Фазиль Искандер - Морской скорпион
Но как только машина зашла за бугор, оба державших языческие жертвоприношения отбросили выражение сиротского одиночества и бодро подошли к костру.
- Давайте есть перепелок, пока они теплые, - сказал Володя и поставил кастрюлю. Присаживаясь у затухающего костра, он разгреб жар и подтянул к середине костра обгоревшие головешки.
- Я вам сейчас чистые тарелки принесу, - сказала хозяйка и встала. {296}
- Я тебе помогу, - вскочила старшая девочка и побежала за матерью.
Темнота моря уже начинала сливаться с темнотой неба. И только край неба, где зашло солнце, все еще золотился, отражаясь в воде тусклой световой дорожкой. В городе уже кое-где зажигались огни, и они сквозь толщу влажного воздуха сверкали размазанным небрежным золотом. Многоточия огней отмечали уходящую в море пристань.
- Зачем же вы так потратились, - сказала жена летчика и улыбнулась геологу, - нам просто неловко.
- Ради бога, - сказал геолог и движением руки отвел разговоры на эту тему.
- Надо арбуз в воду положить, - предложил старик Сундарев.
- Знаю, - сказал Володя и, взяв арбуз, отправился к морю.
- Если потеряешь арбуз - не возвращайся, - шутливо пригрозил ему геолог.
- Не первый раз, - отвечал Володя и, войдя в море, втиснул арбуз в упруго сопротивляющуюся воду, и некоторое время видно было, как он нащупывает на дне камни, между которыми он закреплял арбуз.
К его возвращению жена его успела принести тарелки, помидоры и огурцы. Все это она сейчас разложила на полотенце, одновременно призывая не оставаться здесь, а войти в дом.
- Пограничники запрещают зажигать на берегу огонь, - сказала она, неприятности будут...
- Ничего не будет, не бойтесь, - сказал Володя, подходя к огню и кладя в него сучковатую, разлапую корягу, найденную на берегу, повернув ее так, чтобы удобней занялся огонь.
- Давайте выпьем за наших московских гостей, - сказал геолог, разливая в стаканы коньяк, - тем более что человек был в воде и замерз.
- А вынимать кто будет арбуз? - спросила жена Сергея.
Вопрос этот почему-то всем показался смешным, и все рассмеялись.
- К тому времени всем захочется в воду, - сказал Андрей Таркилов.
Хозяйка стала раскладывать перепелок по тарелкам, когда выяснилось, что одной тарелки не хватает, жена Сергея уговорила положить ей с мужем в одну тарелку. {297}
Сергею сейчас было хорошо. Он давно забыл про скорпиона и свою обиду. Ему было приятно, что она сейчас этим предложением напомнила о том, что они близки. И сам ее наивный вопрос об арбузе умилил его, потому что он в нем ощутил неосознанное чувство справедливости, то есть что Володю, который уже дважды был в воде, нельзя снова пускать за арбузом.
Все принялись за еще теплых перепелок, раздирая их руками, высасывая жир во время надкуса, с чмоканьем и хрустом переламывая их необыкновенно вкусные косточки. Сергею казалось, что он никогда ими не наестся, но, приступая ко второй, он почувствовал, что явно сбавляет темпы.
Какие нежные кости, подумал Сергей в это время, прислушиваясь к хрусту косточек во рту. И вдруг музыка каких-то строчек, связанных с тем, что он сейчас подумал, мелькнула у него в голове. Но каких, подумал он, никак не припоминая эти строчки и в то же время по тревожному чувству, охватившему его, понимая, что это важные для него строчки. Но разве могут быть важные для меня строчки, подумал он, связанные с поеданием перепелок или другой какой-нибудь дичи? Он ничего не мог припомнить, но чувствовал, что в голове застрял какой-то обрывок поэтической мелодии.
"Нет, - подумал он, - надо припомнить все, как было. Я приступил к третьей перепелке, отломил ей лапку, отправил в рот и... ну да! и подумал: какие нежные кости. Что же это означает? Нежные кости... Их нежные кости... Точно!
Их нежные кости всосала грязь..."
Теперь он ясно вспомнил. Это было знаменитое стихотворение о революционном терроре. В юности оно ему беспредельно нравилось своим непонятным (тогда казалось - понятным!) могучим пафосом готовности идти сквозь любую кровь и грязь во имя высокой революционной цели.
- Сергей Тимурович, вы меня слышите?! - услышал Сергей сквозь пелену раздумья и, вздрогнув, опомнился.
- Да!
- ...Скажите, чем объяснить, что среди кавказцев столько интересных мужчин? - спросила жена летчика и посмотрела на геолога.
- Не знаю, - ответил тот, ковыряясь в зубах спичкой, и, усмехнувшись, добавил: - Один наш старый писатель сказал, что это признак вырождения нации.
