Захар Прилепин - ПАТОЛОГИИ
Зараженный ее спокойствием, я тоже успокаивался и смотрел на нее.
- Я так хотел бы, что бы ты сбылась для меня, той, как я тебя задумал, - мечтал я. - Я бы вернулся в этот город, и ты бы тоже была там, вся та же, с тем же взглядом, с той же походкой, в тех же голубых джинсах, в той же немыслимых цветов курточке. И пусть бы у тебя к этому времени был парень, пусть было бы у тебя несколько парней, - у любой девушки может быть парень или несколько парней. Но зачем тебе столько мужчин? Пусть они исчезнут. Пусть они не дойдя до тебя, - пятнадцатилетней, семнадцатилетней, девятнадцатилетней, - нескольких шагов, - лопнут, как мыльные пузыри.
…Приносили заказ, - сначала салатики. У меня всегда был здоровый солдатский аппетит, посему, пауза между салатиками и вторым меня раздражала и томила. Как правило, к тому времени, когда приносили мясо, салатик я уже съедал, и минут десять тщетно пытался найти место для опустевшей тарелочки. Даша, напротив, ела аккуратно и медленно, ни секунды мне не казалось, что она растягивает время до того, как принесут следующее блюдо, всё получалось у нее предельно естественно, - к моменту появления на нашем столе дымящихся тарелок, Даша как раз заканчивала с салатом, и ей не приходилось, как мне, двигать тарелочку из-под салата с места на место, - потому что ее сразу забирал официант.
Задав необходимоё для моёго внутреннего успокоения количество вопросов, я на какое-то время успокаивался, ненадолго.
Ещё глубокой ночью я почувствовал, что хочу отлить, но поленился вставать. К утру желание стало нестерпимым.
Я открываю глаза и вижу пальцы своих ног, они немного ссохшиеся, словно виноград, полежавший на солнце.
«Пацанов убили, - думаю я, и морщусь. - Господи, как хуёво, что их убили!» - хочется мне закричать.
Все спят. Дневальный заснул. Никто не храпит.
- Никто не храпит, - говорю я вслух, пытаясь незначащими словами отогнать жуткую, повисшую летучей мышью в горле тоску. - Никто не храпит, - повторяю я, - Быть может, мы ангелы?
Вроде бы с улицы доносится чей-то крик, гортанный. Показалось, наверное. Но я всё же возвращаюсь к кровати, попрыгивая на ходу от желания помочиться, хватаю автомат, и бегу вниз. В коридоре вижу пацанов с поста на крыше, - спят, черти. Дождь согнал их сюда.
Спеша вниз, я пинаю кого-то из лежащих, ругаюсь матом, - говорю, чтоб немедленно отправлялись на пост. Тот, кого я пнул, отвечает мне что-то борзым, полупьяным голосом.
Расстегивая ширинку и притоптывая на ходу, я выворачиваю с площадки между вторым и первым этажом, и вижу бородатых людей, волокущих полуголого мужика из туалета. Дергаюсь, как ошпаренный, назад, и понимаю, что полуголый человек, - это дядя Юра. Сквозь сон я слышал, как он вставал, тоже, наверное, в туалет пошёл.
Снимаю автомат с предохранителя, передергиваю затвор.
Я выглядываю ещё раз и даю очередь по верху, чтобы не попасть в дядю Юру. Два чечена тащат его под руки, у него спущены штаны. Мне кажется, что чечены даже не дёрнулись когда я выстрелил.
Увидев меня, чечен, стоящий у туалета, широко улыбаясь, даёт длинную очередь от живота. Известка летит на меня, присевшего, и, кажется, накрывшего голову рукой.
- Пацаны! Пацаны, ёбаный в рот! - каким-то не своим, дурашливым криком блажу я, - Тревога!
Дожидаюсь, когда стрельба прекращается, и, поднявшись, едва выглянув, снова бью из автомата по верху.
- Ну-ка, оставьте его, суки! - кричу я, но в коридоре уже никого нет. Кто-то мелькает, исчезая в дверях школы.
- Пацаны! Мужики! - воплю.
Кто-то едва не сшибает меня, сбегая по лестнице.
- Чего? Чего?
- Тихо, там чечены! Там дядя Юра! Они его утащили!
Мы все орём, словно глухие.
- Сколько их?
- Хер его знает! Я троих видел…
- Что с дядей Юрой?
Я не отвечаю.
- Двоим стоять здесь - держать вход, - приказываю.
Бегу в почивальню. Слышу за спиной выстрелы. Стреляют с улицы. И наши отвечают.
Громыхает взрыв, тут же ещё один, непонятно где.
- Язва! Хасан! - ору. - Столяр!
Костя выскакивает навстречу в расхлябанных берцах.
- Чего? - спрашивает меня Столяр.
- Чечены дядю Юру утащили. Из туалета.
- Какие чечены? Откуда?
- Я ебу, откуда. Вооруженные…
- Ты стрелял?
- Я стрелял. По верху, чтоб дядю Юру не убить. Надо на крышу идти!
- А где пост? - округляет глаза Столяр. - Где наряд?! - орёт он. - Где дневальный?
