Ноах Мельник - На виду у всех
- Хаим, гиб ди долларн!
Принес Хаим-Эля доллары. Пересчитали:
- Все принес. Иди домой!
А вот Мойша Кульбака принес не все сбережения. В милиции знали точно, сколько у него денег. Били, пока все не отдал. Потом сотворили голод. Хочешь спасти семью от голода - неси в Торгсин обручальное кольцо или серебряный кубок для благословения вина. Умели большевики грабить.
В 1921 году родился мой брат Михаил, затем я, а после меня родилась в 1931 году сестричка Сара. В Несвиже отец в короткий срок наладил работу ивритской школы, и тем самым вырос его авторитет среди евреев города. Его избирают "лавником" - депутатом магистрата. Слава об отце как педагоге дошла до города Ляховичи, где еврейских детей продолжали обучать в хедере. В Несвиж отправилась солидная делегация с просьбой открыть и в Ляховичах еврейскую школу. Мотивировали тем, что в Ляховичах - корни моей матери. Обещали выкупить "пляц", где когда-то стоял дом Неяха Мыслобожского, и всякую другую помощь. Потом оказалось, что общественность не согласна выделить средства для организации школы. Пришлось отцу взять ссуду в банке, стать частником, к чему он не был приспособлен. Все же в сжатые сроки построил здание для первых четырех классов, а потом - для пятого-седьмого классов. Он набрал штат учителей и получил правительственную концессию на общеобразовательную "повшехную" школу с преподаванием на языке иврит. Приведу отрывок из книги воспоминаний "Ляховичи", изданной в Тель-Авиве после Второй мировой войны выходцами из нашего города (перевод с иврита):
"Мельник был педагогом высокого мастерства, самоучкой с большим опытом воспитательной работы. Перед приходом в Ляховичи он несколько лет возглавлял школу "Тарбут" в Несвиже, и имя его получило широкую известность среди учеников и их родителей. Когда он перебрался в Ляховичи, его заверили в поддержке сионистских кругов. Мельник старался всеми силами и настойчивостью, а настойчивости у него было много, поставить школу на высокий педагогический уровень. Учеба велась в соответствии с программами лучших школ. Мельник вложил в эту школу все свои педагогические знания, все свои физические и моральные силы. Ничто не было для него тяжело, чтобы добиться этой цели... Как писали в еврейских газетах: слава шла впереди него".
Отец принимал активное участие в общественной жизни города: он был председателем совета "Керен кайемет ле-Исраэль", членом совета городского банка и одно время даже председателем совета пожарной дружины. Трудно было себе представить, откуда в этом сухощавом, среднего роста человеке берется столько сил для требующей большого напряжения работы. Как помню, он редко бывал дома, общался с нами, детьми, главным образом по субботам и праздникам.
В начале тридцатых годов произошел раскол в сионистском движении. Левые "халуцим" и правые "бейтаристы" Жаботинского вцепились друг в друга. Отец был против этих разборок: идеологический разброд мешает общему делу. Организатор "Бейтара" в городе узрел в отце идеологического противника ("кто не с нами, тот против нас") и вместе со своим отцом, агентом по продаже швейных машин "Зингер", открыл школу, где намеревался воспитывать детей в верности идеалам сионистского ревизионизма. Обстоятельства изменились, и те круги, которые раньше упрашивали отца переехать из Несвижа в Ляховичи, обещая ему всякую поддержку, отдали своих детей в новую школу. У отца остались дети бедняков, которым было не до идеологии. Они не могли платить за обучение. Материальное положение нашей семьи резко ухудшилось. Для отца все это было тяжелым моральным ударом. Ведь он так много сделал для еврейской общины города! Мама плакала, жалела, что уехали из Несвижа культурного города, где отцу не надо было заниматься частным делом, изыскивать средства для содержания помещения и оплаты учителей. Предательство евреев сломало этого физически сильного человека. Он стал нервным, страдал бессонницей, беспрестанно курил. Вскоре, не достигнув пятидесятилетнего возраста, отец заболел раком горла и умер, оставив вдову с тремя детьми. На похоронах было много людей, шла колонна школьников с учителями, а мама причитала:
- Убили его амалеки!
