Евгения Чуприна - Роман с Пельменем
- Он тут жил не один. А со мной, между прочим. Передайте это вашей Олечке.
- Ой-ой-ой, начинаются всякие дамские разборки. Спасайтесь, кто может. Кстати, Олечка у нас - бухгалтер. Она большая умница. Какие у вас проблемы, может быть, она вам поможет? Только не надо ломаться, мы вам поможем, потом вы нам поможете.
- Ничего мне не надо.
- А зачем вы звонили на бухгалтерские курсы?
- Так... дело в том, что мне нужен был преподаватель-украинист.
- Отлично. Я окончил романо-германский. А что надо?
- Типовые сочинения по украинской литературе. Для школьников старших классов.
- Правда? Так у меня есть друг, у него их целая куча. Роскошные шпоры. Он их отбирает у всяких абитуриентов, потом исправляет ошибки и складывает в ящик стола.
- А вы можете выйти на этого друга?
- А вы пойдете со мной на презентацию?
- Пойду.
- Может, у вас и фотографии есть? Чтоб фотографа зря не гонять?
- А кто у вас фотограф?
- Разные есть. Есть Игорь Кандыба. Может быть еще Андрей Рязанченко. А что?
- Ничего.
- А чьи фотографии у вас?
- Спросите у вашей Олечки.
- Чудненько! Значит, обнаженка есть?
- Есть. Только я вам ее не дам. Подумайте мозгами, ну, причем тут к интервью обнаженка? Если бы вы были каким-нибудь солидным порножурналом и могли мне заплатить, еще имело бы смысл торговаться. А так, с какой радости? С таким же успехом я могу выйти на балкон в чем мать родила и кричать: "Поглядите, люди добрые, на достижения народного хозяйства!".
- Хорошо. Берите, какие есть. Посмотрим. Может, сгодится на что-то... может, какая-то изюминка...
Пельмень уже не спал. С помятым лицом и всклокоченными волосами, он стоял в дверях комнаты и многообещающе поджимал губы. С тех пор, как он неудачно дебютировал в "Рондо", Женя все никак не мог избавиться от дурной привычки спать днем. После пережитого гомерического позора, когда он должен был с педерастической улыбкой, под педерастическую музыку, сбрасывать с себя садомазохические тряпки, причем такими движениями, будто тряпки были его противником в восточном единоборстве, а мужская часть зрителей басовито кричала: "Ну что, уже кончили?", и издевательски подсвистывала. Раз нельзя было умереть, оставалось все время спать. Разумеется, с тех пор Пельмень предал шоу-бизнес анафеме, в ночные клубы не ходил и Таню туда не пускал. Валик потом объяснял ему в кулуарах, что надо меньше таращиться в зал, вести себя непринужденно и спокойно заниматься своим делом, а для этого понюхать, что предлагал Арсен. "Хорошему стриптизеру, - подытожил он, гнилые помидоры не мешают".
Таня объяснила ему, что у нее хотят взять интервью, а в обмен дадут сочинения. Если не будет интервью, не будет и сочинений. Что она обязана подготовить детей к предстоящим рано или поздно вступительным экзаменам. Она не властна научить их ориентироваться в дебрях хрестоматии или свободно излагать свои мысли на родном языке. Что ученики делятся на тех, кто знает язык, но не знает литературы и синтаксиса, и тех, кто знает литературу и синтаксис, но не владеет родным языком. Что готов сдавать письменный вступительный экзамен только Сережа Даниленко, который даже стал лауреатом какого-то конкурса молодых украинских поэтов и у него скоро выйдет сборник стихов. Что она может подготовить к сочинению Пельменя, если он перестанет все время спать. Но всем остальным надо просто раздать образцы, которые они должны знать назубок и уметь воспроизводить по памяти. Что когда она получит сочинения, то отдаст их Пельменю, чтобы он распространил их по старшим классам. Потом Таня начнет задавать домашние сочинения, а на следующий день проводить "разбор полетов". Потом она распределит парты по вариантам и будет заставлять их писать те же сочинения в классе. После подобных издевательств, которые не потребуют от Тани особых усилий (особенно если Женя поможет ей проверять тетради) любой дебил без труда сдаст сочинение на четверку. Или на пятерку, если в приемной комиссии тоже будут сидеть дебилы. Но это вряд ли, потому что у них нет-нет да бывают мрачноватые проблески разума, особенно, когда надо кого-то зарубить.
Говоря все это, Татьяна делала прическу, подводила глаза, губы и, наконец, надела платье. Платье было с завышенной талией, но модное и короткое, отлично скрывающее легкую беременность. И как нарочно, под окнами раздался шум подъехавшего автомобиля и требовательное гудение. Потом - звук открывающейся дверцы и крик: "Татьяна! Татьяна! Мы вас ждем!". Таня отодвинула стоящего на пути Пельменя, положила в сумочку пару фотоальбомов и... только ее и видели. Опять зазвонил телефон. Пельмень стоял и смотрел на него. Телефон звонил. Пельмень смотрел. Телефон звонил. Пельмень смотрел. Телефон звонил. Пельмень молча поднял трубку. Мужской голос неуверенно спросил: "Танюша?". Пельмень ответил: "Да, я вас слушаю" - "А, ты еще здесь, маленький засранец." - беззлобно произнес мужской голос: "Тогда я перезвоню позже". И раздались частые гудки. Пельмень принялся собирать вещи. Приблизительно час ушел на упаковку рюкзака, сумки и двух кульков. Потом еще час ушел на записку. Но во время смятения чувств Женя всегда предпочитал неизреченно молчать, зная по опыту, что любое слово может быть обращено ему же во вред. А уж если оставлять какие-либо письменные свидетельства, надо быть готовым ко всему. Могут, например, поисправлять ошибки. Таня, может быть, не станет, а мамаша когда-то так сделала. Пельмень взял все свои каракули, положил в пепельницу. Поджег и стал смотреть на пламя. Вдруг распахнулась форточка, и порыв ветра разбросал горящие клочки бумаги по кухне. Пельмень стал топтать их ногами. Погасил. Выбросил в мусорник. Подмел. Плеснул сверху чашку воды, чтоб расплылись сохранившиеся строки. Подумал. Вынес мусор. На лестнице осторожно посмотрел из коридорного окна во двор. По всем приметам, любопытствующих прохожих и неподобающих машин там не было. Пельмень взял вещи и ушел навсегда. Вместе с ним ушла безо всякого повода и поводка худая кошка Эмма, потому что ей нравилось, как он ее мучает.
БОЛЕЗНЕННЫЙ СОН ПЕЛЬМЕНЯ
В осиянной солнцем долине Таэты стояли пары. Их нежные уши трепетали на ветру, как лепестки альквазируса.
Близился вечер. Повис дождь. Тогда между рядами растущих паров пронесся Странник. Он двигался легко и стремительно, как несущий его ураган, торопливой поступью. Его уши и мокрый лохматый плащ были черны, голос - хрип и тревожен. Он задел Орана во время движения, легко, даже не заметив.
И узнал Оран, что он отцепился. Мог теперь он, как черный Странник, скользить между паров, растущих, подобно цветам альквазируса, задевая их локтем. Мог теперь причинить им боль, если случайно его обидят. Сжал кулаки Оран: нет ли уже у него обидчиков?
И пошел Оран мстить за обиды. Был он юн и зависим. Стал жесток. Никого не любил Оран. Никого не жалел. Не пришло ему время быть мудрым, и был он не так слаб, чтобы слушать советы.
И скользил Оран. И убил много паров, пока оставшиеся в живых не отцепились тоже и не погнались за ним по рассветной Таэте.
Легко мчался привычный Оран. Тяжко и хаотично двигались пары, и не догнать бы им злодея, когда бы не горы, окружающие Таэту священным квадратом.
Горы Таэты привыкли быть недоступными. Навевали ужас мертвые горы, похожие на скелеты засохших паров, с длинными рядами блестящих глаз, словно состоящих из застывшей воды. Некоторые глазницы их были пусты. По иным пробежала цепь лучистых тещин, как по листьям высоких растений.
Не убоялся священных гор отважный Оран. Каплею вязкой тэны вскользнул он в открытый рот таинственной Эйны, куда не скользили раньше пары, ибо вот он, первый, кто отцепился.
Но и покрытые гневом пары забыли о страхе, который внушала им тайна Эйны, ибо мертвые тени, недавно обретшие там жилище, вселили неистовство в праведных. Взошло светило. Некуда деться преступнику. И взял он острый сколок того, что подобно было застывшей воде, но не плавилось от тепла рук, и занес его над головой - так, чтобы можно было наносить им удары.
Пары приблизились. И стал Оран наносить удары острым сколком, не глядя на лица, так что рот Эйны наполнился ранеными и неживыми парами. Сам же Оран, отгородившись от тех, кто гнался за ним, понесся по правильно расположенным прямоугольникам в самую сердцевину Эйны, где встретил он Странника.
"Возьми меня с собой, Странник, - стал просить его Оран, - нет места мне теперь на Таэте." Но Странник его не послушал и продолжал свой путь.
"Странник, Странник, когда ты толкнул меня локтем, то я отцепился и стал преступником," - закричал Оран, схватив его за черный край плаща.
"Так что же ты думаешь, этого достаточно, чтобы взял я тебя?" насмешливо сказал ему Странник, едва обернувшись.
Но Оран все двигался за Странником, продолжая держать его за черный край плаща и крича ему в уши, чтобы он взял с собой Орана. Наконец, Странник остановился. И тогда их догнала Ульфида, прекрасная, как толота, что раньше росла рядом с Ораном и потому годилась ему в жены. Испугалась она, что Странник заберет от нее ее суженого и стала кричать так: "Странник, Странник! Возьми и меня с собой, раз ты забираешь Орана!"
