Алексей Писемский - Люди сороковых годов
- Господи помилуй! - произнес полковник.
- Ужасно! - подтвердила и m-lle Прыхина. У них в городе никаких вольтижеров не было и никто себе не раскраивал головы. Это все она выдумала, чтоб только заинтересовать полковника.
- А то знаете еще что, - продолжала она, расходившись, - у папаши работал плотник и какой ведь неосторожный народ! - рубил да топором себе все четыре пальца и отрубил; так и валяются пальцы-то в песке! Я сама видела.
- Что такое? - произнес полковник, начинавший уже недоумевать.
- А то у священника у нашего соборного, вы слышали, утонули два сына...
- Да, слышал; но ведь это - года три тому назад.
- Может быть, но вообразите себе: их вынули из воды и видят, что они, мертвые-то, целуются друг с другом.
- Как целуются? - спросил с удивлением полковник:
- Ах, нет! Что я, тьфу! - обнимаются, - поправилась m-lle Прыхина.
Полковник наконец понял, что все это она ему врала, но так как он терпеть не мог всякой лжи, то очень был рад, когда их позвали обедать и дали ему возможность отделаться от своей собеседницы. За обедом, впрочем, его вздумала также занять и m-me Фатеева, но только сделала это гораздо поумнее, чем m-lle Прыхина.
- Я как-то тут читала, - начала она своим тихим и скромным голосом, одну старинную историю Кавказа и там прочла, что жена какого-то грузинского царя, непокорная нам...
- Да, знаю-с, знаю! - подхватил лукаво Михаил Поликарпович.
- Что когда наш полковник стал брать ее в плен, то она убила его.
Обе дамы, как мы видим, заговаривали с полковником все о страшном: они, вероятно, его самого считали немножко за тигра кровожадного.
- Вот-с, как это было, - начал Михаил Поликарпович, - не полковник, а майор подошел к ней, и только было наклонился, чтобы руку ей подать и отвести в карету, она выхватила из-под фартука кинжал да и пырнула им его.
- И, говорят, тут был, - продолжала Фатеева, - какой-то еще ординарец Вихров: вы это были или нет?
- Я-с, я самый! - отвечал полковник с самодовольством.
- Я вот никак не могу себе представить, как это женщина может решиться на убийство? - вмешалась в разговор m-lle Прыхина.
- Э, азиатки! - подхватил полковник. - На другое что у них ума и толку не станет, а на это - пырнуть кого-нибудь кинжалом - каждая из них, бестия, сумеет.
- Но черкешенки, говорят, очень пылко и страстно любят, - проговорила Фатеева и при этом мельком взглянула на Павла.
- Что они любят? - возразил полковник. - Нет, я думаю, ни одной из них, чтобы червонцев за сто ее нельзя было купить.
- И ревнивы, наконец, ужасно! - прибавила m-me Фатеева, отламывая кусочки хлеба и продолжая взглядывать на Павла.
- Да, вот на это они тоже мастерицы: мужу как раз глаза выцарапают, это их дело! - подхватил полковник. Вообще он был о всех женщинах не слишком высокого понятия, а об восточных - и в особенности.
После обеда, когда дамы вышли в задние комнаты поправить свой туалет и пораспустить несколько свои шнуровки, полковник заметил сыну:
- Какая, брат, эта Фатеиха умная баба и собою-то какая красивая: за неволю этакая убежит от мужа, не станет ему подставлять шеи.
- Муж ее совсем негодяй, - проговорил как бы совершенно равнодушно Павел.
- Слышал это я... Прекрасная барыня, прекрасная! - повторил полковник. - Но зато другая-то, брат, так - полохоло, я тебе скажу.
- Другая - дрянь!
- Носище-то, брат, какой у нее, носище-то! Точно рулем каким-то ворочает, - говорил полковник и захохотал.
Дамы между тем возвратились и объявили, что они желают прогуляться в поле.
- Ступайте, бог с вами! А я покамест сосну, - разрешил им полковник.
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в одну сторону, то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
M-me Фатеева и Павел, каждоминутно взглядывавшие друг на друга, оставаясь вдвоем, почти не разговаривали между собой и только как-то (и то, должно быть, больше нечаянно) проговорили:
- Вы, я думаю, во все время нашей разлуки и не вспомнили меня? спросила его m-me Фатеева.
- Напротив, беспрестанно! А вы меня вспоминали ли? - спросил ее и Павел.
- О, как еще часто! - воскликнула m-me Фатеева.
Когда, наконец, они прошли и перелесок, m-me Фатеева остановилась.
- Где мы это теперь? - спросила она, поводя кругом черными глазами.
- Довольно далеко от дома; надобно вернуться назад! - проговорил Павел.
