Алексей Толстой - Необычайные приключения на волжском пароходе
- Я спрашиваю - для чего русским такие неизмеримые богатства? - говорит Педоти. - Кусок черного хлеба и глоток воды их, видимо, вполне удовлетворяют... Несправедливо, чтобы дикий, безнравственный и неприятный народ владел подобными запасами энергии.
- Вы правы, мистер Педоти: несправедливо и опасно...
- И у нас легкомысленно не хотят понять все размеры этой опасности...
Профессор Родионов появился на корме. Нина Николаевна оглянулась на него, чуть-чуть нахмурилась.
- Вот где ты, - сказал он.
- Да, как видишь... (Взяла дочь за плечи и решительно повернула к нему.) Зина, это - папа, ты не забыла его, надеюсь?
- Ляля здравствуй. - Он присел перед дочерью; она насупилась, отодвинулась к матери в коленки. - Деточка милая, ты помнишь папу? Заморгал. Нина Николаевна, отвернув голову, глядела на облако. Начала моргать и Зинаида, опустились углы губ. Тогда Нина Николаевна сказала: Зинаида, пойди с папой на палубу...
- Лялечка, пойдем кормить птичек, чаечек...
Нина Николаевна пододвинула девочку к отцу; Зинаида задышала. Он взял ее на руки, поцеловал и, оглянувшись на мать:
- А ты, Нина, не пройдешь наверх?
- Нет...
- По-моему, нам нужно очень, очень как-то поговорить...
Она отвернулась. Профессор ушел с Зинаидой на руках.
Заросший мужик со звериным носом, ни на кого не глядя, сказал натужным голосом:
- Пятьдесят лет работаю... Я не трудящийся? Это - как это, по-вашему? (Человек в сетке и хороших сапогах, крутанув головой, усмехнулся.) По какой меня причине голоса лишают?
- А по той причине, что ты - кулак.
- А это что? (Показывает ему руки.) Мозоли, дружок...
- Креститься мне на твои мозоли?
- Перехрестишься, - трудовые...
- Врешь, - кулацкие...
- Тьфу! - плюнул заросший мужик. - Дятел-толкач... Разве такие кулаки-то?
- Вот то-то, что такие...
- Книжник ты, сукин ты сын!
Тогда дочь его, мягкая девка, сморщилась, ущипнула отца за плечо:
- Да что ты, тятенька? Я тебе говорю - молчи...
- Нет, не такие кулаки-то... Я из навоза пятьдесят лет не вылезаю... Хлеб мой небось жрешь, не дависся...
- Это вопрос, - взглянув на него холодно, ответил человек в сетке. Может, я и давлюсь твоим хлебом...
- Врешь!.. Дунька, врет... - И бородищей прямо в лицо колхознику: Объясни мне эту политику...
- Голоса тебе сроду не дадим, потому что ты - отсталое хозяйство и ты кулак как класс... Батраков сколько держал?
- Ну, держал... А тебе какое дело... Что ты мне в душу лезешь!
Дунька, сморшась, опять ущипнула отца за плечо:
- Да что ты, в самом деле? Я тебе говорю - молчи...- И человеку в сетке: - Чего ты с ним разговариваешь - он выпимши...
На верхней палубе появилась Шура. Навстречу ей вывернулся Ливеровский. Приподнял шляпу:
- Мы, кажется, ехали в одном вагоне.
- Чего? (Споткнулась, но вид Ливеровского был настолько предупредителен, что Шура приняла знакомство.) Я вас тоже видела...
- Знаете, - отдыхает глаз - глядеть на такую счастливую парочку.
- Чего?
- Я завистлив... Хожу все утро и завидую вашему мужу...
- Ах, вы про нас... Ну, многое вы знаете...
- Оставьте. Хотя удовлетворить хорошенькую женщину - не легкая задача... Правда.
- Чего? (Подавила смех.) Какая же я хорошенькая?
- Ну, ну... Отлично знаете себе цену.
- Вы кто - кинематографический артист?
Они прошли. Заросший мужик на корме опять заскри - пел:
- Ты еще не работал. Ты на бумаге работал. Ты меня не переспоришь...
- Да тятенька же! - Дунька чеснулась зеленой гребенкой.
Человек в сетке ответил: - Леший...
- Я - леший?
- Лешего социализму учить, так и тебя... Мы вас сломим...
- Антиресно!
- Да. - Дунька щипнула отца, да не выговорила, от волнения высморкалась в конец полушалки...
Заросший мужик:
- Хозяин был - хозяином и останусь. Свое добро не отдам, сожгу...
- Невежа, - с отвращением проговорил человек в сетке. - Колхоз по всей науке - высшая форма хозяйства. Упирайся, нет ли, - все равно ты мужик мертвый...
