Ноах Мельник - На виду у всех
Маркс - потомок состоятельных евреев, крестившихся ради денег, распространил жизненное кредо своих родителей на весь еврейский народ.
Не лучше было и положение многих лавочников. Помню крохотную лавчонку, над дверью которой вместо вывес ки висела пара кожаных лаптей, а внут ри, кроме этого изделия, наваленного на полке, стояла бочка колесной мази. Вот и весь ассортимент. Пожилая еврейка напрасно ждала покупателей. Мужики плели лапти из лыка.
Была еще одна отрасль, которой занимались наши евреи, огородничество. Ежегодное внесение навоза в течение многих столетий способствовало образованию плодородной почвы с мощным гумусным горизонтом. Ведущей культурой были огурцы. В конце лета в городе стоял густой запах чеснока и укропа. Засоленные огурцы в бочках, скрепленных лозовыми обручами, свозили к реке и привязывали под водой к забитым в дно кольям. В воде, а зимой подо льдом, огурцы в рассоле отлично сохранялись. За ними приезжали купцы в конце весны. Продукция эта шла и за границу. Недалеко от нас жила семья огородников по кличке "Ди буракес". Осенью, после завершения полевых работ, глава семьи запрягал свою клячу и скупал по деревням гусей. Кончался сезон выпаса, и крестьянам выгодно было продать разросшееся за лето пернатое стадо. Привезенных гусей откармливали. Всю зиму гусиные тушки без кожи и жира разносили на продажу по домам. Перья "скубли" на подушки и перины, а гусиный жир с кусочками кожи перетапливали. Этот жир "мит грибенес" (со шкварками) продавали к пасхе для приготовления "кнейдлэх". Так, трудясь круглый год, многочисленная семья "Ди буракес" зарабатывала себе на скудное пропитание.
Непременным атрибутом местечка были балагулы. Этим дюжим молодцам не страшна была любая непогода. Однажды, в начале прошлого века, рабочие из российских губерний, занятые на строительстве Полесской железной дороги, подвыпив в воскресенье, решили "устроить жидам погром", но получили такой отпор от наших балагул, кузнецов и мясников, что в течение многих лет погромов не было. Окрестное население поговаривало: "Ляховичские жидки Христа распяли".
В то время опростоволосились наши местечковые мудрецы. Инженер предложил за взятку в 50 рублей спроектировать в местечке железнодорожную станцию. Мудрецы долго совещались и решили, что вокзал станет несчастьем для местечка. Молодежь будет целыми днями ошиваться там и, не дай Бог, нарушит святость субботы. Понаедут "фони" из Москвы и Петербурга, скупят на базаре масло и яйца, что вызовет дороговизну, да еще устроят погром. Дали взятку в 50 рублей, чтобы спроектировал станцию подальше (остался лишь полустанок). Позже недобрым словом поминали своих мудрецов: товары пришлось возить за шесть километров. Только Лейзер-балагула был доволен: его двенадцать детей не знали голода.
В базарные дни местечко просыпалось рано. Шумный народ заполнял базарную площадь и прилегающие улицы. Крестьяне плотно устанавливали повозки (зимой - сани). Рядами выстраивались гончары, бондари. В наполненных водой бадьях плавали метровые щуки, плоские карпы. Торговали поросятами, свиньями, овцами, телятами, коровами и лошадьми. Вот балагула покупает у мужика коня, торгуются, бьют друг друга по рукам (только железные мозолистые ладони могут выдержать эти удары), расходятся и снова сходятся. Вот крестьянка, продав фунт масла, десяток яиц и курицу, направилась в лавку купить праздничный головной платок. Два мужика направились в ресторацию Файвеля Рыжего обмыть куплю-продажу. Выходят оттуда повеселевшие (пьянство у единоличников не было в моде, брали на двоих польскую "кварту" - всего 250 грамм), обнимаются, целуются, заверяя друг друга в уважении и вечной дружбе. Опустело местечко, евреи убирают навоз напротив своих домов, иначе "полициант" оштрафует. В польском государстве улица должна быть чистой.
Оживало местечко и в субботние дни. Пообедав и приодевшись, более состоятельные евреи выходят на базарную площадь "шпацировать", бесцельно прохаживаясь по тротуару, чтобы людей увидеть и себя показать. Была и местечковая самодеятельность с постановками на идише.
