Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
Мошкин. И я… и я… тоже очень рад… Петруша, конечно… я… того… я… (Умолкает.)
Вилицкий. Я собирался сегодня к вам, Михайло Иваныч… мне и так скоро нужно будет выйти… Да что же вы не садитесь?
Мошкин (всё в том же положении). Спасибо… всё равно… Ну, как твое путешествие за город?.. Ты здоров?
Вилицкий (поспешно). Хорошо, хорошо… слава богу… Который-то час?
Мошкин. Должно быть, второй.
Вилицкий. Второй уже?
Мошкин (быстро оборачиваясь к Вилицкому). Петруша… Петруша, что с тобой?
Вилицкий. Со мной… Михайло Иваныч?.. Ничего…
Мошкин (подходя к нему). За что ты на нас сердишься, Петруша?
Вилицкий (не глядя на него). Я?..
Мошкин. Ведь я всё знаю, Петруша; ведь ты из города не выезжал. Целых пять дней тебя у нас не было… Ты от меня прятался… Петруша, что с тобой, скажи? Или кто-нибудь из наших тебя обидел?
Вилицкий. Помилуйте… напротив…
Мошкин. Так отчего ж вдруг такая перемена?
Вилицкий. Я вам это… потом всё объясню, Михайло Иваныч…
Мошкин. Мы люди простые, Петруша; но мы тебя любим от всей души; извини нас, коли мы в чем перед тобой провинились. Мы всё это время не знали, что и придумать, Петруша; духом пали вовсе, измучились. Вообрази сам, каково было наше положение! Знакомые спрашивают: а где же Петр Ильич? Я хочу сказать: отлучился, мол, из города, на короткое время — а язык не слушается… что будешь делать? Перед свадьбой — вообрази. А Маша-то бедная! О себе я уж и не говорю. Ведь Маша… представь: ведь она твоя невеста. Ведь у ней, у бедняжки, кроме тебя да меня, никого на свете нет. И хоть бы какая была причина, а то вдруг — словно ножом в сердце пырнул.
Вилицкий. Право, Михайло Иваныч…
Мошкин. Ведь я знаю, Петруша, она у тебя сейчас была… (Вилицкий слегка вздрагивает.) Сегодня поутру она вдруг надевает шляпку; я спрашиваю — куда? А она мне, словно полоумная: пустите, говорит, за покупками. (Уныло.) Ну, какие уж тут покупки, Петруша, сам посуди! Я ничего; отпустил ее — да за ней… Глядь, а она по улице бежит-бежит, сердечная, да прямо сюда… Я за угол, знаешь, вот где штофная… Смотрю, эдак через четверть часика, выходит она от тебя, моя сиротка, лица на сердечной нет; села, голубушка, на извозчика, опустила эдак голову да как заплачет… (Останавливается и утирает глаза.) Жалости подобно, Петруша, право!
Вилицкий (с волнением). Я виноват, Михайло Иваныч, точно виноват и перед ней и перед вами… Простите меня.
Мошкин (со вздохом). Ах, Петруша, Петруша! не ждал я этого от тебя!
Вилицкий. Простите меня, Михайло Иваныч… Я вам расскажу… Вы увидите — всё это уладится. Это так. Я сегодня же буду у вас и сам всё объясню. Простите меня.
Мошкин. Ну, вот и прекрасно, Петруша; ну, и слава богу. Я знал, что ты не в состоянии нас огорчить умышленно… Дай же мне обнять тебя, душа моя! ведь я целых пять дней тебя не видал… (Обнимает его.)
Вилицкий (поспешно). Послушайте… Вы не подумайте, чтоб я сказал что-нибудь Марье Васильевне неприятное… Напротив, я ее всячески старался успокоить… Но она была в таком волнении…
Мошкин. Верю тебе, Петруша… только ты вообрази себя на ее месте… Петруша, ведь ты нас не разлюбил?
Вилицкий. Помилуйте, как вы можете думать…
Мошкин. И ее тоже не разлюбил? Она так тебя любит, Петруша… Она умрет, если ты ее бросишь.
Вилицкий. Зачем вы это говорите, Михайло Иваныч?..
Мошкин. Ты представь, ведь она твоя невеста… ведь уж и свадьба назначена… с твоего же согласия…
Вилицкий. Да разве кто свадьбу отменяет? помилуйте!.. Я ведь люблю Марью Васильевну…
Мошкин. Ну, и слава богу! Ну, и слава богу! Ну, стало быть, это всё ничего. Что-нибудь тебе так не показалось… Но вперед, Петруша, пожалуйста, лучше скажи, лучше просто выбрани; а этак пять дней…
Вилицкий. Не напоминайте мне, пожалуйста, об этом… Мне и так совестно… Вперед этого уже больше не будет — поверьте мне.