- Так ты и скажи, - силой меня в колхоз... Мы тебе поработаем, - все дочиста переломаем, все передеремся... Уравняли!.. Я, знаешь, какой работник, - за свое добро горло перегрызу... А другой - лодырь, пьяница, вор... Ему лень на себе блоху поймать... И ему даром мое добро отдай! Да я всех коров зарежу, лошадям ноги переломаю.
Дунька изо всей силы толкнула отца и - колхознику:
- Не видишь - он сумасшедший, не говори ты с ним...
Четвертый собеседник, болезненный мужик с лишаями на лбу, проговорил примирительно:
- Это правда: наука помогает...
- В чем она тебе помогает? - закричал заросший мужик.
- Она себя оправдывает.
- Наука?
- Мы все стали глубокомысленные. Взялись за работу сообща. По предписанию науки.
- Дурак сопатый...
- Это верно, за мной это утвердилось. С малолетства на хозяев работал, и работал плохо - с точки зрения, как у меня кила... Так и слыл - плохой человек... А наука меня от дела не гонит, я теперь у дела хлеб ем, - езжу на тракторе... А без науки, по природе, только кошка действует...
Заросший мужик плюнул. Опять замолчали. На верхней палубе проходит Родионов с Зинаидой.
- Папа, птицы! - говорит она.
- Чайки принадлежат к семейству пингвинов, Зиночка, они питаются рыбой и другими ингредиентами... Мясо их жестко..
- Папа, они голодные.
- Пойдем, попросим хлебца, будем им кидать... Деточка моя, ты очень любишь маму? Мама - изумительная, цельная, редкая женщина...
Зинаида, насупясь: - Мама не женщина...
- Разумеется, она - прежде всего - мама... Так вот, что я хотел вас спросить?.. В отношении ко мне сглажена несколько горечь? Постарайтесь вспомнить, - в ее разговорах обо мне - быть может, проскальзывала родственность?
- Папа, не понимаю - чего ты? - протянула Зинаида.
- Боже мой, прости, моя крошка...
Снова, оживленные, появляются Шура и Ливеровский.
Они еще не дошли до кормы и не видят профессора.
Щура говорит:
- Многие котируют меня как необразованную, но я далеко не то, что выгляжу... И ваша агитация про любовь меня смешит. Наука открыла, что так называемая любовьтолько голый животный магнетизм...
- Так вот - ваш животный магнетизм и сводит меня с ума.
- Это мне многие говорят.
- Например - негр...
- Ну, вы просто, знаете, того-с... (Покрутила пальцем у головы.)
- Черт возьми, - прищурясь, говорит Ливеровский,- вот на такую женщину не пожалеть никаких средств.
- К сожалению, у нас в этом смысле не развернуться. Наше правительство просто нарочно раздражает публику... Пудру, например, продают - пахнет керосином.
- Что ж, он к вам каждый день шатается?
- Опять он про Хопкинсона! Слушайте, - обыкновенно я принесу им чай в кабинет, и они там - бу-бу-бу...
А сама либо звоню по телефону, - у меня страсть разговаривать по телефону... Или я читаю иногда... Вы не поверите - я увлекаюсь марксизмом.
- Уверен, что негр втирает очки вашему профессору.
- И - ошиблись. Они разбирают одну рукопись. Хопкинсон написал ее так, чтобы никто не понял, - шибром. Но слушайте - это государственный секрет! Обещайте - никому...
- Хорошо, - Ливеровский придвинулся, раздув ноздри. - При одном условии (свинцово глядит ей в глаза, Шура раскрыла рот).
- Чего?
- Приходите в мою каюту...
Шура слабо толкнула его ладонью: - Что же это такое... Ой!
Споткнувшись, пошла на корму. Увидала профессора, опять раскрыла рот: Ой!
- Ты уже встала, собака? - Профессор слегка загородил собой Зинаиду. Мы проезжаем довольно красивыми местами. (Заметив, что Шура уставилась на Зину, нахмурился.) Не присоединишься ли к нам?
- Это что за девочка? - уязвленно спросила Шура.
Профессор строго кашлянул: - Гм... Эта девочка - дочь...
- Чья, интересно?
- Гм... Моя... (И - строго глядя на головастую чайку.) Так вот, Зина, предложение...
У Шуры все личико стало, как у высунувшейся мыши:
- Ты с ума сошел, Валерьян! Где ты подобрал девчонку?
- ... предложение, - тверже повторил профессор, - пройти на носовую часть парохода...
Он повернулся. Ливеровский любезно приподнимал шляпу:
- Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой... Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца...
- Очень приятно, - сказал профессор, - вы попали в довольно неподходящую минуту... Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни... Но я надеюсь быстро разобраться... (Поклонился.) До свиданья...
Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:
- Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, - очень сохранившаяся женщина.
Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:
- С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, - сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся ! Мне все теперь ясно, - да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге...