе» будет читаться советской публикой как неканоническое Евангелие…Что в условиях христианской неграмотности, слабый, смешной и нелепый «внутренний роман» Мастера по мотивам Евангелия, будет иметь такую притягательную силу, что выдвинет автора «романа внешнего» в разряд хрестоматийных классиков…Сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков превосходно давал себе отчет в том, что рядом с евангелистами Марком, Лукою, Иоанном и Матфеем — его «мастер» выглядит жалким подмастерьем. Подносчиком пепси- колы при маэстро рок-звезде, если угодно…Однако не мог он предполагать, что дефицит на церковную литературу сыграет с его романом такую злую шутку. Однако не эту мысль хотелось вывести в этих заметках в качестве главной. «Мне отмщение и аз воздам!» Так говорил Господь, и сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков прекрасно помнил об этом. «Мстить буду я — а вы должны прощать…Оставьте месть мне, не губите свои души…» Однако, сын священника не только «не простил» своих обидчиков, не только впал во грех мести, но и поручил ее исполнение симпатично выписанному им Дьяволу. Тот, кому не жалко времени, и у кого есть на работе ксерокс, пусть попробует выделить «роман в романе» в отдельное произведение. И для контроля пусть даст почитать «рукопись Мастера» в чистом так сказать виде, своему сыну или дочери, еще не знакомившимся с произведением Михаила Афанасьевича…Результат будет, надо полагать в пользу критика Латунского. И Булгаков это прекрасно понимал…Публика вот, жаль только не поняла! У Достоевского, как должно быть помнит просвещенный читатель, тоже был «роман в романе» — «Легенда о Великом инквизиторе». Так вот кабы такое произведение родилось из под пера Мастера, проживавшего в маленькой полу-подвальной московской квартирке, не попал бы он в сумасшедший дом, а питался бы в ресторане Массолита и отдыхал бы на даче Литфонда в Переделкино. Как и положено классикам. Однако, слава Богу, времена меняются. И теперь уже без боязни неприятных объяснений на партбюро, можно посещать церковь…И теперь уже Евангелие можно запросто купить в каждом храме у свешницы…И читать, коли есть время и охота…Нету пока только одного — восстановленной традиции христианского воспитания детей. Что бы не приключилось с ними такой же истории, как с папами и мамами — инженерами и инженерками, что вместо пищи истинной готовы были жадно глотать любой эрзац… И что вместе с любимым автором соблазнились сладким ядом мести. «Мне отмщение — и аз воздам». «И да избави нас от лукавого». Последнее относится к тому что «симпатяга» сатана, хоть и палит из маузера в неприятных нам милиционеров. Хоть и переносит без штанов из одного города в другой несимпатичного нам чиновника. Хоть и награждает раком печени взяточника… Но остается при этом врагом человеческим, и не пристало христианам искать у него защиты, хоть и пребывая в горькой обиде. Предвидя раздражение, какое заметки эти вызовут у некоторых читателей, так как будут сочтены за воинствующую моралистику и навязчивую сентенциозность, оговорюсь, — не писал бы этого кабы не сталкивался ежедневно с примерами вопиющего христианского невежества именно у людей себя христианами почитающих. Тысячи тысяч бывших комсомолочек и комсомольцев с началом перестройки пришли в церковь и по своей доброй воле исправили родительское упущение (которому есть оправдание, и страх был, и церкви были закрыты) — крестились… Однако исправить другое, получить то христианское образование и воспитание что в былые времена «автоматом» давали в школе на уроках «закона божьего», не так то просто. Вот и ходит в церковь вроде и крещеный народ. Вроде и самый в мире образованный, а долг свой почитающий лишь в мистическом действии «свечку к празднику поставить». А соблазнить необразованную душу просто. Как ребенка обмануть. Вот и вещают для них по коммерческим телеканалам все выходные напролет американские проповедники. Вот и готовят неустанно для них на радио «Свобода» передачи из серии «На темы христианства»…А цель одна подрубить православие. И вместе с ним — единственную нашу надежду на возрождение.