Все повернули назад. В перелеске m-lle Прыхина опять с каким-то радостным визгом бросилась в сторону: ей, изволите видеть, надо было сорвать росший где-то вдали цветок, и она убежала за ним так далеко, что совсем скрылась из виду. M-me Фатеева и Павел, остановившись как бы затем, чтобы подождать ее, несколько времени молча стояли друг против друга; потом, вдруг Павел зачем-то, и сам уже не отдавая себе в том отчета, протянул руку и проговорил:
- Так вот как-с, а?
- Да, - отвечала Фатеева и тоже, неизвестно зачем, в его руку положила свою руку и крепко ее пожала.
Павел с дрожащими губами потянул к себе и поцеловал эту руку. Затем к нему притянулось лицо m-me Фатеевой, и они поцеловались, и Павел еще было раз хотел ее поцеловать, но m-me Фатеева тихо его отстранила.
- Наша спутница скоро вернется: я слышу шелест ее платья, - проговорила она.
И спутница, действительно, показалась из-за кустов.
- Какой, однако, у вас отличный слух, - проговорил Павел, обращаясь к m-me Фатеевой и задыхаясь от волнения.
- У меня слух отличный, - отвечала она. Лицо ее тоже пылало.
М-lle Прыхина нарочно глазела по сторонам, чтобы не оконфузить еще более молодых людей. О, она была преопытная в этом случае! Когда молодые люди возвратились домой, полковник уже проснулся. По необходимости пришлось сидеть с ним и занимать его. Павел выходил из себя и начинал уже грубо говорить с отцом, вдруг m-lle Прыхина (выдумай-ка кто-нибудь другой, не столь опытный в этом деле!) предложила в горелки побегать. Павел, разумеется, сейчас же принял это с восторгом, m-me Фатеева - с явным удовольствием: даже полковнику это было приятно.
- Побегайте, побегайте! - произнес он и велел на кресле вынесть себя на галерею, чтобы посмотреть на бегающих.
Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел, разумеется, стал в пару с m-me Фатеевой. М-lle Прыхина употребляла все старания, чтобы они все время оставались в одной паре. Сама, разумеется, не ловила ни того, ни другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала их за юбки, когда тем следовало бежать. Те, впрочем, и сами скоро догадались, что молодого барина и приезжую гостью разлучать между собою не надобно; это даже заметил и полковник.
- Ишь, как эта пара сбегалась и разлучить их никак не могут! проговорил он, разумея сына и Фатееву.
Пожатие рук, между Павлом и его дамою, происходило беспрерывное. Убегая от ловящего, они стремительно кидались друг к другу почти в объятия, Павел при этом хватал ее и за кисть руки, и за локоть, а потом они, усталые и тяжело дышавшие, возвращались к бегающим и все-таки продолжали держать друг друга за руки.
- Как мне хочется поцеловать еще раз вашу ручку, - проговорил Павел.
- Терпенье! Вот, вы приедете ко мне, тогда можно будет, - отвечала Фатеева.
- Непременно буду! Но вы разве не ночуете у нас? - спросил Павел.
- Нет, вашему отцу и без того немножко странен мой приезд. Мы поедем, когда взойдет луна.
- Но зачем же это? - возразил Павел.
- Так нужно, а то очень бросится всем в глаза. Приезжайте лучше к нам скорее!
Когда взошла луна, m-me Фатеева, в самом деле, велела закладывать коляску.
- Но куда же вы? Отчего же вы не ночуете? - заметил было ей и полковник.
- Мы уже так решили, что по холодку доедем, - объяснила ему Фатеева.
- Ну, как знаете! - согласился полковник.
- Вот, как я, по милости вашей, платье-то себе истрепала, - сказала бойко m-lle Прыхина Павлу, показывая ему на заброженный низ своего платья.
- Очень жаль! - отвечал тот механически, а сам в это время не спускал глаз с m-me Фатеевой, которая, когда надела шляпку, показалась ему еще прелестнее.
Когда они уехали, он остался в каком-то угаре и всю ночь почти не спал и метался из стороны в сторону.
XI
VENIT, VIDIT, VICIT!*
______________
* Пришел, увидел, победил! (лат.).
У Павла, как всегда это с ним случалось во всех его увлечениях, мгновенно вспыхнувшая в нем любовь к Фатеевой изгладила все другие чувствования; он безучастно стал смотреть на горесть отца от предстоящей с ним разлуки... У него одна только была мысль, чтобы как-нибудь поскорее прошли эти несносные два-три дня - и скорее ехать в Перцово (усадьбу Фатеевой). Он по нескольку раз в день призывал к себе кучера Петра и расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту усадьбу.
