Алексей Писемский - Люди сороковых годов
Анна Гавриловна, впрочем, раз рассказала ему несколько заинтересовавший его случай:
- Клеопатра-то Петровна, слышали, опять сошлась с мужем, приехала к нему: недолго, видно, продержал ее господин Постен.
- Я уж ничего тут и не понимаю, - сказал Павел.
- Поймешь этакую лукавицу... Смела ли бы другая, после этого, приехать к мужу!..
- Что же муж-то сам?.. - возразил Павел.
- Что муж-то?.. Он добрый; пьяный только... Пишет, вон, к Есперу Иванычу: "Дяденька, Клеопаша опять ко мне приехала; я ей все простил, потому что сам неправ против нее был", - проговорила Анна Гавриловна: она все еще продолжала сердиться на Фатееву за дочь.
С Мари Павел больше уже не видался. Вскоре после его первого визита к ней муж ее, г.Эйсмонд, приезжал к нему, но не застал его дома, а потом через полгода они уехали с батареей куда-то в Малороссию. Любовь к Мари в герое моем не то чтобы прошла совершенно, но она как-то замерла и осталась в то же время какою-то неудовлетворенною, затаенною и оскорбленною, так что ему вспоминать об Мари было больно, грустно и досадно; он лучше хотел думать, что она умерла, и на эту тему, размечтавшись в сумерки, писал даже стихи:
Мой милый друг, с тобой схоронены
Всех лучших дней моих воспоминанья,
И в сердце, как в гробу, затаены
Речей твоих святые обаянья.
В номерной жизни тоже не произошло ничего особенного; постояльцы были те же, и только Анна Ивановна выдержала экзамен на гувернантку и поступила уже на место. Неведомов, расставшись, таким образом, с предметом своей страсти, впал в какую-то грустную меланхолию и часто, сидя в обществе своих молодых товарищей, по целым часам слова не проговаривал. M-me Гартунг давным-давно уже, разумеется, поправилась в своем здоровье, и Павел познакомился с нею лично; оказалось, что это была довольно еще молодая, не слишком дурная собой и заметно начинающая полнеть немка. От Ваньки своего Павел узнал, что m-me Гартунг была любовница Салова, и что прежде она была blanchisseuse* и содержала прачечное заведение; но потом, когда он сошелся с ней, то снял для нее эти номера и сам поселился у ней. Макар Григорьев тоже иногда заходил к Павлу в номера, принося к нему письма от полковника, который почему-то все-таки считал вернее писать к Макару Григорьеву, чем прямо на квартиру к сыну. Макар Григорьев видал всех, бывавших у Павла студентов, и разговаривал с ними: больше всех ему понравился Замин, вероятно потому, что тот толковал с ним о мужичках, которых, как мы знаем, Замин сам до страсти любил, и при этом, разумеется, не преминул представить, как богоносцы, идя с образами на святой неделе, дикими голосами поют: "Христос воскресе!"
______________
* прачка (франц.).
- Так, точь-в-точь, глупый народ этакий, лопалы! - подтвердил и Макар Григорьев.
Петин тоже попробовал было представить Макару Григорьеву змею, переползавшую через пеньки, и при этом сам переполз через стул, но как-то не угодил этим Макару Григорьеву, потому что тот впоследствии отзывался о нем Павлу: "Нет, барин этот хоть и длинен, но без рассудка!" Неведомов, в свою очередь, тоже немало его удивил:
- Почто это он в подряснике-то ходит? - спросил он после Павла.
- Так, ходит, - отвечал тот.
- Как ходит? Ведь, грех, чай! - продолжал Макар Григорьев с крайним удивлением.
- Что ж за грех? - спросил в свою очередь Павел.
- Как же не грех? Ризу бы еще он надел! - возражал Макар Григорьев.
Впрочем, при дальнейшем знакомстве с Неведомовым, тот, кажется, ему понравился.
- Барин-то добрый, надо быть, и умный, а поди как прокуратит, - говорил он все-таки с удивлением.
Но Салова он решительно возненавидел. Тот, увидев его в первый раз у Павла, взглянул на него сначала чересчур свысока, а потом, узнав, что он богатый московский подрядчик, стал над ним подтрунивать.
- Что, кармашек толст, толст от бочек-то? - спрашивал он его насмешливо, показывая на карман.
- Не толще, чем у вашего папеньки. Я бочки делаю, а он в них вино сыропил, да разбавлял, - отвечал Макар Григорьев, от кого-то узнавший, что отец Салова был винный откупщик, - кто почестнее у этого дела стоит, я уж и не знаю!.. - заключил он многознаменательно.
- Оба честны, должно быть, оба честны! - произнес, нисколько не смутившись, Салов.
Вообще, он был весьма циничен в отзывах даже о самом себе и, казалось, нисколько не стыдился разных своих дурных поступков. Так, в одно время, Павел стал часто видать у Салова какого-то молоденького студента, который приходил к нему, сейчас же садился с ним играть в карты, ерошил волосы, швырял даже иногда картами, но, несмотря на то, Салов без всякой жалости продолжал с ним играть.
