Евгений Салиас - Экзотики
«Неужели все-таки сватовство… — подумалось ей:- тоже лицо, тѣ же мигающіе глаза… И опять онъ будто заикается, пріискивая слова, съ чего начать»…
— Дѣло, Любовь Борисовна, очень важное! За всю вашу жизнь, конечно, другого подобнаго…
— Князь, я уже это сто разъ слышала. Самое важное въ моей жизни! Но ради Бога скорѣй! Какое? Что именно?
— Владиміръ Ивановичъ выписалъ меня изъ Россіи и поручилъ исполнить то, на что у него не хватило храбрости — явиться и объяснить вамъ все. Онъ въ качествѣ вашего опекуна совѣстился. Изволите видѣть… Вы знаете, что такое биржа и игра на биржѣ?
— Знаю, знаю! — воскликнула Эми.
И черезъ нѣсколько секундъ, не слыхавъ нѣсколькихъ словъ, произнесенныхъ княземъ, она уже смутилась, боясь, что догадалась…
— Биржа… Биржа… — заговорила она. — Дядя игралъ на биржѣ?
— Совершенно вѣрно!
— Онъ проигрался?
— Точно такъ, Любовь Борисовна.
— И стало быть… Стало быть… я пострадала въ этомъ?..
— Именно! Удивляюсь, что вы сразу догадались.
— Я не догадалась, князь. Меня предупреждали давно, что дядя играетъ. Объясняли мнѣ, что такое игра биржевая. Говорили мнѣ, что онъ играетъ, ну, disons le mot, на мои деньги, и что въ случаѣ проигрыша я пострадаю.
— Совершенно вѣрно!
— Ну, что же, вѣдь не Богъ знаетъ что онъ проигралъ? Надо уплатить. Такъ вѣдь онъ опекунъ, онъ можетъ полновластно распорядиться.
— Любовь Борисовна, — заговорилъ князь тихо:- когда приходилось уплачивать, то дядя вашъ такъ и дѣлалъ. Я не скажу, что онъ поступалъ правильно, но что дѣлать… Увлеченіе! Конечно, не слѣдовало. Слѣдовало своимъ состояніемъ рисковать, а не деньгами опекаемой племянницы. Но что ужъ объ этомъ толковать: снявши голову, по волосамъ не плачутъ!
— Конечно, надо уплатить! Я не знаю, зачѣмъ онъ васъ прислалъ. Онъ могъ написать.
— Но нельзя уплатить, Любовь Борисовна!
— Какъ нельзя?
— Нельзя! Нечѣмъ!
— Я васъ не понимаю…
— Проигрышъ такъ великъ, что на уплату его должно идти все ваше состояніе.
— Что?! — выговорила Эми, широко раскрывая глаза и слегка мѣняясь въ лицѣ.
— Да-съ, все ваше состояніе пойдетъ на уплату или, вѣрнѣе сказать… извините — уже пошло на уплату…
— Какъ пошло? — пробормотала Эми.
— Да, Любовь Борисовна. Вы разорены. У васъ ничего нѣтъ. Въ этомъ все дѣло.
— Какъ нѣтъ? Какъ же нѣтъ? — шептала Эми черезъ силу.
Она отлично поняла все, какъ еслибы всегда занималась такими дѣлами, и спрашивала зря… машинально. Наступило молчаніе. Князь сидѣлъ передъ ней, опершись локтями на колѣни и опустивъ глаза.
— И спасти нельзя? — вымолвила Эми нѣсколько громче и хрипливо.
— Вотъ за этимъ меня князь и прислалъ! И нельзя, и можно! Надо ввести очень большія деньги, и тогда черезъ нѣсколько времени, быть можетъ, все придетъ къ тому же концу — къ потерѣ. Или же будетъ спасено. Если вы знаете, что такое эта игра, то должны знать, что бумаги поднимаются и опускаются. Если удержать бумаги, купленныя Владиміромъ Ивановичемъ, за собой, внеся извѣстную сумму, то черезъ извѣстный срокъ потери, можетъ, не будетъ.
— Стало быть, надо достать эти деньги? — воскликнула Эми. — Надо ихъ занять, въ Парижѣ или въ Россіи занять и уплатить!
— Любовь Борисовна, занять негдѣ. Велика сумма. Никто ея, ни въ Парижѣ, ни въ Россіи, безъ обезпеченія не дастъ. Никакихъ средствъ спасенія, однимъ словомъ, не остается. Черезъ два, три дня у васъ не будетъ тысячи рублей въ годъ. Если хотите, даже и ста рублей въ годъ не будетъ — ничего не будетъ. Это — полная нищета.
Эми закрыла лицо руками и сидѣла блѣдная, какъ полотно.
— Есть средство, Любовь Борисовна, — началъ князь, заикаясь:- есть на свѣтѣ человѣкъ, который настолько глубоко и давно привязанъ къ вамъ, что готовъ не только жертвовать своимъ состояніемъ, но хотя бы и своей жизнью. Вамъ стоить сказать одно слово, и этотъ человѣкъ явится на помощь и постарается спасти ваше состояніе. Если удастся, — слава Богу. Если не удастся, онъ потеряетъ почти треть своего. Если ба вы согласились сдѣлать меня счастливымъ, то, конечно, я былъ бы счастливъ… За счастіе назвать васъ своей подругой, я какъ счастливѣйшій…
И князь началъ путать, повторяя:
— Счастливъ, счастье, счастливѣйшій…
Эми, склонившись на своемъ креслѣ, сгорбившись и осунувшись, сидѣла, съ трудомъ соображая и связывая свои мысли. И, наконецъ, на повторенный три раза вопросъ, взволнованнымъ голосомъ она отвѣтила тихо:
— Дайте мнѣ подумать немного; завтра я дамъ вамъ отвѣтъ… Ну, послѣ-завтра…
— Бога ради, Любовь Борисовна, — вскрикнулъ Соколинскій, — скажите теперь, на что я могу надѣяться!
И онъ схватилъ ее за обѣ руки.
— Не знаю… Дайте подумать… Совсѣмъ не знаю…
— Я буду надѣяться! Я буду надѣяться! — повторилъ Соколинскій, и, поцѣловавъ обѣ руки Эми, онъ схватилъ шляпу и быстро вышелъ изъ гостиной. Когда онъ достигъ гулянья и сталъ ходить по широкому, тѣнистому, но коротенькому бульвару взадъ и впередъ, то прохожіе — туземцы и иностранцы — приглядывались къ нему и оборачивались. Соволинскій имѣлъ видъ или подпившаго человѣка, или же просто сумасшедшаго изъ категоріи веселыхъ.
Какой-то важный, толстый французъ, шедшій по гулянью съ подругой и кучей дѣтей всѣхъ лѣтъ, пріостановился и выговорилъ чуть не въ лицо князя:
— En voila un… pistolet!..
Князь увидѣлъ, услыхать, понялъ и, разсмѣявшись, отправился въ гостинницу.
— Уже давно, кажется, на меня всѣ таращатся! — вымолвилъ онъ. — Да авось! Даже, пожалуй, навѣрное. Вѣдь она «на улицѣ»… А я въ концѣ концовъ ничего не потеряю. Черезъ полгода эти, какъ онъ ихъ, чортъ, называтъ, непремѣнно поднимутся. Надо будетъ только опять скакать въ Россію и доставать тысячъ полтораста, двѣсти — чистоганомъ!
Въ то же время Эми только повторяла тѣ слова Соколинскаго, которыя, все объяснивъ, поразили ее. «Черезъ два-три дня ста рублей не будетъ… Нищета. Никакихъ средствъ спасенія нѣтъ».
Мысли ея путались, и только понемногу овладѣла она собой.