Я накидываю разгрузку. Руки трясутся, будто у меня припадок.
- Чего, чего? - спрашивают все.
Подбегаем к окну, смотрим в бойницы.
С улицы бьют по бойницам. Все присаживаются, кроме Андрюхи-Коня, который, не взирая на пальбу, ставит пулемет на мешки, и начинает стрелять по улице.
Пацаны кидают гранаты, одну за другой. Кажется, за минуту мы их перекидали больше полусотни.
Астахов бьёт из «граника» по двору.
Начинают работать, жестоко громыхая, автоматы.
- Вон побежали! - выкрикивает кто-то.
- Кто побежал?
Ничего никому не понятно.
- Аружев! Связаться со штабом! - орёт Столяр. - Язва, брат! Давай на крышу, возьми своих! Рации все берите. Есть там кто у входа? - спрашивает у меня.
- Есть. Плохиш, ещё кто-то.
Столяр посылает Хасана ко входу.
Все сразу и с удовольствием слушаются Столяра.
Я бегу на крышу, - мне хочется что-то делать. В рации - шум, мат, треск. Стоит беспрестанная пальба.
Вылезаю наверх.
Шевеля всеми конечностями ползу к краю, к бойницам. За мной ещё кто-то. Оборачиваюсь, хочу сказать, чтобы к другой стороне крыши, где овраг, тоже кто-нибудь полз, но Язва уже приказал кому-то то же самое.
Высовываю голову и сразу вижу на школьном дворе, у самых ворот дядю Юру.
- Мать моя… - говорит кто-то рядом.
Словно увидев нас дядя Юра, бесштанный, голый, шевелит, машет обрубленными по локоть руками, и грязь, красная и густая, свалявшаяся в жирные комки, перекатывается под его культями. Дядя Юра похож на пингвина, которого уронили наземь.
«Руки измажет!» - несуразно, и, чувствуя то ли головокружение, то ли тошноту, то ли накатившее безумие, подумал я.
Вдруг понимаю, что никто уже несколько мгновений не стреляет. Наверное, пацаны в «почивальне» тоже увидели дядю Юру.
«Когда ж они успели…» - думаю, глядя на дока.
- Аллах акбар! - выкрикивает кто-то, не видимый нам, за воротами. Крик раздается так, словно черная птица вылетела из под ног, - неожиданно и вызвав гадливый и пугливый озноб. В проёме раскрытых ворот появляется чеченец, и дает несколько одиночных выстрелов в пухлую спину дяди Юры.
Кто-то из лежащих на крыше стреляет в чеченца, но он, невредимый, делает шаг вбок, за ворота, и исчезает. Мне даже кажется, что он хохочет, там за забором.
Дядя Юра ещё раз шевельнул обрубками, как плавнями, катнул грязную бордовую волну, и затих, с дырявой спиной.
Язва заряжает подствольник гранатой и прицелясь, стреляет.
- Недолёт, - зло констатирует он, когда граната падает метрах в десяти от забора - во двор. Комья грязи падают на спину дяди Юры.
- Растяжки! - рычит Язва, - Они за ночь все растяжки сняли у забора! Мы всё проспали!
Несколько чеченцев, не дожидаясь, когда граната упадёт им на голову, отбегают к постройкам.
В них стреляют все, находящиеся на крыше. Автоматы бьются в руках, захлебываясь от нетерпенья.
«Мимо бьют все, мимо…» - думаю.
Я не стреляю. Беру бинокль у Язвы, и, смиряя внутренний озноб, смотрю вокруг. Едва направив бинокль на «хрущёвку», я вижу перебегающего по крыше человека.
- Берегись! - ору я, - На крыше «хрущевок» чеченцы!
Язва, слыша меня, не пригибается, и ещё раз стреляет из подствольника.
Я ругаюсь матом вслух, злобно, пытаясь разозлить себя, заставить себя смотреть.
Ещё раз поднимаю бинокль, и не в силах взглянуть на «хрущевки», смотрю на дома, стоящие слева от школы, возле дороги.
Язва ложится на крышу, губы его сжаты, глаза жестоки. Несколько пуль попадает в плиты бойниц, мы слышим.
На левый край школы падает граната, - никто даже не успевает испугаться, - все разом дергаются, потом, подняв головы, смотрят на место взрыва, - там никого не было, - а затем друг на друга. Все целы.
- Подствольник, - говорит Язва. - Из подствольников бьют.
- Это чего у тебя? - спрашивает Стёпка Чертков у Язвы.
Гоше в ботинок воткнулся осколок.
Он вынимает его пальцами.
- Надо уползать! - говорю я, но не успеваю до конца произнести фразу, потому что слышу, как по рации, чудом прорвавшись сквозь общий гам, не своим голосом кричит Столяр:
- Язва! Язва, твою мать! Чеченцы в школе!
- Слева стреляют! - голосит кто-то из пацанов на крыше. - Вон из тех зданий! - и указывает на дома у дороги.
У меня холодеют уши: я слышу, как над нашими головами свистят пули. Мерзкие кусочки свинца летают в воздухе с огромной скоростью, и от их движения происходит легкий, отвратительный свист.
