Николай Гарин-Михайловский - Том 3. Очерки и рассказы 1888-1895
Близ заводских порогов однажды весною разбило барку.
И старый, и малый, и весь завод спешили на берег.
Для Ваньки Каина было истинным мучением в такой день идти в школу.
Он стоял на углу тех улиц, из которых одна шла к школе, а другая к реке, мучительно крутил свои пальцы и упрямо смотрел своими маленькими, раздвинутыми глазами пред собою. От напряжения его толстое, широкое лицо кривилось, и маленький узкий лоб то и дело сдвигался в морщинки. На зов мимо шедших товарищей, спешивших в школу, он только сердито поводил плечом и продолжал упрямо смотреть перед собой.
В классе ученики толклись у дверей учительской квартиры и, убежденные, что нелегкая понесет-таки Ваньку на берег, громко, так, чтобы слышал учитель, говорили:
— Ваньке влетит.
Урок уже начался, когда дверь отворилась и неожиданно вошел Ванька. Вошел довольный собой, с расплывшейся довольной улыбкой на лице.
— Стань к доске, — проговорил учитель, не глядя на Ваньку.
Ванька пошел к доске. Там он стоял, широкий, маленький, злой и раздраженный, поздно сожалея, что не убежал на берег.
Урок шел своим чередом.
— Амплий, повтори!
Встал Амплий, и голова его едва виднелась из-за скамьи. Большие мягкие глаза его смотрели на учителя сознательно, не по-детски умно, он топтался и точно собирался с силами, чтобы начать:
— К примеру, если…
— Не надо «к примеру», — перебил учитель.
Амплий замолчал, собрался с силами, открыл рот, опять открыл и опять ничего не сказал.
— Не могу, — рассмеялся ласково-просительно Амплий.
Амплий был любимец учителя. — Ну, не можешь, в уме скажи «к примеру», а громко прямо начинай.
Амплий поднял глаза к потолку, прошевелил губами: «к примеру», и начал:
— К примеру, если человек украл там что-нибудь, так это худо, а хуже еще того оговорить человека.
— Хорошо, только зачем ты опять сказал «к примеру»?
— Так уж… — развел руками Амплий.
— Ты напиши вот, что сказал, вычеркни «к примеру», а остальное выучи и скажешь мне.
— Слушаю, — ответил весело Амплий.
Учитель продолжал:
— Вещь украл, поймают и накажут, — ученика выгонят из школы, — большого в тюрьму посадят. Ну, погубил себя, да только себя, а ославил другого, доброе имя украл его — и чужую душу загубил.
Ванька напряженно смотрел, и мысль о береге прожигала его.
— Ванька, повтори.
Ванька злыми глазами впился в учителя.
— Не хочу, — ответил он.
— Не хочешь? — кивнул головой учитель, подходя к Ваньке. — Ах ты, язва маленькая, так не хочешь?
Учитель напряженно смотрел в глаза Ваньки и, вдруг успокоившись, равнодушно проговорил:
— Ну, когда захочешь, скажи, а до тех пор домой не пойдешь.
Ваньке ясно было, что если он не пойдет домой, то и на берег не попадет. Ясно было и то, что и на берег ему до смерти хотелось. Но совершенно неясно было, отчего ему не хотелось, хоть режь его пополам, повторить слова учителя.
Урок кончился, началась рекреация[16], и Ванька ходил, весь поглощенный одной мыслью попасть на берег.
«Если ученик украл, его прогонят», — запало в Ванькину голову.
Он осторожно пробрался на кухню учителя. На столе стояла кастрюля, и в кухне никого не было. Ванька схватил обеими руками эту кастрюлю и понес ее так осторожно, как будто нес какое-нибудь сокровище.
Ученики удивленно встретили Ваньку с его оригинальною ношею.
— Ты куда волокешь? — спросил Амплий.
— Украл… на базар продавать.
Хохот учеников еще больше возбудил Ваньку.
— У-у! украл, украл! — весело-напряженно повторял Ванька и пустился бежать. Ученики повалили за Ванькой в переднюю. И в передней сторожа не было.
Ванька оделся, схватил кастрюлю и выскочил на улицу.
Интересное кончилось, и толпа детей побежала за его продолжением.
— Ванька украл кастрюлю, — толпились они у дверей учителя.
— И на базар понес продавать…
Ваньку поймали уже на базаре и в тот же день выгнали из школы.
О Ваньке поговорили-поговорили и забыли, как забывали и о всех тех, которых от поры до времени выбрасывал за борт последовательный учитель.
Но Ванька не забыл о себе. Не нужный учителю, его оценили другие.
В двадцать лет Ванька был первый конокрад, первый мастер по сбыту краденого железа.
— Просто, братец мой, цены парню нет, — хвалили товарищи, — куда хошь, только оглаживай, знай, его…
— А без этого хоть брось…
Амплий кончил школу, кончила и Варюша.