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Завершилась Первая мировая война. После ста лет неволи Польша вновь стала независимой, но сразу оказалась на пути большевиков, стремившихся, разжигая мировую революцию, захватить всю Европу. Бурлил и рвался к власти пролетариат Германии и Венгрии. Красная Армия под руководством Троцкого и его комиссаров, среди которых были и евреи, двинулась на Варшаву. Поляки восприняли это как нашествие "москалей" под водительством "жидо-большевиков". Евреев заклеймили как врагов новой Польши. Варшаву удалось отстоять. Случился "цуд над Вислой", в небе появилось изображение Богородицы, и, вдохновленные этим знамением, контратакующие поляки разгромили противника. Но вина "жидо-большевиков" осталась в сознании многих поляков. К тому же в новом Польском государстве оказалось слишком много евреев - 11% населения. Если не считать оказавшихся также в Польше украинцев, белорусов, немцев и литовцев, то на четверых поляков приходился один еврей. Представьте себе при такой пропорции 30-40 миллионов евреев в России. Кошмар! Во многих местечках евреев было больше, чем поляков. Даже в некоторых кварталах Варшавы преобладали евреи. Если исходить из того, что высота планки антисемитизма обычно прямо пропорциональна плотности еврейского населения, то идеология нацизма должна была возникнуть в Польше, а она родилась в Германии, где до того времени положение евреев было более благополучным, чем в других странах, и ассимиляция вплоть до крещения, охватила еврейские массы.
Принятая в 1921 году конституция Польши гарантировала равноправие всем гражданам. На деле евреи лишь в редких случаях могли занимать государственные должности, ограничен был для них доступ в университеты и офицерский корпус. Маршал Пилсудский сдерживал погромные настроения. Он начал свою политическую деятельность социалистом, был редактором газеты "Роботник", затем - узником царской Сибири. Рассказывали, что однажды Пилсудского, преследуемого царскими жандармами, евреи спрятали в синагоге, накрыв его талитом. После его смерти в 1935 году положение евреев Польши ухудшилось в связи с мировым кризисом и приходом Гитлера к власти в соседней Германии.
Часто отец, просматривая газеты, повторял:
- Доллар опять упал.
Масса малоземельных крестьян ринулась в города, которые и так страдали от безработицы. Усилилась конкуренция поляков с местным населением в торговле и ремесле. На улицах появились плакаты: "Не покупай у еврея!", "Свой - до своего!". Для грабежа, как и в старые времена, лучше всего подходили евреи, не способные давать отпор. Гитлер придумал зачислить в евреи даже потомков смешанных семей. Какой удар для немецких евреев-патриотов! Ведь совсем недавно воевали за "фатерлянд", живота не жалели. Миллион немцев в Польше оказался крепкой основой для гитлеровских планов. Прибывший в наш город парикмахер - "польский патриот" по фамилии Шмидт возглавил созданную им антисемитскую организацию. Однажды, на базаре поспорили балагула с крестьянином. Шмидт выбежал из своей парикмахерской с криком "Бей жидов!", но тут же был сбит с ног и немного потоптан мясниками. Полиция не бросилась на выручку немчика.
Еще один лозунг антисемитов: "Евреи - в Палестину!" казался безобидным. Следует отметить, что поляки поощряли сионистскую деятельность: меньше останется евреев. Говорили, что в Татрах они готовили офицеров для будущей еврейской армии в Палестине. В Варшаве прошли парадом еврейские ветераны различных армий. Сионистское движение ширилось во всех странах
Восточной Европы. Вместо хедеров открывались общеобразовательные школы и гимназии с преподаванием иврита. В нашем детском представлении Эрец-Исраэль - счастливая страна, текущая молоком и медом. Мы пели на иврите: "Там солнце сияет и виноград зреет", гордились храбростью Маккавеев и воинов Бар-Кохбы. Выпрашивали у матерей пять грошей на мороженое и сдавали деньги в Керен кайемет ле-Исраэль, а полученными взамен картинками Земли Обетованной заполняли тетради. Мой учитель говорил:
- Ата кмо баарец (ты уже как будто в Стране).
В нашем городе организовали киббуц. В арендованном здании молодежь готовилась к эмиграции в Палестину, училась совместному коллективному проживанию и трудилась на окрестных помещичьих полях. Несколько лет тяжелых испытаний в киббуце давали преимущество для получения сертификата на выезд в Палестину. Все это сопровождалось секуляризацией еврейских масс, хотя кашрут соблюдали и праздники отмечали. В нашем городе закрылась йешива. В ее здании халуцим организовали клуб с библиотекой, повесили гимнастические кольца: набирайся знаний, накачивай мышцы, готовься к труду в Эрец-Исраэль. Прошел слух, что через наш город, не останавливаясь, проедет Жаботинский. Молодежь "реквизировала" лошадей у балагул, и к полустанку выехала еврейская кавалерия в мундирах Бейтара. Получилось подобие той песни: "Мы готовы к бою, товарищ Жаботинский!"
