Алексей Смирнов - Когти вперед
- Тебе что, сосед, поплохело?
Я повел глазами, наткнулся на Дмитрия Никитича, который стоял, обеспокоенный, в спортивных штанах и с мусорным ведром в руке.
- Все нормально, - сказал я шепотом.
- А? - придвинулся ко мне Нагнибеда, не расслышав.
- Извините, мне некогда.
Я отклеился от стенки и опрометью помчался к себе на третий этаж. "Это Роботы! Это Роботы! " - стучало у меня в голове - от отчаяния, конечно; я-то знал, что Роботы здесь не при чем. Кому, скажите на милость, могло понадобиться штамповать Роботов-двойников? Уж точно не нашей конторе, в противном случае, приди им в голову такая бессмыслица, я первый был бы поставлен в известность. Абсолютно бесперспективная затея. Я даже приблизительно не мог представить, какую выгоду ожидали извлечь из подобного проекта предположительные творцы.
На пороге квартиры меня притормозило скверное предчувствие. Я не исключал, что обнаружу Нагнибеду, сидящего за кухонным столом, или Жотову, храпящую на софе.
... В квартире, кроме меня, никого не было.
С бешено бьющимся сердцем я приблизился к зеркалу и робко вперился в собственное лицо, как будто слезно выпрашивая у него неизвестно, что. Лицо, беспомощное, взирало на меня с ответной мольбой. Я налил себе полстакана медицинского спирта, опрокинул и неспешно побрел к креслу-качалке - водился в моем доме этот анахронизм. Терпимо, убеждал я себя. Пока - терпимо. Ничего, все будет разложено по полочкам, всему отыщется место. Коготочки вперед.
Когда мои силы восстановились, я вооружился дедовским биноклем и вышел на балкон. Несколько человек пересекли двор, но это были обычные люди. Неожиданно мне стало их чрезвычайно жалко - все равно, Джекил ли, Хайд ли преобладал в их существах. Я не выношу пафоса, но в тот момент мне сделалось больно за братьев, которые спешили, не чуя беды, к огнедышащим таксофонам и мясницким раздвижным дверям. Я дал себе слово, что узнаю домашний адрес одной из Жотовых и лично оснащу ее подъезд новейшими достижениями техники в стиле "антитеррор". Пару проектов я держал про запас до поры... они предполагали усовершенствование почтовых ящиков и кодовых замков...
С балкона можно было видеть отрезок проспекта - метров семьдесят. Я перевел бинокль и начал следить за пешеходами. За десять минут наблюдения мне повезло насчитать четырех Жотовых и одного Нагнибеду, который шмыгнул, воровато оглядываясь, в ближайшую подворотню. Я собрался было выпить еще, но меня остановило неприятное соображение: излишняя выпивка чревата двоением в глазах, а двойников мне и без того хватало. И я убрал склянку в буфет, задвинув ее подальше и заставив коробками с крупой.
Нагнибеда позвонил мне часом позднее, я как раз улегся отдохнуть. Звонок меня разбудил, я спрыгнул, всклокоченный, с софы и схватил трубку, ничего поначалу не соображая. Дмитрий Никитич известил меня, что мои проекты отклоняются, как неоправданно бесчеловечные, и я вообще уволен, и могу явиться в институт за расчетом завтра, в любой удобный мне час.
- Секундочку, Дмитрий Никитич, - перебил я патрона. - Которым из вас вы являетесь?
- Именно тем, кто назначал вас на должность, - отрезал Нагнибеда.
Я слегка смутился наглой честностью ответа.
- А остальные взяли вас в кольцо и направляют?
- Ошибаетесь, - торжествующе возразил шеф. - Меня направляет совсем другая особа: это научный аудитор - очень уважаемый человек с высокой ученой степенью. Он прибыл к нам с проверкой научной и финансовой деятельности. Видите, я даже ничего не пытаюсь от вас утаить. Профессор был в ужасе от ваших планов и потребовал немедленного закрытия программ. И потому...
- Стойте, - сказал я. - Откуда он взялся, этот аудитор? Сейчас, - я посмотрел на часы, - только начинается вечер, как он мог что-то проверить?
- Это не вашего ума дело, - грубо ответил Нагнибеда. - Итак, потрудитесь завтра прибыть...
- Нет, подождите! - мой голос зазвенел. - Я сильно подозреваю, что вы самозванец. Вы не разбираетесь в элементарных вопросах трудового законодательства. Как это так - уволить? С какой, позвольте спросить, стати?
Нагнибеда помолчал.
- Значит, вы не желаете подчиниться? - произнес он угрожающим тоном, какого я никогда раньше у него не слышал. - Что ж - сейчас я передам трубку самому аудитору, и мы посмотрим, сумеет ли он вас урезонить.