Амплий поступил надсмотрщиком на завод, а Варюша горничной в семью управителя.
Судьба опять свела Ваньку и Амплия. Ванька работал на заводе, а Амплий надсматривал. Вечером Ванька с другим таскал с завода припасенное днем железо, а Амплий расставлял сторожей так, чтоб не видать Ваньку.
Амплий хорошо знал, что крадут железо: да что он тут мог поделать? Сегодня поймает, а завтра самого найдут где-нибудь мертвого под забором, В заводе жизнь особенная, налаженная десятками, а на других и сотнями лет. Амплий понимал, что ничего он тут не поделает, а себя погубит. Амплия уважали за это, называли умным парнем, носили ему когда и гостинец. Любило Амплия и начальство, и все смотрели на молодого парня, как на человека, у которого хорошо обеспеченная будущность. Амплий ходил в щегольских высоких сапогах, в синей тонкого сукна поддевке, по воскресеньям ходил в церковь, а после церкви, пообедав, сидел на завалинке, грыз семечки и беспечно глазел по сторонам.
— Девка красная… ты… идешь, что ль?
И веселая ватага парней останавливалась перед Амплием и, подмигивая, ждала ответа.
— Не пойду, — мотнув головой, отвечал Амплий.
— Бабник, — говорили пренебрежительно парни, — пойдет теперь лясы девкам точить…
Амплий действительно любил девичье общество.
Ванька Каин, наоборот, был равнодушен к «женскому сословию», и только спокойная, уравновешенная Варюша производила на него неотразимое впечатление. Варюша гнала энергично Ваньку, и хоть минутами и тянуло что-то в ней к нему, но воли она себе не давала.
Да и партия была не равна. А Варюша была девушка с расчетом: аккуратная, строгая, умная, хозяйственная. Одних платьев до десяти было. Самое большое удовольствие Варюши было прийти, бывало, домой и начать раскладывать свое богатство. Пересмотрит всё, сложит назад в сундук и пойдет на барский двор, удовлетворенная осмотром.
Случай помог Ваньке. Загорелась изба Варюшиной матери. Варюша опрометью прибежала с барского двора.
— Сундук, сундук! — кричала она и, сморщившись, испуганно смотрела в горевшие окна.
— Поздно, Варюша, — ласково проговорил Амплий.
Так и села Варюша на землю: «сомлела», по народному выражению. Разгорелось сердце Ванькино.
— Лей воды! Брандебай! Вытащу.
Нашли воды, направили на него струю, и Ванька бросился в сени, каким-то чудом удалось ему не сгореть и появиться через несколько томительных мгновений с сундуком в руках.
Одно лишнее промедление — и пропал бы Ванька. С обгорелыми волосами, лицом и руками подтащил он к Варюше сундук и сказал:
— Бери!
Так сказал, что и про сундук Варюша забыла. Подарила Ваньку в первый раз настоящим взглядом. Ванька был не промах, повел дело искусно, и Варюша стала сдаваться. Даже мысль о худой славе перестала страшить Варюшу. О ком не толкуют? не пойман, значит, не вор.
Дело испортилось нежданно и негаданно. Ванька попался в конокрадстве, и его посадили в тюрьму. Дело приняло другой оборот с Варюшей. Через шесть месяцев, когда Ваньку выпустили, Варюша уже была объявлена невестой Амплия.
Ванька, как услыхал об этом, не поверил. Он побежал на барский двор.
— Врешь, не вырвешься! — шептал он. — Матрешка, подь сюда, — поманил он в барских воротах маленькую девочку, дочку судомойки.
— Чего тебе?
— Ходь сюда.
Когда девочка подошла к воротам, Ванька как-то сконфуженно сказал ей: «Скричи на час Варюшу, — и так как Матрена нерешительно раздумывала, то он повторил просительно: — Скричи… гостинца дам».
Девочка повернулась и пошла к барскому дому. Разыскав Варюшу в передней, она проговорила, не вынимая изо рта пальца:
— Слышь, Ванька кличет тебя.
Варюша быстро прошла в коридор и проговорила оттуда изменившимся голосом:
— Не пойду…
— Нейдет, — лениво крикнула девочка, выйдя во двор.
Ванька сконфуженно оглянулся. «Матреша, подь сюда… — для чего-то понижая, прикипевшим голосом позвал Ванька. — Ходь, дурочка, на вот тебе деньги».
Матреша нерешительно опять подошла и взяла протянутый ей дрожащей рукой пятак.
— Ты скажи Варюше, что мне больно нужно ее видеть.
— Ладно.
— Больно, мол, просит, — крикнул вдогонку девочке Ванька. Он стоял, точно прирос к земле, и весь назойливо впился глазами в подъезд заднего крыльца, точно пронизать его хотел, чтобы самому увидеть, что там делает Варюша. А сердце, как пойманная птица, так и билось в груди. С открытым пересохшим ртом Ванька все стоял и смотрел.
