Максим Горький - Мальва
- О? Не смею? - воскликнул он, подвигаясь к ней.
- Не смеешь!
- Н-ну? А как трону?
- Тронь!
- А что будет?
- А я дам тебе по затылку, ты и кувырнешься в воду.
- А ну, дай!
- А - тронь!
Он окинул ее горящими глазами и вдруг крепко охватил ее сбоку сильными лапами, сдавив ей грудь и спину. От прикосновения ее тела, горячего и крепкого, он вспыхнул весь и горло его сжалось от какого-то удушья.
- Вот! Ну... бей! Ну... что?
- Пусти, Яшка! - спокойно сказал она, делая попытки освободиться из его вздрагивавших рук.
- А по затылку хотела?
- Пусти! Смотри, худо будет!
- Ну... не стращай ты меня! Эх ты... малина!
Он прижался к ней и впился толстыми губами в ее румяную щеку.
Она задорно захохотала, крепко схватила Якова за руки и вдруг, сильным движением всего своего тела, рванулась вперед. В объятиях друг друга они тяжелой массой свались в воду и скрылись в пене и брызгах. Потом на взволнованной воде появилась мокрая голова Якова с испуганным лицом, а рядом с ней вынырнула Мальва. Яков, отчаянно взмахивая руками, разбивал вокруг себя воду, выл и рычал, а Мальва с громким хохотом плавала вокруг него, плеская ему в лицо пригоршни соленой воды, ныряла, уклоняясь от широких взмахов его лап.
- Черт! - закричал Яков, фыркая. - Я утону! Будет!.. Ей-богу - утону! Вода - горькая... Ах ты... тону-у!
Но она уже оставила его и, по-мужски загребая руками, плыла к берегу. Там, ловко взобравшись снова на баркас, она стала на корме и, смеясь смотрела на Якова, торопливо подплывавшего к ней. Мокрая одежда, пристав к ее телу, обрисовывала его формы от колен по плечи, и Яков подплыв к лодке и уцепившись рукой за нее, уставился жадными глазами на эту, почти голую, женщину, весело смеявшуюся над ним.
- Ну, вылезай, тюлень! - сказала она сквозь смех и, став на колени, подала ему одну руку, а другой оперлась в борт лодки.
Яков схватил ее руку и с одушевлением воскликнул:
- Ну... теперь держись! Я тебя - в-выкупаю!..
Он тянул ее к себе, стоя по плечи в воде; волны перебегали через его голову и, разбиваясь о лодку, брызгали в лицо Мальве. Она жмурилась, хохотала и вдруг, взвизгнув, прыгнула в воду, сбив Якова с ног тяжестью своего тела.
И снова они начали играть, как две большие рыбы, в зеленоватой воде, брызгая друг на друга и взвизгивая, фыркая, ныряя.
Солнце, смеясь, смотрело на них, и стекла в окнах промысловых построек тоже смеялись, отражая солнце. Шумела вода, разбиваемая их сильными руками, чайки, встревоженные этой возней людей, с пронзительными криками носились над их головами, исчезавшими под набегом волн из дали моря...
Наконец, усталые и наглотавшиеся воды, они вылезли на берег и сели на солнце отдыхать.
- Тьфу! - морщась, плевался Яков. - Ну, и вода дрянная! То-то ее и много так!
- Дрянного всего много на свете, парней, например, - батюшки сколько! смеялась Мальва, выжимая воду из своих волос...
Волосы у нее были темные и хотя не длинные, но густые и вьющиеся.
- То-то ты старика и облюбовала себе, - ехидно усмехнулся Яков, толкнув ее локтем в бок.
- Иной старик лучше молодого.
- Уж коли отец хорош, стало быть, сын еще лучше...
- Ишь ты! Где учился хвастать-то?
- Мне девки в деревне часто говорили, что я совсем не плох парень.
- Разве девки что понимают? А ты меня спроси...
- А ты что? Али не девка?
Она пристально взглянула на него, он зазорно смеялся. Тогда она вдруг стала серьезной и с сердцем сказала ему:
- Была, да - однажды родила!
- Складно, да не ладно, - сказал Яков и расхохотался.
- Дурачина! - резко бросила ему Мальва и отвернулась от него.
Яков сробел и замолчал, поджав губы.
С полчаса они оба молчали, повертываясь к солнцу так, чтобы оно скорее высушило их мокрое платье.
В бараках - длинных, грязных сараях, с крышами на один скат просыпались рабочие. Издали все они были похожи друг на друга - оборванные, лохматые, босые... Доносились до берега их хриплые голоса, кто-то стучал по дну пустой бочки, летели глухие удары, точно рокотал большой барабан. Две женщины визгливо ругались, лаяла собака.
- Просыпаются, - сказал Яков. - А ведь я хотел сегодня в город ехать пораньше... и вот пробаловал с тобой...
- Со мной добра не будет, - не то шутя, не то серьезно сказала она.
- Чего ты все пугаешь меня? - удивленно усмехнулся Яков.
- А вот увидишь, как отец-то тебя...
Это напоминание об отце вдруг рассердило его.
