Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия
- Спалить бы нашу Корчеву надо! - говорил негодующий Разноцветов, нервно шевеля плечами.
Но, вопреки его пророчествам, она и сейчас стоит целехонька, хотя, видимо, с каждым годом изнывает, приобретая все более и более опальный характер.
- Да вы бы, голубчик, велели курочку поймать! - попытался Глумов пронять Разноцветова лаской.
- Поймать курицу можно, только ведь в горсти ее не сваришь, - ответил хозяин угрюмо.
Однако ж дело кое-как устроилось. Поймали разом двух куриц, выпросили у протопопа кастрюлю и, вместо плиты, под навесом на кирпичиках сварили суп. Мало того: хозяин добыл где-то связку окаменелых баранок и крохотный засушенный лимон к чаю. Мы опасались, что вся Корчева сойдется смотреть, как имущие классы суп из курицы едят, и, чего доброго, произойдет еще революция; однако бог миловал. Поевши, все ободрились и почувствовали прилив любознательности.
- Хозяин! есть у вас достопримечательности какие-нибудь?
- Собор-с, - отвечал Разноцветов несколько ласковее, убедившись, что впереди его ожидает пожива. - Евангелие-с... крест напрестольный...
- А кроме собора... например, фабрики, заводы?..
- Нет, заведениев у нас и в старину не бывало, а теперь и подавно.
- Чем же вы занимаетесь?
- Так друг около дружки колотимся. И сами своих делов не разберем.
- Может быть, кружева плетете? или - ну, что бы еще? - ну, ковры, ленты, гильзы?..
- У нас, сударь, пуговицу пришить некому, а вы: "кружева"!
- Что же вы делаете?
- Пакенты платим. Для пакентов только и живем.
- Чудак! да ведь на патенты-то откуда-нибудь достать надо.
- Затем и колотимся. У кого овца заулишняя выскочит - овцу продаст; у другого наседка цыплят выведет - их на пароход сбудет. Получит рублишко пакент купит.
- Ах, голуби, голуби! - жалостливо воскликнул меняло.
Это было до того необыкновенно - эти люди, живущие исключительно для покупки патентов - что Фаинушка слушала-слушала и расхохоталась: ах, как весело! Но тотчас же притихла, как только увидела, что Глумов бросил на нее молниеносный взгляд.
- Стало быть, осматривать у вас нечего?
- Собор-с, - повторил Разноцветов, а через секунду припомнил: - Вот еще старичок ста семи лет у нас проживает, так, может, на него посмотреть захотите...
Мы переглянулись, и на всех лицах прочли: булок нет, заведений нет, кружев не плетут, ковров не ткут - непременно на старичка взглянуть надо!
Между разговорами и не видали, как время прошло. Опять приволокли самовар, усадили с собой хозяина и стали вторично нить чай. За чаем завели разговор о том, каким бы образом поднять умственное и экономическое положение Корчевы.
- Вам бы каплунов подкармливать. Вон Ростов - далеко ли? - а как через каплунов процвел! - предложил Глумов.
- Никак нам это невозможно, - ответил Разноцветов скромно.
- Почему же?
- Никогда наш каплун против ростовского не выйдет!
- Да отчего же, голубчик?
- Так уж... в Ростове "слово" такое знают - оттого и каплун тамошний в славе. А наш каплун - хошь ты его раскорми - все равно его никто есть не станет.
- Ах, господи!
- Вон в Кимре сапогом промышляют, - в свою очередь продолжал я, - и вы бы, на кимряков глядя...
- Тоже и насчет сапога. Местом это. Коли где ему природное место - он идет, а коли место для него не потрафило - хоть ты его тачай, хоть нет, все едино! От бога не положено, значит...
- Голубчик! да что же вы так уж обескураживаетесь... подбодрились бы, что ли!
- Немало бодриться пытали. И сами бодрились, и начальство бодрило. Был здесь помещик один - уж на что прокурат! - сахар вздумал делать... Свеклы насеял, завод выстроил. Ан, вместо свеклы-то у него выросла морковь.
- Что вы!!
- Верно докладываю. Такая, стало быть, здесь земля. Чего ждешь - она не родит, а чего не чаешь - обору нет!
- Как же бы, однако, помочь вам?
- Как помочь! была было помощь, да и та мимо проехала!
- Что же такое?
- В прошлом годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит - двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, - сейчас и на попятный: это, говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак, с тридцать, попортили.
- А вы бы стребовали с Вздошникова-то?
- Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротивное слово скажет - сейчас: сицилист! Одним этим словом всех кругом окружил. Весь торг в свои руки забрал, не дает никому вздыху, да и шабаш!
- Чего же исправник-то смотрит?
- Нельзя, говорит, ничего не поделаешь... Потому человек на верной линии стоит... это Вздошников-то! Ах, кабы знато да ведано!
- И вы бы?
- А то как же... всякому свово жалко... Одно только слово, ан оно дороже сахарного завода стоит! Знай кричи, сицилист! - да денежки обирай! Сумели бы и мы.
Разноцветов отер пот с лица и озабоченно почесал живот.
- Вон брюхо какое вырастил... с чего бы, кажется? - сказал он уныло, а оно, между прочим, есть просит!
- Так вы кушайте! - пошутила Фаинушка.
- То-то, что...
Он постепенно ожесточался. Взял со стола окаменелую баранку и сразу перегрыз ее пополам, точно топором рассек. И при этом показал сплошной ряд белых, крепких и ровных зубов.
- Зубы-то у вас какие! - удивилась Фаинушка.
- И зубы есть... и брюхо, и зубы... только на какой предмет?
Очищенный обиделся: ему показалось, что Разноцветов ропщет.
- Ах, Никифор Мосеич! как это вы так! Зубы от бога, а вы: на какой предмет!!
- Вот это самое я и говорю. Зубами грызть надо, а ежели зря ими щелкать - что толку! То же самое и насчет брюха: коли в ем корка сухая болтается ни красы в ем, ни радости... так, мешок!
Разноцветов перекусил другую баранку и замолчал. Молчали и мы. Фаинушка закрыла глазки от утомления и жалась к Глумову; меняло жадно впился глазами в хозяина и, казалось, в расчете на постигшее его оголтение, обдумывал какую-то комбинацию.
- А по-моему, хозяинушко, начальство слабенько за вами присматривает, вновь начал Очищенный, - кабы оно построже вас подтянуло, так и процветание давно бы явилось,
- И начальство у нас бывало всякое, - ответил Разноцветов, - иной начальник мерами кротости донимал, другой - строгостью. Было у нас разговору! Отчего у вас фабрик-заводов нет? отчего гостиный двор не выстроен? отчего пожарной трубы исправной нет? каланчи? мостовых? фонарей?.. Ах, варвары, мол, вы!
- Так неужто ж только на этом одном благие начинания и кончились?
- Кабы кончились! А то месяц дадут дыхнуть, и опять за свое: отчего фабрик-заводов нет? Отчего площадь немощеная стоит?.. Ах, растакие, мол, вы варвары!
Разноцветов перекусил третью баранку, опрокинул чашку, положил на дно крохотный огрызок сахара и грузно снялся со скамейки.
- Прощенья просим! За чай, за сахар! - поблагодарил он и хотел уже удалиться, как вдруг что-то вспомнил и совсем уже ожесточился.
- Да вы откелева сами-то будете? - спросил он строго,
- Из Петербурга, - ответил Глумов за всех.
- Проездом, значит?
- Нет, так... посмотреть захотелось... Сведения кой-какие собрать...
- Чего собирать-то?..
- Ну, вот, например, нравы... Промыслов, вы говорите, у вас нет, так, вероятно, есть нравы... Песни подблюдные, свадебные, хороводные, обычаи, сказки, предания... В иных местах вот браки "уводом" совершаются...
- Может, у вас об Мамелфе Тимофеевне какой-нибудь вариант есть, пояснил я, - или вот нет ли слепенького певца...
Но Разноцветов серьезно рассматривал нас и неодобрительно качал головой.
- А пачпорты у вас есть?
"Вот оно... начинается!" - мелькнуло у меня в голове.
- Есть паспорты, - ответил Глумов.
Хозяин словно преобразился. Лицо у него сделалось суровое, голос резкий, сухой.
- То-то, - сказал он почти начальственно, - ноне с этим строго. Коли кто куда приехал, должен дело за собой объявить. А коли кто зря ездит - руки к лопаткам и в холодную!
Он ушел, а мы остались погруженные в раздумье. В самом деле, ведь мы и не подумали, что прежде всего нужно дело за собой объявить. Какое дело? Ежели объявить, что собираем статистику, - никто не поверит. Скажут: какая в Корчеве статистика? Корчева как Корчева. Фабрик-заводов нет, каланчи нет, мостовых нет, гостиного двора нет, а все остальное - обыкновенно, как в прочих местах. Да и компания слишком велика для статистики собралась. Зачем, например, попала сюда 1-й гильдии купчиха Стегнушкина? к чему понадобился меняло?
Ежели объявить: путешествуем, только и всего - пожалуй, и еще несообразнее покажется. Спросят: для чего путешествуем? и так как мы никакого другого ответа дать не можем, кроме: путешествуем! - то и опять спросят: для чего путешествуем? И будут спрашивать дотоле, покуда мы сами не отдадим себя в руки правосудия.
Ежели сказать, что купец Парамонов, купно с купчихою Стегнушкиной, затеяли коммерческое предприятие - опять никто не поверит. Какое может осуществиться в Корчеве предприятие? что в Корчеве родится? Морковь? - так и та потому только уродилась, что сеяли свеклу, а посеяли бы морковь наверняка уродился бы хрен... Такая уж здесь сторона. Кружев не плетут, ковров не ткут, поярков не валяют, сапогов не тачают, кож не дубят, мыла не варят. В Корчеве только слезы льют да зубами щелкают. Ясно, что человеку промышленному, предприимчивому ездить сюда незачем.