В первое время после мировой войны детей обучали в хедерах. Иногородних учеников йешивы распределяли на пропитание среди горожан. Раз в неделю к нам приходил один из них. Помню его
бледное с желтизной лицо и худые пальцы, которыми он осторожно брал нарезанный хлеб. Некоторые из них достигали изумительных успехов в запоминании текстов. Прочитав две страницы незнакомого текста, они повторяли его наизусть слово в слово. Но самыми феноменальными способностями обладал булочник Зуня. Вот приезжает на карете богатый шляхтич со своим гостем. Зуня бежит к нему с двумя корзинами баранок. Шляхтич торжественно вынимает исписанный цифрами листок:
- Посчитай, Зуня, сколько я прожил минут, если мне 42 года, пять месяцев, две недели и три дня.
Зуня, прикрыв глаза, беззвучно шевелит губами, подталкивая корзины к лошадиным мордам.
- Пиши, пане добродию, - говорит, наконец, 3юня и начинает диктовать поляку восьмизначное число. Помещик сверяет итог со своими подсчетами и восхищенно щелкает языком: все сошлось. Довольны все. Помещик, представивший своему гостю умственные способности "своего" еврея, Зуня, получивший сполна за две опустошенные корзины и лошади, подкрепившиеся свежими баранками.
На особом положении находилась пожарная команда. Тесная городская застройка, крытые соломой крыши создавали благоприятные условия для пожаров. Но поскольку "спасение утопающих - дело рук самих утопающих", то пожарная команда была добровольной, и состав не получал денежного вознаграждения. Обязательным было участие в учениях. Несколько раз в году объявлялись учебные тревоги (удары в колокол и рев сирены), и тогда балагулы мчались верхом к месту сбора, накинув на коня уздечку и хомут, держа в руке дугу и нахлестывая вожжами коня. Явившемуся первому выдавали премию 10 злотых - тогда немалые деньги. Пополнялись ряды пожарников еврейской молодежью, но были среди них и ветераны-бородачи. Получали они бесплатно спецодежду и парадное обмундирование. Для подкрепления бюджета пожарный "сарай" - длинное одноэтажное кирпичное здание, обычно заставленное водовозными бочками и платформами с ручными насосами, сдавали в аренду заезжим артистам и для демонстрации кинокартин. Во время государственных праздников "Дня конституции - 3 мая" и "Дня независимости 11 ноября" пожарная команда в праздничных мундирах и касках со своим оркестром возглавляла колонну демонстрантов, состоявшую из небольшой группы чиновников и длинной вереницы школьников в сопровождении учителей, тщетно пытавшихся поддержать подобие строевого шага у своих подопечных. С трибуны выступал с патриотической речью мой отец.
На моей памяти пожаров в городе было немного и с ними быстро справлялись, но окрестные деревни горели часто и подолгу. Пожарники выезжали в деревни, и еврейские парни неделями спасали добро польских и белорусских крестьян.
На синагогальном дворе была Большая синагога и три "штиблэх". В штибле портных молились ремесленники. Он был беднее других, и сидения там были замаслены. Имелся штибл столинских и штибл койдановых хасидов. После проклятия хасидов Виленским гаоном прошло много времени и вражда между митнагдим (большинство литваков принадлежало к митнагдим) и хасидами улеглась. В веселый праздник Пурим школьники ставили пуримшпили. В синагогах при чтении Свитка Эстер взрослые топали ногами, а маленькие дети вертели трещотки при произношении имени Амана. Но мальчишкам этого было мало. Заранее готовили "пушки". В обрезок трубы с запаянным концом насыпали спичечные головки и под ударом железного стержня содержимое взрывалось. Мальчишки пробирались в синагогу, пряча "пушки" под пальтишками. При слове Аман в разных углах синагоги раздавались оглушительные взрывы, помещение заволакивало удушливым дымом, а пока взрослые бросались ловить хулиганов, те уже были в другом месте и взрывы сотрясали другую синагогу.
Задолго до Песаха формировались артели по выпечке мацы. Детям, по мере возможности, покупали обновку. В домах производили генеральную уборку, с чердака снимали пасхальную посуду. На синагогальном дворе в большом котле кипятили воду. За плату в несколько грошей металлическую посуду окунали в кипяток, после чего она считалась пригодной для Песаха. Хозяйки готовили древний славянский напиток - медовую бражку, а из изюма - вино. В предвоенные годы завозили из Палестины пасхальное Кармельское красное. Нужно отметить, что в праздники угощали даже маленьких детей вином или булкой, обмакнутой в водку. При обрезании моэль давал младенцу пососать красного вина, но, несмотря на это, среди евреев редко встречались алкоголики, потому что в семьях не было бытового пьянства.
Лаг ба-Омер. Накануне готовили цветные светильники, а рано утром отправлялись всей школой в лес. День проходил в играх и песнях, стремительно поглощали съестные припасы. Возвращались в сумерках. Зажигали светильники, и длиннющая колонна расцвечивалась разноцветными огнями. Глядя на это, душа радовалась. Вот какая мы сила!
