Виктор Широков - Вавилонская яма
У выхода из лифта меня встретили два постовых и один из них проводил меня до дверей кабинета. Примечательно, что вдоль стен в сравнительно длинном коридоре были аккуратно сложены штабеля книжных пачек, обернутых в крафт-бумагу и белый картон и крест-накрест запаянных пластиковыми шнурками.
Абрам Карлович встретил меня в штатском одеянии, хотя после постовых в армейской форме я был готов увидеть его тоже в мундире.
- Молодец, быстро доехал! Но странные вы люди, господа! Почему-то считаете, что я всемогущ и могу устроить на любую должность. А мне нужны в первую очередь логистики, менеджеры, юристы, экономисты, компьютерщики, наконец, бухгалтера! А вы все можете только языком болтать да рукой водить, ну может ещё сидеть и писать, руководить и больше ничего! Все вы писатели хреновы, и зачем вас только грамоте научили!
Полный, здоровый, с широкой баварской грудью, Абрам Карлович Вагант шлепал в такт своей зажигательной речи мощными яркими рычагами губ, причем тоже в такт речи тряслась его изрядно поредевшая кудрявая шевелюра и длинные густые пейсы потомственного раввина. Он был одет в голубые джинсы и такую же стильную джинсовую рубашку. Кожаная куртка висела на спинке деревянного кресла. В комнате кроме него находился высокий крепкий старик в элегантном английском костюме, белой сорочке с галстуком, на правой руке которого выделялись необыкновенно огромные часы с тремя циферблатами и с золотым браслетом.
- Знакомьтесь, это мой начальник, Андрей Иванович Сидоров, генерал, между прочим. Ничего-ничего, можешь не тянуть руки по швам. Но именно ему нужно очень понравиться, если хочешь устроиться на хорошую работу, правда, Андрей Иванович? Миша у нас писатель, в издательстве служил, но что-то проштрафился и оказался за бортом. Как, кинем мы ему спасательный круг?
- А мы сначала проверим, как он умеет на воде держаться? - неожиданно тонким детским голоском пропищал генерал с золотыми часами. И внимательно стал изучать меня с ног до головы. Видимо, первоначальный осмотр его удовлетворил, потому что через несколько долгих мгновений он снял телефонную трубку и, набрав номер, стал долго и нудно обсуждать условия торгового контракта о доставке танкерами сырой нефти в один из портов Западной Европы.
Абрам Карлович махнул мне рукой, приглашая присесть в одно из кресел, в беспорядке натыканных возле огромного т-образного стола.
- Хочешь выпить, - предложил он неожиданно. - Мы тут давно оттягиваемся. Пришлось вчера переусердствовать. Моя-то там себя хорошо вела? А мы в это время в сауне парились, но - с серьезными людьми, важные производственные задачи решали. Жаль, не увиделись, но работа важнее всего. А не хочешь ты помочь распространить остаток тиража альбома современных икон? Понимаешь, я с Андреем вложился по пятнадцать тысяч баксов, а тираж залежался. Составитель его, сын генерала ФСБ, нас по сути кинул, сначала втравил нас в затею, пообещал хороший куш, ну мы и поверили, все-таки свой брат, ну дали ему денег, он зарядил бригаду, потом типографию, но первый завод взял себе за услуги, быстро его продал по демпинговой цене, а наш второй завод - застрял и цену снизить не можем, нельзя же в убытки лезть, сейчас хоть бы свое отбить. Смотри, продашь по тридцать баксов штука, твои десять процентов, по-моему неплохо. Сам бы по магазинам прошелся, но некогда, другие дела ждут. Ну, давай, за успех нашего безнадежного дела!
Говоря все это, Абрам Карлович достал из ящика письменного стола квадратную бутылку шотландского виски, наполнил стаканы и протянул один из них мне.
Генерал Андрей, окончив разговор, присоединился к пирушке, которая стала разгораться, потому что через несколько минут в кабинете появилась ещё парочка коллег с ворохом сумок и свертков, откуда как по волшебству появились красивые бутылки, аппетитная закуска, рыбная и мясная нарезки, фрукты.
Возвращался домой я в восторженном состоянии, нагруженный пачкой залежавшихся альбомов, искренне желая помочь таким доброжелательным людям. Москвичи, шутки в сторону, чрезвычайно доброжелательны и терпеливы к гостям. Они любят и облагораживают свой город, свой огромный странноприимный дом. Делясь этими мыслями, я совершенно забыл, что несколькими днями ранее клял тех же москвичей, своих соседей, чуть ли не последними словами, говорил о тупости и однообразии как городского порядка, так и самих горожан, настаивал на их недружелюбии. Чуден человек и чудны его мысли, особенно после неумеренного принятия внутрь горячительных напитков.
Я очень люблю свой родной город, которому оказался не нужен и который давно забыл, как меня зовут, а может, никогда и не знал этого. Я люблю свой родной город, а живу в другом, который постепенно стал мне родней родного. Я люблю московские музеи, звон чудом уцелевших колоколов, люблю книжные и антикварные магазины, обилие шикарных вещей и первоклассной еды, но люди, с которыми я живу бок о бок, честно признаюсь, мне по большей части безразличны, а порой просто противны. Мои земляки, литераторы Наташевич и Корольков живут здесь на десяток лет меньше меня, хотя кое в чем не просто преуспели, а превзошли мои скромные достижения. Первый в немалой степени благодаря помощи своего малого народа, который ревностно следит за своими питомцами, сладостно повинуясь зову крови, а второму труженику пера сильно помогала армянская колония, так как вторым браком он предусмотрительно женился на армянке. Все-таки восточная женщина - удивительный феномен. Наша, русская, действительно коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, но она же тебе душу вынет за нечищеные башмаки, в которых ты неосмотрительно прошлепал по ковру, она бросит тебе несвежие носки прямо в лицо, если ты ненароком не уберешь их на место, ложась спать, а восточная женщина не посмеет беспокоить своего повелителя и будет грызть кости, чтобы только был сыт и ублажен её ненаглядный муж.
Я люблю абстрактных идеальных москвичей и не люблю конкретных, вернее, я их просто не понимаю. Я не понимаю, как может жить в одном месте огромная копошащаяся масса госчиновников, откровенно обворовывающих всю страну. В столице крутится до девяноста процентов общего российского капитала, и никто не хочет отрабатывать эти деньги: таксист не хочет везти за положенную таксу куда-либо в сторону от собственного маршрута, продавец не хочет улыбаться и продавать дефицит, да вообще что угодно, учитель не хочет учить, а врач - лечить за сущие копейки и совершенно правы в этом, чиновник не хочет разрешать зарабатывать кому угодно, минуя его личный чиновничий карман. Любая государева свора на любом уровне решает прежде всего и только свои сиюминутные нужды, совершенно не думая о бедах нации, но зато бесконечно твердя о своей безграничной заботе, эдакий старик, севший на шею Синбаду-Мореходу. Многонациональность разделила враждующие группировки ещё и по данному принципу. Город превратился в один гигантский мусоропровод, третий Рим движется к неизбежной гибели. Вавилонская башня рано или поздно обрушится и на её месте останется только котлован, о котором писал Андрей Платонов, вавилонская яма, которая постепенно зарастет, заполнится мусором, как рана на человеческом теле зарубцуется с годами.
Я, конечно, знаю, что прав Антон Павлович: Кимры добывают себе пропитание сапогами, Тула делает самовары и ружья, что Одесса портовый город, но что такое столица и что она делает - я до сих пор не знаю. Ворует, как испокон веку вся Россия. Ворует сама у себя. Конечно, существует президент, то ли окончательно больной, то ли относительно здоровый, тусуются и тасуются его помощники и его карманная оппозиция, крикливо заявляют о себе депутаты и функционеры всяких мастей, все они постоянно ссорятся, упрекая не без основания друг друга в коррупции и только и делают, что удовлетворяют свои человеческие и нечеловеческие, политические амбиции. Впрочем человеческие, это сильно сказано, все они давно потеряли маломальский человеческий облик и стали марионетками большого политического театра, слабым отражением которого служит передача "Куклы" на канале НТВ.
А чем живут обычные люди? Они повторяют обрывки разговоров своих минутных кумиров, они, как моя теща, умиляются то смазливости начинающего политикана Менцова, то рыжине волос Бучайса, они снисходительно относятся к деятельности городского головы Плужкова, который чуть ли не единственный пытается сохранить и улучшить жизнедеятельность огромной сточной канавы, новой вавилонской ямы некогда великой страны.
А как живут эти обычные люди? Стыдно сказать, только евреи-подростки, как и сто лет тому назад, исправно посещают общественные библиотеки и стремятся выбраться наверх из мерзкой клоаки. Остальные нации и народности по-обломовски дремлют, хватанув первинтина или в просторечии "винта". Действительно, и тут Чехов оказался пророком, во всем городе я не знаю ни одного честного человека. Если претендующий на эту сомнительную в наше время честь не крадет сам, то во всяком случае не мешает красть соседу и автоматически является соучастником. Крадут, не отрабатывая зарплату, бездельничая. Берут взятки. Берут все: работники военкоматов и учителя, врачи и милиционеры, юристы и таможенники, крупные банкиры и мелкие чиновники... Особенно чиновники, число их при Мельцине не иначе как утроилось или учетверилось.