- Вы его почти наверное обыгрываете, - заметил ему как-то раз Павел, когда студент, совсем уже проигравшись, ушел.
- Совершенно наверное: сколько хочу у него, столько и выиграю, отвечал Салов.
- Но, как же? Ведь, это нечестно! - возразил ему Павел.
- Чем же нечестно? Отец-дурак дает этому мальчишке столько денег, что он бы разврату на них мог предаваться, а я оберу их у него и по крайней мере для нравственной жизни его сберегу!
Невдолге после того, Салов не преминул и с самим Павлом сыграть небольшую плутовскую штучку. Однажды тот, придя к нему, увидел на столе шашки и шашешницу.
- Это вы зачем себе приобрели? - спросил Павел.
- Да так, кое-кто из знакомых играют в шашки, а у меня их не было; вот я их и приобрел.
- А сами вы играете? - спросил Вихров.
- Почти нет, - отвечал Салов совершенно искренним голосом. - А вы играете?
- Я играю, - отвечал Павел. Он, в самом деле, недурно играл. - Давайте, сыграем! - прибавил он.
- Что? Нет! Вы меня обыграете, - возразил Салов, однако сел. - Что же, мы даром будем играть?
- Разумеется, - отвечал Павел.
- Ну, я ни во что и никогда не игрывал даром. Давайте, сыграемте на обед у Яра.
- Хорошо! - сказал Павел.
Они сыграли. Павел проиграл и тотчас же повел Салова к Яру. Когда они, после вкусных блюд и выпитой бутылки хорошего вина, вышли на улицу, то Салов, положив Павлу руку на плечо, проговорил:
- Я, душенька, может быть, первый игрок в Москве, как же вы смели со мной сесть играть?
- Зачем же вы сказали, что вы не умеете совсем играть?
- Понадуть вас хотел. По крайней мере, на обед у Яра выиграть желал, отвечал с удовольствием Салов.
- Черт знает что такое! - произнес Павел, не могший хорошенько понять, ложь ли это, или чистая монета.
В Новый год, в Васильев день, Салов обыкновенно справлял свои именины. M-me Гартунг, жившая, как мы знаем, за ширмами, перебиралась в этот день со всем своим скарбом в кухню. Из столовой, таким образом, являлась очень обширная комната, которую всю уставляли принесенною из других номеров мебелью; приготовлялись два-три карточных стола, нанимался нарочно официант, который приготовлял буфет и ужин. В последние именины повторилось то же, и хотя Вихров не хотел было даже прийти к нему, зная наперед, что тут все будут заняты картами, но Салов очень его просил, говоря, что у него порядочные люди будут; надобно же, чтоб они и порядочных людей видели, а то не Неведомова же в подряснике им показывать. Павел согласился и пришел, и первых, кого он увидел у Салова, это двух молодых людей: одного - в щеголеватом штатском платье, а другого - в новеньком с иголочки инженерном мундире. Он развел руками от удивления: это были два брата Захаревские.
- Вот, уж никак не ожидал вас встретить здесь, - заговорил он, здороваясь с обоими братьями.
- И мы уж никак не ожидали, - отвечали они оба в один голос.
- Но давно ли вы в Москве и откуда?
- Мы из Петербурга и едем на службу, а здесь - проездом, - отвечал правовед.
- Но куда же и чем?
- Оба в один город: я назначен товарищем председателя, а брат прикомандирован к округу.
- И, вероятно, тоже скоро получу назначение на дистанцию, - подхватил не без важности инженер.
- Но как же вы сюда-то попали? - продолжал расспрашивать Павел.
- Ну, вот этого мы и сами не знаем - как, - отвечал инженер и, пользуясь тем, что Салов в это время вышел зачем-то по хозяйству, начал объяснять. - Это история довольно странная. Вы, конечно, знакомы с здешним хозяином и знаете, кто он такой?
- Он студент, - отвечал Павел.
- Если студент, так еще ничего, а то и жулик какой-нибудь мог быть. Вообразите: мы вчера с братом поехали к Сретенским воротам - понимаете? Нельзя же такой первопрестольной столице, как Москве, не оказать этой чести! Вошли и видим: в общей зале один господин, без верхнего платья, танцует с девицами, сам пьет и их поит шампанским, потом бросился и к нам на шею: "Ах, очень рад!.. Шампанского!" - почти насильно заставил нас выпить... Мы тоже с своей стороны, разумеется, поставили бутылку, и пошла потеха, да так всю ночь... Когда расставались, то обнимались и целовались, и он нас просил сегодня непременно приехать к нему, потому что он именинник. Мы с братом, так как нечего делать было нынче вечером, взяли да и приехали.
Инженер рассказал все это очень простодушным тоном, как будто это была самая обычная форма жизни человеческой. Правовед же, напротив того, поморщивался.