- Что отец? Ну? - грубо воскликнул он. - Отец! Я сам не маленький... Важность какая... Здесь не те порядки... я не слепой, вижу... Он сам не праведник... он тут себя не стесняет... Ну, и меня не тронь.
Она насмешливо поглядела ему в лицо и с любопытством спросила:
- Не трогать тебя? А ты что делать собираешься?
- Я? - Он надул щеки и выпятил вперед грудь, как будто тяжесть поднимал. - Я-то? Я много могу! Меня чистым-то воздухом довольно обвеяло, деревенскую-то пыль сдуло с меня.
- Скоренько! - насмешливо воскликнула Мальва.
- А что? Я вот возьму да и отобью тебя у отца.
- Н-ну? Неужто?
- А то побоюсь?
- Да ну-у?
- Ты вот что, - взволнованно и пылко заговорил Яков, - ты меня не дразни!.. Я... смотри!
- Что? - спокойно спросила она.
- Ничего!
Он отворотился от нее и замолчал, имея вид парня удалого и уверенного в себе.
- А ты задорный! Вот у приказчика черненький кутенок, видел? Так он такой же, как и ты. Издали лает, укусить обещает, а близко подойдешь, он подожмет хвост да и бежать!
- Ну, ладно же! - воскликнул Яков, озлобляясь. - Погоди ты! Увидишь, каков я есть, увидишь!
А она смеялась в лицо ему.
К ним шел, медленной походкой и покачивая корпусом, высокий, жилистый, бронзовый человек в густой шапке растрепанных, огненно-рыжих волос. Кумачная рубаха без пояса была разорвана на спине у него почти до ворота, и чтобы рукава ее не сползали с рук, он засучил их до плеч. Штаны представляли собой коллекцию разнообразных дыр, ноги были босы. На лице, густо усеянном веснушками, дерзко блестели большие голубые глаза, нос, широкий и вздернутый кверху, придавал всей его фигуре вид бесшабашно нахальный. Подойдя к ним, он остановился и, блестя на солнце телом, выглядывавшим из бесчисленных дыр его костюма, громко шмыгнул носом, вопросительно уставился на них глазами и скорчил смешную рожу.
- Вчера Сережка выпил немножко, а сегодня в кармане у Сережки - как в бездонном лукошке... Дайте двугривенный взаймы! Я все равно не отдам...
Яков добродушно расхохотался над его бойкой речью, а Мальва усмехнулась, разглядывая его ободранную фигуру.
- Дайте, черти! Я вас обвенчаю за двугривенный - хотите?
- Ах ты, балагур! Да разве ты поп? - смеялся Яков.
- Дурак! Я в Угличе у попа в дворниках жил... дай двугривенный!
- Я не хочу венчаться! - отказал ему Яков.
- Все равно - дай! Я твоему отцу не скажу, что ты за его кралей приухлестываешь, - настаивал Сережка, облизывая языком сухие, потрескавшиеся губы.
- Ври, так он тебе и поверит...
- Уж я совру, так поверит! - пообещал Сережка, - и вздует тебя - ах как!
- Не боюсь! - усмехнулся Яков.
- Ну, так я сам вздую! - спокойно заявил Сережка, суживая глаза.
Якову было жалко двугривенного, но его уже предупреждали, что с Сережкой не нужно связываться, а лучше удовлетворить его притязания. Многого он не потребует, а если не дать ему - подстроит во время работы какую-нибудь пакость или изобьет ни за что ни про что. Яков, вспомнив эти наставления, вздохнул и полез в карман.
- Вот так! - поощрил его Сережка, опускаясь на песок рядом с ним. Всегда меня слушай, умным будешь. А ты, - обратился он к Мальве, - скоро за меня замуж пойдешь? Скорей собирайся, - я долго ждать не буду.
- Драный ты... Зашей дыры сначала, потом поговорим, - ответила Мальва.
Сережка критически посмотрел на свои дыры и качнул головой.
- А ты мне лучше свою юбку дай.
- Так! - сказала Мальва и засмеялась.
- А право! Дай - есть какая-нибудь старенькая?
- Да ты купи себе штаны, - посоветовала Мальва.
- Ну, я лучше пропью деньги...
- Лучше! - смеялся Яков, держа в руке четыре пятака.
- А как же? Мне поп говорил, что человек не о шкуре своей должен заботиться, о душе. Душа у меня требует водки, а не штанов. Давай деньги! Ну, вот теперь я выпью... А отцу про тебя все-таки скажу.
- Говори! - махнул рукой Яков и ухарски подмигнул Мальве, толкнув ее в плечо.
Сережка заметил это, сплюнул и еще пообещал:
- И вздуть тебя не забуду... Как только свободное время будет - такую дам клочку!
- Да за что? - тревожно спросил Яков.
- Уж я знаю... Ну, так замуж за меня скоро пойдешь? - обратился Сережка к Мальве.
- А вот ты расскажи мне, что мы делать будем и как жить, тогда подумаю, - серьезно сказала она.
Сережка поглядел в море, прищурив глаза, и, облизав губы, объяснил:
- Ничего не будем делать, гулять будем!
- А есть где возьмем?
- Ну, - махнул рукой Сережка, - ты, ровно мать моя, рассуждаешь. Что да как? Разве я знаю, что и как? Пойду выпью...
