Владимир Сорокин - Пепел
Алик протянул ему сумку.
- Нэ... ну ты выложи, пакажи нормально, - прищурился Гасан.
Виктор поставил на стойку никелированный поднос, юноша вывалил на него загривок. Он был похож на ломоть арбуза с желтовато-розовой коркой. Свежая кровь блестела на срезе. Толстый слой подкожного жира белел по краю. На коже лиловел карбункул.
Гасан брезгливо посмотрел, кивнул на кейс с деньгами:
- Считайте.
Виктор взял одну пачку, разорвал банковскую ленту, стал считать:
- Чего, крупнее купюр не нашлось?
- Какая разница...
- Пальцы, бля, вывихнешь, - такая разница...
Виктор вывалил пачки в хрустальную вазу. Гасан свалил загривок с подноса в целлофановый пакет, убрал в кейс, протянул Виктору маленькую смуглую руку:
- Хоп?
- Мы в хороших, Гасан. - Виктор шлепнул пятерней по его руке.
Гасан вышел.
Алик посмотрел на вазу с деньгами, потер висок:
- Саш... я сегодня здесь останусь.
- А завтра как мне? - подошел водитель "Волги".
- К десяти сюда подъедешь.
- О'кей.
Водитель вразвалку вышел.
- Давай ебанем, Алька. - Виктор открыл холодильник, загремел бутылками.
- Голова болит... - выдохнул юноша. - Да, чуть не забыл, там его "мерин" на повороте остался.
- Пригоним.
- Голова... раскалывается.
- Еще бы, бля...
- Я сейчас... - Алик захромал к выходу, спустился по крыльцу. - Саша!
Водитель сидел в кабине "Волги". Джип Гасана с трудом разворачивался в тесном дворе. Саша вылез. Юноша подошел к нему и дважды поцеловал в губы. Саша обнял его хилое тело мускулистыми руками, прижал к себе.
Джип выехал в ворота, поехал через поселок.
- Да, - цвиркнул зубами Гасан и покачал головой. - Сколько в Масквэ пэдэрастов!
- Много, - пробормотал долговязый водитель.
- Много, - серьезно смотрел на освещенную дорогу Гасан. - И главное их все болше и болше.
Водитель кивнул.
Гасан достал мобильный, набрал номер:
- Сэрежа, дэло здэлано.
- Подъезжай, - ответил голос.
Через некоторое время джип свернул с кольцевой автодороги, остановился возле перелеска и помигал фарами. Из-за деревьев выполз маленький каплевидный "лексус", подъехал к джипу.
Гасан с кейсом вылез из машины, водитель встал неподалеку с помповым ружьем у бедра.
- Садись к нам, Гасан, - предложили сидящие в "лексус".
- Давай на воздухе. - Гасан положил кейс на капот джипа.
Из "лексуса" вылезли трое. Двое остались стоять, третий, - совсем маленького роста, плотно сбитый, в кожаной куртке, подошел, протянул руку.
- Ну чего, дома?
Гасан молча открыл кейс.
Коротышка заглянул:
- Ни хера не видно... Седой, посвети!
У "лексуса" включили фары.
- Чего там сматрэть... - кинул сигарету Гасан. - Ты радыо слушал?
- Было дело. - Коротышка зашуршал целлофаном, развернул. - Там все уже на рогах стоят. Залупович поклялся за неделю найти.
- Опасно, - цвиркнул зубами Гасан.
- Безопасно только в гробу.
- Точно, братан. В гробу карманов нэт.
Коротышка вынул пакет из кейса.
- Сева, давай бабки.
Подошел толстошеий Сева со спортивной сумкой на плече, стал вынимать пачки евро и класть в кейс Гасана.
Гасан взял одну, распечатал, достал из кармана индикатор, посветил синим.
- Сто штук, как у дяди Вани, - заверил коротышка.
Гасан долго возился с деньгами. Коротышка сунул в рот жвачку и быстро-быстро стал жевать.
Наконец Гасан закрыл кейс, протянул руку.
- Мы в хароших, Сэрежа.
- В хороших, Гасан, - пожал руку коротышка.
Сели по машинам, вырулили на кольцевую.
К полночи "лексус" въехал на платную стоянку у гостиницы "Метрополь".
Трое вошли в холл, поднялись на второй этаж. Коротышка постучал в 216-й номер.
- Открыто! - крикнул женский голос за дверью.
Коротышка вошел, двое остались в холле.
В двухместном номере на кровати спал молодой человек в лилово-желтом китайском халате. За заставленным закуской и выпивкой круглым столом сидели в мягких креслах две пьяные полуголые проститутки. По телевизору шло MTV.
- Ой, лапуля какой! - засмеялась коротышке пухлощекая блондинка.
- Выпей с нами, - предложила плоскогрудая красивая брюнетка.
Коротышка подошел к кровати, дернул молодого человека за голую ногу. Тот открыл глаз.
- Давай быстро, времени нет. - Коротышка выплюнул жвачку на пол.
