Алексей Писемский - Мещане
- Ах, нет... нет! Я сегодня еще такая усталая, - отнекивалась старушка жеманно.
- Вы нисколько не усталая, нисколько! - воскликнул граф и подал Аделаиде Ивановне руку.
Она усмехнулась, но отказаться не могла и пошла с Хвостиковым в гостиную к роялю.
Аделаида Ивановна едва только дотронулась до клавишей, как мгновенно же увлеклась, тем более, что на таком хорошем и отлично настроенном инструменте она давно не играла; из-под ее маленьких и пухленьких пальчиков полились звуки тихие, мягкие. Что, собственно, Аделаида Ивановна играла, она сама не помнила и чисто фантазировала; слушая ее, граф Хвостиков беспрестанно схватывал себя за голову и восклицал на французском языке: "Божественно, превосходно!"
Все это он проделывал кроме той цели, чтобы заставить Аделаиду Ивановну забыть о деньгах, которые он ей должен был, но он, рассчитывая на ее бесконечную доброту и женское самолюбие, мечтал снова занять у ней: изобретательность и сметка графа Хвостикова доходила в этом случае до гениальности!
Бегушев между тем, сидя один, думал о Домне Осиповне. Рассказ графа Хвостикова, что будто бы она еще любит его, не выходил у него из головы, и он все проводил параллель между нею и m-me Меровой. "Разве Домна Осиповна сделала что-нибудь подобное в отношении его, что сделала та против Тюменева? Разве она мучила его хоть сколько-нибудь капризами? Напротив! Домна Осиповна всегда старалась его умерить, когда он впадал в раздражение!.. Наконец, разве ее вина, что судьба заставила ее жить в дрянной среде, из которой, может быть, Домна Осиповна несколько и усвоила себе; но не его ли была обязанность растолковывать ей это постепенно, не вдруг, с кротостью и настойчивостью педагога, а не рубить вдруг и сразу прекратить всякие отношения?" Какой мастер был Бегушев обвинять себя в большей части случаев жизни, мы видели это из предыдущего. Желание узнать, что есть ли хоть сотая доля правды в том, что наболтал ему Хвостиков, которому он мало верил, узнать, по крайней мере пообстоятельнее, как Домна Осиповна живет, где бывает, с кем видается, - овладевало Бегушевым все более и более. А между тем сестра его Аделаида Ивановна на другой день немножко прихворнула. Он почти обрадовался ее болезни, сообразив, что это отличный предлог ему пригласить Перехватова и выспросить его о Домне Осиповне.
- Я сейчас пошлю за доктором! - сказал он Аделаиде Ивановне.
Та, думая, что она все-таки обременяет этим брата, сначала была и руками и ногами против приглашения доктора.
- Приезд доктора, кроме твоей болезни, меня успокоит, потому что он мне скажет, чем ты, собственно, больна! - возразил Бегушев.
Аделаида Ивановна глубоко сердцем поняла брата и друга и более ему не возражала. Перехватов в то же утро приехал к Бегушеву на его пригласительную записку. Он пополнел несколько и сделался еще представительнее. Румянец по-прежнему горел на его щеках. Досадливого выражения в лице, которое у него было после потери им в банке восьми тысяч, следа не было, - может быть, потому, что Перехватов вполне успел пополнить практикой этот убыток. Костюм его на этот раз состоял из вицмундира и Владимира третьей степени на шее. Несмотря на свои молодые лета, Перехватов был ревизором каких-то больниц и, получа в последнее время сей почти генеральский крест, начал в нем ездить к своим клиентам, из которых многие (по большей части купцы) сразу же сочли нужным возвысить ему плату до десяти рублей серебром за визит.
Войдя к Бегушеву и зная оригинальность того, Перехватов не спешил его расспрашивать о том, чем он болен, и сказал только:
- Вы недавно из-за границы?
- Месяца полтора.
- Лечились там?
- Нет!
На лице Перехватова выразилось маленькое недоумение, зачем же, собственно, его Бегушев пригласил к себе.
- Не я болен, но у меня живет сестра родная, она заболела! - проговорил ему тот.
- А! - произнес доктор. - Где же я могу видеть больную?
Бегушев, сам проводив Перехватова до комнаты сестры, просил его зайти к нему и рассказать, что такое с нею.
- Непременно! - отвечал доктор и, пробыв весьма недолгое время у Аделаиды Ивановны, он прошел к Бегушеву.
- Ничего, - сказал он, - маленькая гастрическая лихорадка... Старушка, вероятно, диеты не соблюла.
Аделаида Ивановна, действительно, после скудного обеда, который она брала от дьячка, попав на изысканный стол Бегушева, с большим аппетитом и очень много кушала: несмотря на свое поэтическое и сентиментальное миросозерцание, Аделаида Ивановна, подобно брату своему, была несколько обжорлива. Бегушев не спешил платить доктору. Тот отчасти из этого, а потом и по другим признакам догадался, что ему не следовало уезжать, ради чего, не кладя, впрочем, шляпы, сел.
- А вы, собственно, совершенно здоровы или по-прежнему злитесь? спросил он Бегушева.
- Нет, теперь хандрю только и адски скучаю! - отвечал тот.
- Неужели же и Европа не поразвлекла вас нисколько?
- Напротив, еще большую нагнала хандру.
- Ах вы, обеспеченные господа! - воскликнул доктор. - Ей-богу, как посмотришь на вас... у меня много есть подобных вам пациентов... так даже мы, доктора, в нашей каторжной, работящей жизни живем лучше!
- Вероятно! - согласился Бегушев, бывший под влиянием своей главной мысли и почти не слушавший то, что ему проповедывал Перехватов.
Разговор на некоторое время прекратился; но Бегушев, наконец, не вытерпел.
- А кого вы из наших общих знакомых видаете? - спросил он.
- То есть кого же общих?.. - спросил доктор, смутно, впрочем, догадавшийся, что вопрос этот исключительно касался Домны Осиповны.
О том, что как и из-за чего она рассталась с Бегушевым, он знал до мельчайших подробностей по рассказам самой Домны Осиповны, сделавшейся с ним после разлуки с Бегушевым очень дружною.
- Видаюсь я, - продолжал он, - между прочим, с Янсутским, с madame Олуховой!
При последнем имени доктор бросил коротенький взгляд на Бегушева.
- Как же она существует? - спросил тот, почти задыхавшийся от любопытства или, лучше сказать, от более сильного чувства и желавший, чтобы ему рассказывали скорее и скорее. Но доктор начал довольно издалека:
- Она была некоторое время больна; но потом поправилась было совершенно...
- А теперь что ж, опять больна?
- Нет, но у нее пошли снова дрязги с ее мужем. Это ужасный человек! Ужасный! - повторил два раза доктор.
- Напротив, он мне казался таким смиренным и покорным Домне Осиповне, заметил Бегушев.
- Не дай бог никому таких покорных мужей! - воскликнул доктор.
- Что же, собственно, он делает? - спросил Бегушев, бывший втайне очень доволен, что Домна Осиповна ссорится с мужем.
- Кутит!.. Безобразничает!.. Этот ходатай по их делам, Грохов, опять свел его с прежнею привязанностью! Они все втроем пьянствуют; у Олухова два раза была белая горячка... Я по нескольку дней держал его в сумасшедшей рубашке! Можете вообразить себе положение Домны Осиповны: она только было поустроила свою семейную жизнь, как вдруг пошло хуже, чем когда-либо было. Я просто советую ей уехать за границу, как и сделала она это прежде.
Этому совету доктора Бегушев вначале тоже обрадовался, так как ему пришла в голову безрассудная мысль гнаться за Домной Осиповной, куда бы только она ни поехала, и молить ее возвратить ему прошедшее.
- Я очень люблю и уважаю Домну Осиповну, - продолжал доктор как бы совершенно беспристрастным голосом, - и прямо ей говорю, что под влиянием таких неприятных и каждодневно повторяющихся впечатлений она может окончательно разбить свое здоровье.
- И что ж она... никуда не выезжает?
- Нет!.. Выезжает!
- Куда?
- Ездит иногда в Дворянское собрание, где устраиваются очень хорошенькие вечера, потом бывает в театре, гуляет по бульварам, которые от нее два шага!
Все эти слова доктора Бегушев хорошо запомнил и вместе с тем, по своей подозрительности, подумал, что зачем Перехватов, ухаживая, как говорят, за Домной Осиповной, отправляет ее за границу? Он, может быть, как некогда сделать и сам Бегушев хотел, предполагает увезти ее от мужа. Перехватов в самом деле желал удалить Домну Осиповну, но только не от мужа, а от начавшего за ней ухаживать Янсутского.
- А вы, скажите, бывали за границей? - спросил Бегушев, желая позондировать доктора в этом отношении.
- Был... Я в тамошних университетах, собственно, и готовился на степень доктора.
- Но опять съездить не думаете?
- Очень бы хотелось, но как это сделать: практика у меня большая, на кого ее оставить?
Бегушев понял, что ему от доктора больше ничего не добиться. Тому тоже пора было ехать по другим визитам. Он раскланялся.
Со следующего дня Бегушев повел совершенно несвойственную ему жизнь. Он все утра, часов с одиннадцати до пяти, гулял по бульварам, а вечером обыкновенно бывал в обоих театрах, Большом и Малом. Явно, что Бегушев ожидал где-нибудь из этих мест встретить Домну Осиповну. Ему хотелось хоть раз еще в жизни видеть ее красивое лицо. Судьба, наконец, над ним сжалилась. Просматривая однажды газету, Бегушев наткнулся на напечатанное крупными буквами объявление об имеющемся быть в скором времени танцевальном вечере в зале Дворянского собрания.