Разумѣется, сраженная извѣстіемъ, она рѣшила тотчасъ же скрыть все отъ баронессы Герцлихъ. Ей не хотѣлось изъ самолюбія, чтобы кто-либо зналъ, при какихъ условіяхъ она согласилась выйти замужъ… если она согласится. Насильно! Изъ-за спасенія состоянія. Изъ-за боязни нищеты.
Хотя по натурѣ и по воспитанію Эми была совершенно непрактична, но, однако, могла, конечно, сразу понять, что такое «очутиться на улицѣ».
Сколько разъ когда-то приходилось ей съ матерью толковать о томъ, что вдругъ ея отецъ потребуетъ развода, дастъ имъ маленькій капиталецъ, какъ подачку, и онѣ останутся почти на улицѣ. При этомъ покойная Анна Ивановна постоянно твердила:
— «Я скоро умру, мнѣ все равно. А тебѣ что же? Въ гувернантки идти?»
Боязнь очутиться въ такомъ положеніи, за послѣдній годъ жизни Скритицина, являлась у его жены и дочери довольно часто. И теперь эти же опасенія и эти же мысли являлись у Эми не въ первый разъ. Разница была та, что теперь она была совершенно одна. И вдобавокъ, по словамъ Соколинскаго, ей приходилось очутиться не почти, а совсѣмъ на улицѣ.
Разсуждая, она приходила къ убѣжденію, что другого исхода, конечно, нѣтъ, какъ согласиться. Но каждый разъ, что въ ней являлась рѣшимость сказать завтра «да», ее останавливала мысль, что Соколинскій въ данномъ случаѣ дѣйствуетъ грубо и неблаговидно. Вѣдь онъ насильно заставляетъ ее выйти за себя замужъ, онъ пользуется ея безвыходнымъ положеніемъ и предлагаетъ просто продаться. Ужъ если онъ ее такъ любитъ, то могъ бы дать эти деньги взаймы. Вѣдь онъ самъ говорить, что можетъ быть это погромъ временный, а не окончательный, что деньги, которыя онъ даетъ, онъ, можетъ быть, вернетъ.
— Но съ какой стати будетъ онъ мнѣ дарить большія деньги! — восклицала Эми.
И весь день прошелъ въ томъ, что она колебалась, мучилась. Она обвиняла Соколинскаго, что онъ явился силкомъ покупать, ее и думаетъ, что якобы вмѣстѣ съ этимъ купитъ ея любовь. Но тотчасъ же она оправдывала его. Если онъ, несмотря на два отказа, продолжаетъ настаивать на своемъ предложеніи, стало быть, онъ дѣйствительно любитъ ее глубоко.
И волнуясь, Эми окончательно надумала и рѣшила только одно… послать депешу другу Рудокопову, проводившему лѣто недалеко, въ Аркашонѣ. Несмотря на роковую роль, которую докторъ сыгралъ въ ея жизни по отношенію къ Френчу, она все-таки по прежнему любила и уважала его. Она знала, что это единственный близкій ей человѣкъ на свѣтѣ, совѣту котораго все-таки слѣдовать можно.
VI
Дама, пріѣхавшая въ Баньеръ и скрывавшаяся отъ Соколинскаго въ пути, а отъ Скритицыной на вокзалѣ, была графина Нордъ-Остъ.
Зачѣмъ она пріѣхала — она сама не знала.
«Мстить! Отомстить»!
Уже давно думала и повторяла она это. Но какъ отомстить? Объ этомъ она не думала. Обстоятельства выяснятъ. Послѣ, ссоры съ Загурскимъ, когда она назвала его «Альфонсомъ» и почти выгнала вонъ, графъ не являлся къ ней долго, но, встрѣчая ее въ обществѣ, любезно разговаривалъ съ ней, какъ съ хорошей знакомой. Графиня со зла кокетничала съ японскимъ виконтомъ и, таская его повсюду за собой, афишировала его.