Молодой человек сел на кровати, сощурился на вошедшего, потом на проституток.
- Идите... в ванну... - сипло пробормотал он. - Или... нет. Совсем. Быстро!
Проститутки молча взяли одежду и вышли из номера. В коридоре послышался их пьяный смех и разговор с охраной коротышки.
- Что, уже? - потер лицо молодой человек.
Коротышка вынул из сумки пакет с загривком, положил на кровать. Молодой человек заглянул в пакет и долго осоловело смотрел. Потом встал и резко приподнял матрас кровати. Пакет свалился на пол. Под матрасом лежала пачка рублей, пачка евро, паспорт и почтовый конверт.
- В конверте, - сказал молодой человек.
Коротышка взял конверт, вынул из него пластиковую карту VISA, угрюмо глянул на молодого человека и вышел.
Молодой человек опустил матрац, прошлепал босиком к двери, запер ее, выключил телевизор и бросился на кровать.
В шесть утра его разбудили.
Выпив воды с лимонным соком, он принял душ, побрился, облачился в белую тройку с белой бабочкой, собрал саквояж белой кожи и через десять минут уже сидел в такси, едущим в Шереметьево.
На аэродроме его ждал небольшой реактивный самолет с большой золотой надписью "Leonidov".
Молодой человек взошел по трапу, кивнул стюардессе и, оказавшись в уютном салоне, кинул саквояж на кресло.
- Соня, чаю с лимоном!
Стюардесса Соня закрыла дверь, принесла чай.
- Да, - вспомнил он и открыл саквояж. - Это в холодильник. Только не в морозилку.
- Хорошо. - Не переставая улыбаться, она взяла пакет с загривком.
Завыли двигатели, самолет вырулил на взлетную полосу.
За первую половину полета молодой человек прочел брошюру "Квантовый процессор", съел салат "Цезарь", картофельную запеканку, фруктовый десерт, мороженое с миндалем, выпил 2 чашки чая с лимоном, три рюмки водки, стакан яблочного сока.
Через четыре часа самолет сел в Екатеринбурге, заправился и снова взлетел.
В полночь он приземлился на Окинаве.
К трапу подъехала белая машина с чернокожим водителем. Молодой человек шагнул на трап, вдохнул влажный и тяжелый ночной воздух и громко произнес:
- Комбанва!*
Спустился, сел на заднее сиденье машины, бросил саквояж рядом.
Через полчаса езды вдоль побережья они подъехали к большим белым воротам. Ворота открылись.
Поехали по отличной дороге через ночной тропический лес. Не слишком скоро он раздвинулся, оборвался; в темноте плавно расстелилось огромное поле для гольфа, сверкнул подсвеченный бассейн, и в окружении кустов, подстриженных в форме шаров и конусов, выплыла белая вилла, изумительно красиво подсвеченная голубым. Машина подъехала к заднему входу, и сразу же из двери выбежал полный повар Ваня в белоснежном халате, переднике и колпаке.
- Володь, ну чего ж так долго?
Молодой человек вылез из машины.
- Все по расписанию.
- Уже начинается! Давай, давай... - протянул большие руки повар.
Володя раскрыл саквояж.
Повар выхватил из него пакет с загривком и побежал на кухню. Она была большой. Здесь работали еще три повара в колпаках: Сеня помешивал суп на плите, Толя, присев у открытой печи, поливал соком жаркое, кореец Юра крутил мороженое.
- Володьку только за смертью посылать... - пробормотал Ваня, вынимая загривок из пакета и шмякая его на деревянную доску.
- Опять, наверно, через Китай летели. - Юра лизнул ложку.
- Сень, а где тонкий? - поискал глазами Ваня.
- На моем, - ответил Толя, не оборачиваясь. Ваня взял с его стола длинный тонкий нож для нарезания ростбифа.
- Засвети кусман. - Сеня снял кастрюлю с плиты, стал переливать в фарфоровую супницу.
- Voila! - показал ему загривок Ваня и стал ловко нарезать его тончайшими пластами и раскладывать на большом блюде.
- Ты отжимать не будешь? - Толя вынул из печи шипящий кусок мяса.
- С кровью, чудак... - резал Ваня.
- Карпаччо обычно без крови.
- Так то - обычно, Толик...
- Ну, чего, несем?
- Не гони лошадей...
- Босс слюной исходит.
- И последний штрих, как говорил Пикассо. - Ваня настрогал пармезан над блюдом с нарезанным мясом, крутанул мельницу с черным перцем, кинул веточку мяты. - Вперед, кони Исламбека!
Повара понесли свои произведения.
Впереди шел Ваня с карпаччо, затем Сеня с супом, потом Толя с жарким и Юра с мороженым. Через холл они вышли к белым дверям гостиной. Возле двери стоял чернокожий церемониймейстер в изумрудно-зеленом обтяжном камзоле, белых перчатках, с серебряным жезлом в руке.
Повара встали в ряд и остановились.
Церемониймейстер распахнул двери, шагнул в большой белый зал, освещенный десятками свечей, и на чистейшем русском объявил: