Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
Вилицкий. Я надеюсь, Марья Васильевна, что вы полюбите моего приятеля… (Маша исподлобья взглядывает на Вилицкого… она видимо робеет. Маленькое молчание.)
Мошкин (увидя Шпуньдика). А, Филипп Егорыч, милости просим. (Берет его за руку и представляет всему обществу.) Шпуньдик, Филипп Егорыч, мой сосед, тамбовский помещик… Сегодня из деревни приехал… Филипп Егорыч Шпуньдик… Шпуньдик, Филипп Егорыч…
Шпуньдик (раскланивается со всеми и приговаривает). Много благодарен, Михайло Иваныч, много благодарен…
Мошкин (громко ко всему обществу). Милости прошу присесть. (Маша садится на диван.) Родион Карлыч! Сюда не угодно ли? (Указывая на место возле Маши; Фонк садится.) Филипп Егорыч! (Указывая на кресло напротив; Шпуньдик садится.) Катерина Савишна! (Указывает на диван подле Маши, Пряжкина садится, сильно сжимая ридикюль руками. Мошкин сам садится на кресло налево.) И ты, Петруша, присядь. (Вилицкий делает знак головою и становится возле Фонка. Молчание.) Гм. Какая сегодня приятная погода…
Фонк (улыбаясь). Да. (Опять маленькое молчание. Он обращается к Маше.) Петр Ильич; мне сказывал, что вы имеете намерение на днях съездить в оперу.
Маша. Да-с… Петр Ильич… нам предложил… (Голос у нее прерывается.)
Фонк. Я уверен, вы останетесь очень довольны. (Мошкин, Шпуньдик и Пряжкина слушают его с напряженным вниманием.) Рубини — удивительный артист. Метода необыкновенная… голос… Это удивительно, удивительно! — Вы, наверное, любите музыку?
Маша. Да-с… Я очень люблю музыку.
Фонк. Может быть, вы сами играете?
Маша. Очень мало-с.
Мошкин. Как же-с, она играет на фортепианах-c. Варияции и прочее всё. Как же-с…
Фонк. Это очень приятно. Я тоже немножко играю на скрипке.
Мошкин. И наверное очень хорошо.
Фонк. О нет! Так, больше для собственного удовольствия. Но я всегда удивлялся тем родителям, которые пренебрегают, так сказать, музыкальным воспитанием своих детей. Это, по-моему, непонятно. (Ласково обращаясь к Пряжкинои.) Не правда ли? (Пряжкина от испуга передергивает губами, моргает одним глазом и издает болезненный звук.)
Мошкин (поспешно приходя ей на помощь). Совершенную истину изволили сказать-с. Я тоже этому не раз удивлялся. Что за пентюхи, подумаешь, живут на свете!
Шпуньдик (скромно обращаясь к Мошкину). Я с тобой, Михайло Иваныч, совершенно согласен. (Фонк оборачивается на Шпуньдика, Шпуньдик почтительно кашляет в руку.)
Фонк (продолжая поглядывать на Шпуньдика). Мне весьма приятно заметить, что у нас, в России, даже в провинции, начинает распространяться охота к искусствам. Это очень хороший признак.
Шпуньдик (трепетным голосом, ободренный вниманием Фонка). Именно-с, как вы изволите говорить-с. Я вот-с, человек небогатый-с — вот даже можете спросить Михаила Иваныча, — я тоже для своих дочерей фортепианы из Москвы выписал-с. Одно горе: в наших палестинах учителя сыскать довольно затруднительно.
Фонк. Вы, смею спросить, из южной России?
Шпуньдик. Точно так-с. Тамбовской губернии, Острогожского уезда.
Фонк. А! Хлебородные места!
Шпуньдик. Места, конечно, хлебородные, но в последнее время нельзя сказать, чтоб очень были удовлетворительны — для нашего брата помещика.
Фонк. А что?
Шпуньдик. Урожаи больно плохи-с… вот уже третий год.
Фонк. А! это нехорошо!
Шпуньдик. Хорошего точно в ефтом мало-с. Ну, а всё-таки по мере сил трудишься… хлопочешь… ибо долг. Конечно, мы люди простые, деревенские; за столицей нам не угнаться, точно, в столице, конечно, всё первейшие продукты и прочее… По крайней мере, как говорится, по мере сил стараешься, по мере сил…
Фонк. Это очень похвально.
Шпуньдик. Долг прежде всего-с. Но неудобства большие-с. Иногда просто не знаешь, как ступить. То, се… беда-с! Просто совсем в тупик приходишь… Воображенье даже вдруг эдак ослабнет. (Он принимает утомленный вид.)
Фонк. Какие же неудобства, например?
Шпуньдик. А как же-с! Не то плотину вдруг прорвет. Рогатый, с позволенья сказать, скот-с тоже сильно колеет-с. (Со вздохом.) Воля всевышнего, конечно. Должно покоряться.
Фонк. Это неприятно. (Он снова оборачивается к Маше.)
Шпуньдик. И притом-с… (Заметив, что Фонк от него отвернулся, он конфузится и умолкает.)
Фонк (Маше, которой Вилицкий шептал раза два на ухо во время его разговора с Шпуньдиком), Вы, вероятно, также любите танцы?..
Маша. Нет-с… не слишком…
Фонк. Неужели? Как-то странно! (Вилицкому.) Последний бал в Дворянском собрании был удивительно блестящ; я думаю, тысячи три было людей.
Мошкин. Скажите! (Обращаясь к Шпуньдику.) А? Филипп? Вот бы куда тебе съездить. Как ты думаешь, у вас этого не увидишь? (Смеется. Шпуньдик уныло поднимает глаза.)
Фонк (Маше). Но неужели же вы не любите туалета — и вообще удовольствий… Это так свойственно…
Маша. Как же-с… я люблю-с…
Фонк (улыбаясь в направлении Пряжкиной). Вашим туалетом, вероятно, занимается ваша тетушка? Это не по части господина Мошкина. (Пряжкину опять от испуга пучит.)
Маша. Да-с, моя тетушка… как же-с… (Фонк неподвижно глядит некоторое время на нее. Маша опускает глаза.)
Вилицкий (подходя сзади к Мошкину, вполголоса). Да что ж обед, Михаило Иваныч? Это ужасно… разговор не клеится…
Мошкин (вставая и почти шёпотом Вилицкому, но с необыкновенной энергией). Да что прикажешь делать с этой анафемской кухаркой? Это созданье меня в гроб сведет. Поди, Петя, ради бога, скажи ей, что я завтра же ее прогоню, если она не сейчас нам обед подаст. (Вилицкий хочет идти.) Да вели хоть этому дармоеду Стратилатке закуску принести — да на новом подносе; а то ведь он, пожалуй! Ему что! Знай только ножами в передней Стучит! (Вилицкий уходит. Мошкин обращается торопливо и с светлым лицом к Фонку.) Так-с, так-с, так-с, я совершенно с вами согласен.
Фонк (не без некоторого удивления взглядывает на Мошкина). Да-с. А скажите, пожалуйста… (Он не знает, что сказать.) Да! г-н Куфнагель где живет?
Мошкин. В Большой Подьяческой, в доме Блинникова, на дворе, в третьем этаже-с. Над воротами еще вывеска такая мудреная. Прелюбопытная вывеска: ничего понять нельзя; а ремесло, должно быть, хорошее.
Фонк. А! покорно вас благодарю. Мне нужно с Куфнагелем поговорить. (Смеется.) С ним однажды в моем присутствии случилось престранное происшествие. Вообразите, идем мы однажды по Невскому…
Мошкин. Так-с, так-с…
Фонк. Идем мы по Невскому; вдруг нам навстречу какой-то низенький господин в медвежьей шубе, и вдруг этот господин начинает обнимать Куфнагеля, целует его в самые губы — вообразите! Куфнагель, разумеется, его отталкивает, говорит ему: «С ума вы сошли, что ли, милостивый государь?» А господин в шубе опять его обнимает, спрашивает, давно ли он из Харькова приехал… и всё это, вообразите, на улице! Наконец, всё дело объяснилось: господин в шубе принял Куфнагеля за своего приятеля… Каково, однако, сходство, прошу заметить? (Смеется; все смеются.)
Мошкин (с восторгом). Прелюбопытный, прелюбопытный анекдот! Впрочем, такие сходства бывают. Вот и у нас — помнишь, Филипп, двое соседей проживало — братья Полугусевы — помнишь? Просто друг от друга не отличишь, бывало. Ни дать ни взять, один как другой. Правда, у одного нос был пошире и на одном глазу бельмо — он же скоро потом спился с круга и оплешивел; а всё-таки сходство было удивительное. Не правда ли, Филипп?
Шпуньдик. Да, сходство точно было большое. (Глубокомысленно.) Впрочем, это, говорят, иногда зависит от разных причин. Наука, конечно, дойти может.
Мошкин (с жаром). И дойдет, непременно дойдет!
Шпуньдик (с достоинством). С достоверностью, я думаю, этого сказать нельзя: а впрочем, может быть. (Помолчав.) Почему же и нет?
Фонк (Маше). Игра природы в таких случаях очень замечательна. (Маша молчит. Из передней входит Стратилат с закуской на подносе. За ним Вилицкий.)
