Петр Боборыкин - Китай-город
Палтусов подставил ухо.
— Позвольте мне сказать отцу, что вы мне дали взаймы…
— Он вытянет.
— Нет, я не дам.
— Говорите, Тася!
— Спасибо.
Это ей послужит. Отдать долг надо; вот она и скажет, что ей следует искать самой выгодной работы.
Палтусов пожал ей руку, приостановился на пороге, обернулся и тихо сказал:
— Если вам понадобится… вы не скрывайтесь от меня.
У него на текущем уже лежало десять тысяч.
— Теперь не нужно.
"У него все лучше было взять, чем у Ники, — мелькнуло в голове Таси. — А кто его знает, впрочем, чем он живет?"
XXI
— А! волонтер!.. — встретил генерал Палтусова в кабинете, где уже совсем стемнело.
"Волонтером" прозвал он его после сербской кампании. Палтусов не любил этого прозвища и вообще не жаловал бесцеремонного тона Валентина Валентиновича, которого считал "жалким мыльным пузырем". Но он до сих пор не мог заставить его переменить с собою фамильярного тона. Не очень нравилось Палтусову и то, что Долгушин говорил ему «ты», пользуясь правом старшего родственника.
Сегодня все это было ему еще неприятнее. Нуждается в нем, пишет ему просительные записки, а туда же — хорохорится.
— Здравствуйте, генерал, — ответил Палтусов насмешливо и небрежно пожал его руку.
Валентин Валентинович снимал сюртук, стоя у облезлого письменного стола, на котором, кроме чернильницы, лежали только счеты и календарь.
Кабинет его вмещал в себе большой с провалом клеенчатый диван и два-три стула. Обои в одном месте отклеились. В комнате стоял спертый табачный воздух.
— Темно очень, генерал, — заметил Палтусов.
— Сейчас, mon cher, лампу принесут. Митька! — крикнул он в дверь.
Принесли лампу. От нее пошел чад керосина. Долгушину мальчик подал короткое генеральское пальто из легкого серого сукна.
— Ступай, — выслал его генерал. Палтусов сел на диване и ждал.
— Ты извини, что подождал меня.
"То-то", — подумал Палтусов и нарочно промолчал.
— Мои стервецы виноваты.
— Какие такие?
— Да лошади. Еле возят. Морковью скоро будем кормить, братец! Ха, ха, ха!
"Ну, братца-то ты мог бы и не употреблять", — подумал Палтусов.
— Зачем держите?
— Зачем? По глупости… Из гонору. — Генерал опять засмеялся, подошел к углу, где у него стояло несколько чубуков, выбрал один из них, уже приготовленный, и закурил сам бумажкой.
Палтусов поглядел на его затылок, красный, припухлый, голый, под всклоченной щеткой поседелых волос, точно кусок сырого мяса. Весь он казался ему таким ничтожным индейским петухом. А говорит ему «братец» и прозвал "волонтером".
— Плохандрос! — прохрипел генерал и зачадил своим Жуковым. — Последние дни пришли… Ты ведь знаешь, что Елена без ног.
— Совсем? — холодно спросил Палтусов.
— Доктор сказал: через две недели отнимутся окончательно… И рот уже свело. Une mer à boire, mon cher.[77]
Он присел к Палтусову, засопел и запыхтел.
— Я тебя побеспокоил. Ну, да ты молодой человек… Службы нет.
— Но дела много.
— А-а… В делах!.. Слышал я, братец, что ты в подряды пустился.
— В подряды?.. Не думал. Вы небось ссудили капиталом?
— У Калакуцкого, говорили мне в клубе, состоишь чем-то.
Палтусову не очень понравилось, что в городе уже знают про его «службу» у Калакуцкого.
— Враки!
— Однако и на бирже тебя видают.
— Бываю…
— Ну да, я очень рад. Такое время. Не хозяйством же заниматься! Здесь только бороде и почет. Ты пойдешь… у тебя есть нюх. Но нельзя же все для себя. Молодежь должна и нашего брата старика поддержать… Сыновья мои для себя живут… От Ники всегда какое-нибудь внимание, хоть в малости. А уж Петька… Mon cher, je suis un père…[78]
Генерал не кончил и затянулся. Чувствительность ему не удавалась.
— Вы, ваше превосходительство, меня извините, — насмешливо заговорил Палтусов и посмотрел на часы.
— Занят небось? Биржевой человек.
— Спешу.
— Сейчас, сейчас. Дай передохнуть.
Он еще ближе подсел к Палтусову и обнял его левой рукой.
— Вы все жуковский? — спросил Палтусов, отворачивая лицо.
— Привычка, братец!
— Дурная…
— Какая есть!
Генерал начал пикироваться.
XXII
— Вот в чем моя просьба, Андрюша. — Палтусов еще сильнее поморщился. — Есть у нас тут родственник жены, троюродный брат тещи, Куломзов Евграф Павлович, не слыхал про него?
— Слышал.
— Известный богач, скряга, чудодей, старый холостяк. Одних уставных грамот до пятидесяти писал. И ни одной деревни не заложено. Есть же такие аспиды! К нам он давно не ездит. Ты знаешь… в каком мы теперь аллюре… Да он и никуда не ездит… В аглицкий клуб раз в месяц… Видишь ли… Моя старшая дочь… ведь ты ее помнишь, Ляля?
— Помню.
— Она ему приходится крестницей; но вышло тут одно обстоятельство. Une affaire de rien du tout…[79] Поручиться его просил… По пустому документу… И как бы ты думал, этот старый шут m'a mis à la porte.[80] Закричал, ногами затопал. Никогда я ничего подобного не видал ни от кого!
— Так вы теперь повторить хотите?
— Дай досказать, братец, — уже раздраженно перебил генерал и прислонился к спинке дивана. — Ведь у него деньжищев одних полмиллиона, страсть вещей, картин, камней, хрусталю… Ограбить давно бы следовало. Жене моей он приводится ведь дядей. Наследников у него нет. А если есть, то в таком же колене!..
— Вы уже справочки навели?
— Навел, братец. Не продаст он своих деревень. Из амбиции этого не сделает, а деревни все родовые. Меня он может прогнать, но тебя он не знает. Ты умеешь с каждым найтись. Родственник жены…
— Тоже наследник!
— Отчасти.
— А потом-с?
— А потом, mon cher, — ты мне договорить все не даешь, — пускай он единовременно даст племяннице… или хоть кредитом своим поддержит.
— Ничего из этого не выйдет.
— Разжалоби его, братец. Ты краснобай. Ты знаешь, в каком положении Елена. Не на что лечить, в аптеку платить. И я… сам видишь, на что я стал похож.
— Знаете что, генерал?
— Не возражай ты мне…
— Это вернейшее средство заставить его все обратить в деньги.
— Да, если ты бухнешь сразу… Я тебя не об этом прошу. У меня обжект[81] на мази… богатый.
— Мешки делать из травы? Слышал! Ха, ха!..
— Нечего, брат, горло драть… Кредиту нет… Что мне надо? Понял ты? Чтобы этот хрен не открещивался от моей жены, чтобы он не скрывал, что она его наследница. А для этого разжалобить его. И начать следует с того, что я душевно сожалею о старом недоразумении… понимаешь?
— И все это вы взваливаете на меня?
— Прошу тебя, mon cher, как родного… Не на коленях же мне перед тобой стоять!
— Знаете что, генерал?
— Ну, что еще?
— Есть у меня знакомый табачный фабрикант. Ему нужно на фабрику акцизного надзирателя.
— Такого у меня нет на примете.
— Как нет, а я думал, вам следует взять это место.
Долгушин вскочил с дивана. Чубук вертелся у него в правой руке. Глаза забегали, лысина покраснела. Палтусов в первую минуту боялся, что он его прибьет.
— Мне? — задыхаясь крикнул он. — Мне надзирателем на табачную фабрику?
— А почему же нет?
— Почему, почему?..
Генерал был близок к удару.
— У него уже был отставной генерал. Место покойное… квартира, пятьдесят рублей, и лошадок можно держать.
— Brisons-là… Я шутку допускаю, но есть всему мера.
— Я не шучу, — сухо сказал Палтусов и поднялся с дивана. — Пропустите случай, хуже будет.
— Хуже… чего хуже?
— Хуже того, что теперь есть. Тогда и надзирателя не дадут.
— Как вы смеете? — крикнул Долгушин.
Но потехи довольно было Палтусову, он переменил тон.
— Ну, ваше превосходительство, извините… Я не хотел вас обижать. Извольте, так и быть, съезжу к вашему Крезу.
— Я не желаю.
— Не желаете? — с ударением переспросил Палтусов.
— Если по-родственному…
— Да, да. Для вашей дочери делаю… не для вас.
Долгушин что-то пробурчал и задымил. Палтусов тихо рассмеялся. Очень уж ему жалок казался этот "индейский петух".
— Когда же ты, братец? — как ни в чем не бывало спросил генерал.
— На днях. Дайте адрес.
Они расстались друзьями. К Тасе Палтусов не зашел. Было четыре часа.
XXIII
На биржу он не торопился. У него было свободное время до позднего обеда. Сани пробирались по сугробам переулка. Бобровый воротник приятно щекотал ему уши. Голова нежилась в собольей шапке. Лицо его улыбалось. В голове все еще прыгала фигура генерала с чубуком и с красным затылком.
Палтусов смотрел на таких родственников, да и вообще на такое дворянство, как на нечто разлагающееся, имеющее один "интерес курьеза". Слишком уж все это ничтожно. Что такое нес генерал? О чем он просил его? Что за нелепость давать ему поручение к богатому родственнику?