- Значит, нация, в которой мало красивых мужчин, {298} расцветает? спросила она, бросив иронический взгляд на мужа, хотя муж ее выглядел вполне прилично.
- Не знаю, - холодно ответил геолог, показывая, что не собирается никаким образом впутываться в ее отношения с мужем.
- А вы как историк что нам скажете? - обратилась она к Сергею.
Ничего не замечая вокруг, Сергей смотрел на огонь, думая о чем-то своем. Жена слегка толкнула его в бок, одновременно отвечая на улыбки компании улыбкой, призывающей к легкому снисхождению по отношению к странностям этого человека. Ведь вот она ничего, привыкла к этим странностям, живет.
- Сергей Тимурович, вы меня слышите? - услышал он вновь голос жены летчика.
- Откуда я знаю, - ответил Сергей, едва сдерживая вспышку бешенства. Как и все люди, склонные отдаваться работе воображения, он не любил, когда его возвращали к действительности.
Да и как ответишь на этот вопрос, где статистика? Впрочем, и без статистики это видно. Просто яркость черт, свойственная южным народам, придает им мужественный вид, а мужественный вид - это уже почти вся красота мужчины. И наоборот, яркость черт делает женщин-южанок менее привлекательными, если они, эти черты, недостаточно пропорциональны.
- Оставим мужчин, мы не древние греки, - сказал старик Сундарев, лучше выпьем за женщин...
- А что вы делали в Индии? - спросил Сергей у старика Сундарева.
- Что я делал? - повторил тот, задумавшись. - Я был молод, богат, изучал искусства Востока...
- И его бардаки, - вставил Андрей Таркилов, который время от времени подшучивал над стариком. Все, кроме старика, рассмеялись.
- Если хочешь, и бардаки, - отвечал старик, ничуть не смущаясь.
- Пошли, девочки, - сказала жена Володи, вставая, - сколько я знаю Николая Николаевича, он все про одно и то же...
- Мама, я останусь, - крикнула младшая, - я знаю, цто такое бардак - это беспорядок!
Тут уж все расхохотались, улыбнулся и старик Сундарев.
- Правда, дядя Сережа? - обратилась девочка к Сергею. {299}
- Точно, - ответил Сергей, - но тебе все-таки пора спать.
- Нет, я останусь, - упрямо топнула ногой девочка.
- А ну, цыц! - крикнул Володя с той ненапускной строгостью, с которой любящие выпить родители останавливают детские шалости, когда эти шалости грозят испортить застолье.
- Спокойной ночи, - сказали девочки дружно, и маленькая, с неохотой оторвавшись от уюта костра, тут же стала создавать новый уют возле мамы. Она почти волочилась, тыкаясь головой под мышку матери и все обнимая ее другой, соскальзывающей рукой. Смолк гравий под их ногами, стукнула калитка, и они исчезли в темноте.
Стало тихо. Все молчали в ожидании рассказа старика.
- В одном из александрийских заведений, - начал он, - я влюбился так, как никогда в жизни не влюблялся...
Старик опять замолчал и затянулся сигаретой, озарившей его лицо и прямые голые плечи.
- Теплоход, - сказал геолог, и все посмотрели на море. В темноте в сторону пристани двигалась огромная гроздь огней.
- "Адмирал Нахимов", - уточнил Володя и разлил коньяк.
- Нет, это слишком горестная история, - сказал старик Сундарев, отпив свой коньяк, - лучше пойдемте смотреть картины к доктору... У него целая галерея, там и мои работы...
Кто-то сказал, что уже, наверное, поздно идти к доктору, но тут старик Сундарев заупрямился и сказал, что для него никогда не поздно.
Володя вытащил из моря и принес мокрый, отражающий блики костра арбуз. Каким-то неуловимым для Сергея способом он его так разрезал, что арбуз распахнулся, как огромный тропический цветок. Сергей подумал, что в жизни есть множество мелких вещей, которые украшают ее и которые Сергей почти никогда не узнает.
Далекий прожекторный луч, скользнув по воде, пошел берегом и вдруг остановился на компании. Геолог из Тбилиси протянул ломоть арбуза к прожектору и сказал:
- На, держи, дорогой!
Все рассмеялись, а луч заскользил дальше, словно устыдившись своего чрезмерного любопытства.
Выпили по последней. Володя загасил огонь, засыпал угли песком, сложил в ведро все, что осталось от еды и питья, и отправился к себе домой. {300}
Огромная красная, словно еще слабо раскаленная лупа вышла из-за гор, размазав по воде червонную дорожку.
Все прошли на участок старика Сундарева и поднялись по лестнице на второй этаж к парадному входу. Приход их был замечен доктором, и он, приоткрыв закрытую на цепочку дверь и признав Сундарева, некоторое время не открывал дверь, все удивляясь, что они так поздно пришли смотреть картины.
