KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Иван Тургенев, "Том 2. Сцены и комедии 1843-1852" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Стратилат. Чего изволите-с?

Мошкин. Позови… кто принес… кто принес… (Делает знаки руками Шпуньдику и Пряжкиной. Стратилат выходит и тотчас возвращается с почтальоном. У почтальона на голове кивер.)

Почтальон. Что вам угодно-с?

Мошкин. Вы, мой любезный… Вы принесли это письмо… от господина Вилицкого?

Почтальон. Никак нет-с… С почтой пришло-с. Частные письма нам строжайше запрещено носить.

Мошкин. Ах да, точно, извините… Я то есть думал… (Он совершенно растерялся.)

Шпуньдик. (Мошкину). Успокойся. Стратилат, поди заплати ему. (Стратилат и почтальон выходят.) Миша, опомнись…

Мошкин (вдруг останавливаясъ). Всё кончено, друзья мои! Всё! Я пропал, Филипп, и мы все пропали. Всё кончено.

Шпуньдик. Да что такое?

Мошкин (развертывая письмо). А вот, послушай. И вы тоже, Катерина Савишна, послушайте. Он отказывается, друзья мои, он решительно отказывается. Свадьбы уж не бывать, и вообще — всё кончено, всё провалилось, всё, всё совершенно! Вот, вот что он мне пишет. (Шпуньдик и Пряжкипа становятся по бокам Мошкина.) «Любезный мой Михайло Иваныч, после долгой и продолжительной бо… борьбы с самим собою я чувствую, что я должен, наконец, объясниться с вами… откровенно (взглядывая на Шпуньдика) … откровенно. Поверьте, это решение стоит мне многого, очень многого. (Мошкин выговаривает многого, а не многова.) Я, видит бог, никак этого не мог предвидеть и желал бы избавить вас от подобной неприятности… Малейшее замедление было бы теперь непростительно… Я и так слишком долго колебался… Я не признаю себя способным составить счастье Марьи Васильевны и умоляю ее принять от меня обещание обратно». Обратно. (К Шпуньдику.) Вот посмотри — так, так и стоит «Я не признаю себя», вот посмотри. «Обратно». Вот посмотри. (Шпуньдик глядит в письмо. Мошкин продолжает.) «Я не смею даже просить у нее извинения; чувствую, до какой степени я виноват перед ней и перед вами, и спешу объявить, что я не знаю девицы, более достойной всякого уважения…» Слышите, слышите? «всякого уважения». Слышите? «Предвидя необходимость прекратить на некоторое время наши сношения, расстаюсь с вами с сокрушенным сердцем…» А? а? «Я не могу не сознаться, Михайло Иваныч, что вы имеете полное право считать меня неблагодарным (Мошкин качает головой)… я не стану уверять вас и вашу воспитанницу в моей преданности, в моем искреннем участии; подобные слова могут теперь по справедливости возбудить ваше негодование, и потому я умолкаю… Будьте оба счастливы…» Счастливы, счастливы!.. Это он может говорить — он, он!.. (Мошкин закрывает лицо руками.)

Шпуньдик. Успокойся, Михайло Иваныч; что ж делать? (Помолчав.) Ты, кажется, не дочитал…

Мошкин (отрывая руки от лица). Да это вздор! Это быть не может… Он, наконец, не имеет права… Вот еще! Я к нему сейчас отправлюсь… (Начинает быстро ходить по комнате.) Стратилатка! шапку мне подай! шубу! сейчас! извозчика мне — сию минуту!

Шпуньдик. Куда ты, Михайло Иваныч, куда ты, помилуй!

Мошкин. Куда? к нему. Я ему покажу… я… я… А! ты, голубчик, так-то? Ну, хорошо. Ну, хорошо. К ответу я его потребую. К ответу!

Шпуньдик. Да каким образом ты его к ответу потребуешь?

Мошкин. Каким образом? Вот каким образом. Я ему скажу: милостивый государь, прошу отвечать мне без обиняков. Марья Васильевна вас чем-нибудь оскорбила? оскорбила она вас чем-нибудь, милостивый государь? Поведением ее, что ли, вы недовольны, милостивый государь?

Шпуньдик. Да он…

Мошкин. Нет, отвечайте мне, милостивый государь, отвечайте. Разве она не благовоспитанная девица, милостивый государь? Разве она не с правилами девица, а? а? (Наступает на Шпуньдика.)

Шпуньдик. Конечно, конечно; да ведь он тебе…

Мошкин. Как? Вы два года ездите к нам в дом, вас принимают, как родного, делятся с вами последней копейкой, отдают вам, наконец, по вашей неотступной просьбе, такое сокровище — свадьба уже назначена, а вы… о-о-о!.. Нет, извините! Это не может так кончиться… Нет, нет… Шапку, Стратилатка! (Стратилат входит.) Вы вдруг раздумали; взял перо — чёрк, чёрк, чёрк — да и воображаете, что отделались? Ан нет! Извините. Я вам покажу, милостивый государь, погодите: я вам не позволю насмехаться над нами. Еще в конце приписывает: «Долги я все мои сполна заплачу». Да я гроша от него не хочу! Шапку мне, что ж не подают? (Стратилат подает ему шапку; он ее не берет и продолжает ходить.) Он это мог… Петруша, ты это… (С сердцем махая рукой.) Какой тут, к чёрту, Петруша! Меж нами всё кончено, всё! Вишь, он думает, что за Машу некому заступиться, так и того — расходился. Что, дескать, за беда! Возьму да откажу. Ан вот и ошибся… не на того наскочил, брат. Да я даром что старик, я его на дуэль вызову’

Пряжкина (вскрикивая). Ах, батюшки мои!

