Евгений Шварц - Повесть о молодых супругах
Шурочка. Миша откроет. Миша мой.
Юрик. Я тут тоже вроде свой. Чего же Мише надрываться? (Берет бутылку, убегает. Маруся за ним.)
Шурочка (хохочет.) Свой! Сережа! Как вы терпите, я за такие слова голову бы оторвала!
Валя. Какие глупости! Ведь они вместе учились.
Ольга Ивановна. Леня, почему вы сказали, что Марусю можно обидеть насмерть?
Леня. С непривычки.
Ольга Ивановна. Не понимаю.
Леня. Я умею серьезно разговаривать о работе. А вы вдруг заговорили серьезно о семейной жизни. И мне с непривычки почудилось невесть что. Да тут я и выпил еще. Простые люди не гнутся, а разбиваются... Довольно. Несу невесть что. Никанор Никанорович, зачем шепчетесь вы с Шурочкой? Это нетипично.
Никанор Никанорович. Отстаньте! (Шурочке.) С чего вы это взяли?
Шурочка. А вот можете убить меня, и я слова не пикну, если я неправа.
Никанор Никанорович. Выдумали.
Шурочка. Кого угодно можно обмануть, но только не меня. Юрик не женат, не женат, не женат! Пусть он жену сюда не приводит. Это ничего не доказывает. Может, она такая, что Юрик ее стесняется. Мало ли на ком можно сгоряча жениться! Это бывает. Но он неухоженный. Какая бы плохая жена ни досталась на долю парню - все же зашила бы рукав на выходном костюме. По шву распорото. У меня - и то руки чесались зашить, да Маруся опередила.
Никанор Никанорович. А зачем ему лгать?
Шурочка. Нет, нет, у него все поведение холостяцкое. Говорит, что с женой живет дружно. Так хоть раз на часы взгляни, когда ты в гостях. По телефону позвони: "Нюра, я задержался". Нет, никогда. Недавно вышла у нас такая глупость, что и с умным случается, - заигрались мы в подкидного дурака до половины третьего ночи. Позвонил Юрик домой, что задерживается? Нет!
Никанор Никанорович. Зачем Юрику лгать, спрашиваю я вас?
Шурочка. Зачем?
Сонный детский голос. Мама!
Миша вскакивает.
Шурочка. Кажется, маму ребенок зовет, а не папу! Иду, Майечка, иду. (Убегает.)
Никанор Никанорович. Влетело, Миша?
Миша. Вы не думайте. Она не всегда. Иной раз сорвется, а бывает добрее доброго. Она веселая.
Никанор Никанорович. Огонь женщина. А как экзамены, Миша?
Миша. Ох, Никанор Никанорович, глупею. Когда надо отвечать - глупею. Молчаливость окаянная одолевает. Язык отнимается. Это я сейчас разговорился, коньяку выпил, а на экзамены выпивши не пойдешь. Но в общем начинают привыкать ко мне, ждут, когда я разговорюсь. Но это в сторону. Вы Шурочку не знаете. И никто ее не жалеет так, как я. Сейчас она умнее любого, не успеешь оглянуться - и хуже ребенка балованного. Но это в сторону. Об этом молчок.
Вбегает Шурочка.
Шурочка. Уснула моя радость. Потребовала было песню, что ей папа поет, "Два гренадера". Вот чему он учит ребенка. Ладно, ладно, не гляди на меня, сегодня я всем все прощаю, мне весело сегодня.
Маруся вбегает.
Маруся. Добился Юрик наш! Валя, скорее готовь бокалы. Пробка сама пошла.
Входит Юрик.
Валя. Ой, только не в меня, Юрик! Я этого терпеть не могу!
Юрик. Будьте покойны, жертв не будет.
Пробка вылетает. Бокалы наполнены.
Ольга Ивановна. Прошу слова.
Никанор Никанорович. Тише, тише!
Ольга Ивановна (открывает сумочку, достает пачку телеграмм). Ребята! . . Впрочем, я, кажется, оговорилась. Маруся! Видишь, сколько телеграмм пришло к тебе! И от одноклассников. И от старших. От Васи Захарова. Ездит он шофером в Таджикистане. И от Стаси Помяловской. Она учится в театральной студии в Москве. Это я не Марусе объясняю, а вам, гостям. Маруся и без меня знает, кто, где и как живет. И от Леши Гауптмана. Он работает в музее в Пензе. С первого класса, узнав, что есть писатель с такой фамилией, пристрастился он к искусству. Но стал в искусстве не богом, а только жрецом. Отличный музейный работник. Ах, да всех не перечислишь, потом разберешь, Маруся. Много лет справляли мы твое рождение в детском доме. И вот вспомнили бывшие детдомовцы тебя. Они тебя любят. У тебя сорок братьев и сестер. И все спрашивают в письмах - как ты живешь. А Игорь Хаджибеков, самый из них вдумчивый - он преподает физику в Саратове в одной школе, - пишет: "Маруся, семья в мирное время - это все равно что тыл во время войны".
Юрик. А сам холостой.