Мошкин. Ну, кончено, Петруша, кончено… Кто прошлое помянет, тому, ты знаешь…
Вилицкий (не глядя на Мошкина). А я только точно Марье Васильевне говорил и теперь вам повторяю, что мне нужно будет иметь с ней небольшое объяснение… знаете, для того, чтоб подобные недоразумения вперед уже не повторялись…
Мошкин. Да какие это недоразумения? И что такое значит «недоразумение»? Я вовсе не понимаю.
Вилицкий. Мне надобно с Марьей Васильевной объясниться.
Мошкин. Да кто ж против этого спорить станет? Это твое право. Ведь она тебе жена — а ты ей есть муж и наставник; от кого ж ей выслушивать наставления, правила, так сказать, на путь жизни — как не от тебя? Ведь век вместе прожить — не поле перейти; надо правду друг другу говорить. Ты уж без того много об ней заботился, об ее воспитании то есть, потому что она сирота, а я человек неученый. Это твое право, Петруша.
Вилицкий. Вы меня не совсем понимаете, Михайло Иваныч… а впрочем, это всё объяснится, вы увидите, в весьма скором времени — и всё пойдет хорошо. (Взглянув на него.) А вы даже в лице изменились, бедный мой Михайло Иваныч… Как я виноват, как непростительно виноват перед вами!
Мошкин. Вона! Три года сряду ты меня радовал и утешал… раз как-то опечалил, велика важность! Стоит говорить! А что касается до объяснения — я на тебя полагаюсь, ты ведь у меня умен… ты всё к лучшему устроишь. Только, пожалуйста, будь снисходителен. Машу, ты сам знаешь, запугать ничего не стоит. А что она застенчива и сиротлива — ты на это не смотри: она не ком-эль-фонт, положим; да не в этом счастье жизни заключается, Петруша, поверь мне; а в нравственности, в любви, в доброте сердечной. У тебя, конечно, друзья ученые — ну, и разговор, конечно, эдакой, всё отвлеченный… а мы… мы только любить тебя умеем от всего сердца… В этом, Петруша, с нами уж никто не поспорит…
Вилицкий (пожимая ему руку). Добрый, добрый Михайло Иваныч… Чем я заслужил такое расположение? (Мошкин улыбается и махает рукой.) Право, не знаю чем. (Небольшое молчание.)
Мошкин. Посмотри-ка мне в лицо… Ну вот, это Петруша мой опять…
Вилицкий. Как вы добры, как вы добры!.. (Опять небольшое молчание.) Какая досада! мне пора в департамент.
Мошкин. В департамент? Что ж! Я тебя не удерживаю… А когда ж ты к нам, Петруша?
Вилицкий. Сегодня вечером, Михайло Иваныч, непременно.
Мошкин. Ну, хорошо. А что бы… Петруша… теперь…
Вилицкий. Теперь, Михайло Иваныч, мне, право, нельзя. Митька!
Мошкин. Ну, как знаешь! А уж как бы Маша-то была рада!..
Митька (входя). Чего изволите-с?
Вилицкий. Форменный фрак.
Митька. Слушаю-с. (Выходит.)
Мошкин. Вдруг после всех этих слез и тревог… вообрази. А? Петруша?
Вилицкий. Право, Михайло Иваныч… Сегодня вечером я непременно, непременно…
Мошкин (со вздохом.) Ну, хорошо.
Вилицкий. Ведь я всё это время в департаменте даже не был… Вообразите вы себе… ведь это, наконец, заметить могут.
Мошкин. Ну, на минуточку… перед департаментом.
Вилицкий. Мне и то мо́чи нет как будет совестно… Вы, пожалуйста, эдак приготовьте Марью Васильевну… Скажите ей, чтоб она меня простила…
Мошкин. Вот еще, что выдумал! Нужны приготовления — как же! Просто приведу тебя, скажу: вот он, наш беглец… а она тебе на шею бросится — вот и приготовленья все… (Митька входит с фраком.) Надень-ка фрак, — да поедем.
Вилицкий. Ну, извольте, только на минуту… (Надевает фрак.)
Мошкин. Да уж увидим там… (Митьке, подающему фрак.) А! бесстыжие глаза! Ведь, вишь, какой! (Митька ухмыляется.) А впрочем, я хвалю, слуга должен барскую волю соблюдать. — Ну, Петруша, спасибо тебе, воскресил ты всех нас… Едем!
Вилицкий. Едем. (Уходя, Митьке.) Если господин Фонк опять зайдет, скажи ему, что я у него сегодня буду…
Мошкин. Ну, это мы всё там увидим… Надевай шляпу — пойдем. (Оба уходят.)
Митька (остается, глядит им вслед и медленно идет на авансцену). Бесстыжие глаза! — Ну, кто их разберет! Ведь приказывали не пускать… А вот я лучше сосну маленько, так оно и того… (Заваливается на диван.) Ведь вот что́ бы новый диван купить; а то у этого пружины больше не действуют. — Да куда! ему не до того! Уж эти мне ферлакуры!..* А впрочем, господь с ними!.. Это всё ведь… Э-это… (Глядя на свои высоко поднятые ноги.) Хорошо шьет бестия Капитон! (Засыпает.)