Шпуньдик. Что ты, Миша, что ты, что ты!

Мошкин. А что ж? Ты думаешь, я и не сумею из пистолета-то выпалить? Не хуже другого! Да что ж это, я шапку спрашиваю, спрашиваю, двадцать четыре раза сряду шапку спрашиваю!

Стратилат. Да вот она-с… Я вам ее уже подавал-с.

Мошкин (вырывая у него шапку). Ну, и ты туда же. Шубу мне! (Стратилат бежит за шубой.) Я ему покажу, постой.

Шпуньдик. Миша, да погоди, внемли голосу рассудка.

Мошкин. Убирайся ты с своим голосом и с своим рассудком!.. Человек, ты видишь, в отчаянии, просто остервенился, а ты ему рассудок суешь… Пропадай всё заодно! (Надевая шубу.) А не то я на колена брошусь перед ним: не встану, скажу, просто на месте умру, пока ты не возвратишь нам своего слова… Сжалься, скажу, над несчастной сиротой; за что, скажу, за что зарезал? помилуй! А вы, друзья мои, побудьте здесь — побудьте здесь, отцы мои родные! Я вернусь, я скоро вернусь, так или сяк, а уж вернусь… Только, ради бога, чтоб Маша не узнала как-нибудь без меня, ради бога! А я сейчас, сейчас, сейчас. Вы дождитесь меня.

Шпуньдик. Мы с удовольствием, только, право…

Мошкин. И не говори! Слушать ничего не хочу! А я вернусь, я сейчас вернусь. Умру, а вернусь… (Убегает. Шпуньдик и Стратилат стоят в недоумении; Пряжкина, охая, садится. Стратилат, переглядываясь с Шпуньдиком, медленно уходит.)

Пряжкина (охая, задыхаясь и складывая руки). Ах, батюшки мои! Ах, родные! О-ох! Согрешила я, окаянная! Чем это кончится, боже мой, боже мой милостивый! Ах, батюшки вы мои, голубчики вы мои! заступитесь за меня, сироту горемычною…

Шпуньдик (подходя к ней). Успокойтесь, Катерина Савишна, может, бог даст, всё еще уладится как-нибудь.

Пряжкина. Ах, Филипп Егорыч, голубчик вы мой, пропала моя головушка! Какое уладится, где уж тут? Вишь, какая беда стряслась! Вот до чего пришлось дожить! Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешную…

Шпуньдик (садясь подле нее). Успокойтесь, право успокойтесь. Этак вы себе повредить можете.

Пряжкина (сморкаясь и приходя немного в себя, плаксивым голосом). Ах, Филипп Егорыч, да вы войдите в мое положение… Ведь Маша-то мне родная племянница, Филипп Егорыч. Каково же мне это переносить — вы это представьте. Ну, и Михайло Иваныч, каково это мне? Ведь с ним бог знает что могут сделать; каково ж это всё?

Шпуньдик. Конечно, это всё очень неприятно.

Пряжкина (тем же плаксивым голосом). Ах, Филипп Егорыч! Уж хуже этого быть ничего не может, Филипп Егорыч! голубчик вы мой! И ведь вот что я должна сказать: ведь я это все предвидела… всё предвидела!

Шпуньдик. Неужели?

Пряжкина (всё тем же голосом). Ка-ак же, ка-ак же! Да меня не слушались; не слушались, батюшка вы мой, Филипп Егорыч. А я всегда говорила: не быть в этой свадьбе проку, ох, не быть проку, ох, не быть… Только меня не слушались.

Шпуньдик. Отчего же вас не хотели слушать?

Пряжкина (мгновенно переменяя голос). А господь ведает отчего, Филипп Егорыч. Стало быть, думали: человек старый-с, всё небось пустяки говорит-с. А я вам скажу, Филипп Егорыч, конечно, я человек простой, не из самого первого обчества; что говорить! а только муж у меня, царство ему небесное! до штаб-офицерского чина дослужился, в провиантах, батюшка, состоял; мы тоже, батюшка, с хорошими людьми водились — от чужих всякое уважение получали; а свои вот в грош меня теперь не ставят. Генеральша Бондоидина нас к себе принимала, Филипп Егорыч, и в особенности меня очень, можно сказать, жаловала. Бывало, я одна с ней, эдак, сижу в ее спальне, а она мне говорит: удивляюсь, мол, вам, говорит, Катерина Савишна, какой у вас во всем скус. А Бондоидина, генеральша, с первыми господами зналась. Я, говорит, с вами очень приятно время провожу. И чаю мне подать велит — ей-богу-с. Что мне лгать? А родная вот племянница меня слушать не хочет! Зато теперь вот и плачется. Да уж поздно.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*