Ольга Ивановна. Замолчи, легче легкого смеяться над теми, кто учит. Всем вам чудится, будто все вы и сами понимаете. А где твоя жена? Не привел ее. Значит, глупость совершил. Неудачно женился. А глядя на тебя, и другие начнут ворчать, что семейная жизнь - каторга... Ах, не то я говорю, вероятно. Но пойми меня, дорогая. Поймите меня! Сколько сил потрачено на то, чтобы, сделать вас настоящими людьми! Живите по-человечески. Следите за собой. Трудно делать то, что решил. Я шла сюда с твердым намерением не учить и не проповедовать. И вот не удержалась. Значит, человек над собой не волен. Мелочь? Да! Но вся жизнь построена из мелочей. Они все решают. Особенно в семье. Будьте счастливы! Умоляю вас, будьте счастливее старших.
Леня. Ольга Ивановна, что вы беспокоитесь? Они счастливы. Это и слепому видно. За это и пьем.
Темнеет. Загорается свет. Декорация та же. Часы бьют дважды. Гости разошлись. Сережа сидит на диване, угрюмо смотрит в книжку. Столы все еще составлены вместе, но скатерть снята с них. Звон посуды. Из кухни выходит Маруся с грудой тарелок. Ставит их на стол. Сережа не поднимает головы. Маруся отправляется к двери. Останавливается нерешительно.
Маруся (тихо). Сережа, что с тобой?
Сережа. Ничего.
Маруся. Ну как хочешь. (Пауза.) Ты даже не помог мне посуду вытереть. Что с тобой?
Сережа молчит.
Вот тебе и раз. День моего рождения, а ты наказываешь меня. За что?
Сережа не поднимает глаз от книжки.
Все думают, что мы счастливы, ушли от нас веселые, а у нас вот какой ужас. Поглядела бы Ольга Ивановна. Поговори со мной, а, Юрик!
Сережа. Меня зовут не Юрик.
Маруся. Я оговорилась, потому что он со мной был целый вечер, а ты молчал нарочно. Ну скажи - что я сделала? Смеялась слишком громко? Нет, тебе просто нравится меня мучить. Нравится, и все тут. Выпил ни с того ни с сего уже после торта - целый стакан коньяку. Как маленький.
Сережа. Маленькие не то пьют.
Маруся. Как десятиклассник. Нет, ты можешь со мной помириться, да не хочешь, жестокий ты человек. Ты нарочно пил, чтобы я мучилась.
Сережа. Я не знал, что ты изволишь заметить, пью я или не пью.
Маруся. "Изволишь"... В жизни от тебя не слышала подобных слов.
Сережа. Это не брань.
Маруся. У других, может быть, и не брань, а у нас брань. Сереженька, маленький мой, я не умею ссориться! Я не знаю, что говорить. Умоляю тебя, если я в чем-нибудь виновата, выругай меня прямо, голубчик. Пожалуйста. А то мне страшно.
Сережа. Не бойся.
Маруся. Ты и на войне воевал, и видел больше, чем я, значит, должен быть добрее. Ты старше.
Сережа. Раньше надо было думать.
Маруся. О чем?
Сережа. О том, что... старше.
Маруся. Я не понимаю. Я сказала... Я ничего не понимаю. Ну посмотри на меня, Юрик...
Сережа. Дай мне отдохнуть от Юрика!
Маруся. Я... (Всплескивает радостно руками.) Сережа, маленький мой, - ты ревнуешь? Мальчик мой! Значит, не я одна поглупела, - и ты у меня дурачок? Вот славно-то! Сережа!
Сережа. Я...
Маруся. Не спорь, не спорь.
Сережа. Я... Мне показалось, что я тебе не нужен.
Маруся. Ты? Мне даже стыдно - вот до чего ты мне нужен. Мне даже страшно вот как ты мне нужен. Я какая-то стала доисторическая. Дикая. Вот как ты мне нужен.
Сережа. Ладно. Я бы никогда не сказал. Это коньяк.
Маруся. Ну, спасибо коньяку.
Сережа (закуривает). Забудь. Больше никогда ни слова. Мне показалось глупым, что он от тебя не отходит.
Маруся. А как же он иначе может? (Садится возле Сережи. Гладит его по голове.) Сколько я себя помню - он всегда возле. Я маленькая была, но помню, как мы вдруг очутились так далеко - в Кировской области, в лесах... Все чужое. Все непонятное. Вечера бесконечные, света нет. Сидим, поем в интернате. Ольга Ивановна поет, а у самой голос все хрипнет. А кончилось тем, что хор у нас образовался. И стали мы ездить по району - участвовать в концертах. Прославились. А один раз чуть не погибли: попали в буран по дороге на концерт. Меня с собой всегда брали. Я объявляла номера. Ольга Ивановна была против, но я не испортилась от своей сценической деятельности. Все смеются, что такая маленькая на сцене. Ты спишь?
Сережа. Нет, я стараюсь представить себе, как все это было. А я в это время дрался.
Маруся. А ты дрался. И вот все кончилось хорошо. А Юрик - как же он может не ходить за мной следом? Так было испокон веков.
Сережа. Ты видела его жену?
Маруся. Нет. Увижу когда-нибудь. Неважно. Ну и все. Какая тяжесть с души свалилась! Я думала - какую это я глупость сделала, рассердила тебя? А оказывается, это ты дурачок.
Сережа. Да вот представь себе. Я не знал. (Обнимает Марусю.) Никому тебя не отдам - вот я какой, оказывается.
Маруся. Ну ничего. Как-нибудь.
Сережа. Опасное место - дом. Привыкаешь тут снимать пиджак. Расстегивать воротник. Ну, словом - давать себе волю.