- Передавайте, - согласился я, призвав на помощь все свое бесстрашие.
На другом конце провода зашуршали и зашептали. Потом из трубки послышался необычайно приветливый, располагающий голос.
- Дорогой вы мой человек, - сказал аудитор. - Не следует кипятится, не вникнув в суть дела. Я признаю, что уважаемый Дмитрий Никитич взялся решать ваш вопрос излишне круто, прямо-таки по-большевистски. Отнесемся с пониманием: он, как-никак, администратор. Я предлагаю вам вот что: к чему ждать завтрашнего дня? Берите-ка машину, да подъезжайте прямо сейчас! Разумеется, вам возместят дорожные расходы. А чтобы вас хоть сколько-то успокоить, добавлю, что никакого возмущения вашей персональной деятельностью я не выказывал. Направление работ вашего института вообще - это да, тут имеются некоторые нарекания, но лично к вам претензий нет. Сверх того - ваша личность представляет для меня известный интерес. Думайте, что угодно, но я говорю сущую правду. Но не буду вас больше интриговать и объяснюсь подробнее при встрече. Мы вас ждем с нетерпением!
Аудитор вернул трубку Нагнибеде, и Дмитрий Никитич оказался на сей раз более любезным.
- Я был чересчур резок с вами, каюсь, - буркнул он с ощутимым усилием. - Что поделаешь - дело вышло за рамки моей компетенции. Останемся друзьями, приезжайте! Вы уж по старой памяти не подведите меня. Он... - На этом слове Дмитрий Никитич словно подавился и умолк.
Не говоря ни слова, я положил трубку и, опустошенный, начал собираться. Ладно, поглядим, кого там принесла нелегкая. Когти вперед, когти наготове. Хорошо б еще клыки. Безопасность превыше всего, будь она хоть личная, хоть коллективная. Так-то. Самосохранение, инстинкт.
Я наспех оделся, вышел на улицу, остановил такси. Жотова, накрашенная, сидела за баранкой. Я промямлил адрес, отвернулся и стал смотреть в заляпанное грязью окно. По тротуару спешили прохожие, и я насчитал штук двадцать знакомых лиц.
7
В институте, несмотря на позднее время, кипела работа. Как произвести множественное число от фамилии "Нагнибеда"? В общем, они туда-сюда сновали, а взад-вперед носились Жотовы. Других сотрудников я не встретил и мысленно взывал: "Апельцын! Милый, родной Апельцын! Как мне тебя не хватает! Я просто мечтаю встретить тебя, выходящего из сортира. Ты можешь, сколько тебе захочется, брызгать на меня полуржавой водой, ты можешь даже не мыть рук совсем - я все равно их горячо пожму, и даже расцелую. Где ты, любимый Апельцын? На кого ты меня покинул? "
Поднимаясь по лестнице, я вцепился в перила. Навстречу мне спускался пятнадцатый или семнадцатый Нагнибеда, одетый в щегольский итальянский костюм. Такой еще недавно носил именно Апельцын, и никто другой. На Дмитрии Никитиче костюм сидел, простите за избитое сравнение, подобно седлу на корове. Не помню, как я добрался до кабинета патрона. Я ожидал увидеть за дверью что угодно, но там ничего сверхъестественного не нашлось. При моем появлении Дмитрий Никитич встал из-за стола и подобострастно взглянул на расположившегося рядом аудитора.
- Да, Дмитрий Никитич, вы нас оставьте ненадолго, - кивнул тот. - Очень нас обяжете.
Нагнибеда, стараясь не встречаться со мной глазами, протопал мимо и выскользнул в коридор. Я стоял и рассматривал его собеседника. Этого не должно было случиться, но я чувствовал, как улучшается мое настроение, потому что аудитор не был ни Нагнибедой, ни Жотовой. Невысокий дородный мужчина предпенсионного возраста, изрядно лысый, с седыми височками, в роговых очках.
- Прошу садиться, - пригласил меня он, указывая на стул. Каким-то образом он угадал мое постоянное место, которое я неизменно занимал во время многочисленных летучек и планерок. Правда, благодарности он не дождался, поскольку мои коготочки если уж вылезли, так вылезли.
Аудитор сцепил на животе пальцы, откинулся.
- Я сразу расставлю точки над "i", - обрадовал он меня. - Аудитор - это я так, пользуясь случаем, заодно. Раз уж пришел, не грех и нос, куда не нужно, сунуть. Истинная цель моего визита иная, я приехал взглянуть на прототип. Я имею в виду уважаемого Дмитрия Никитича. Моя фамилия Райце-Рох. Я профессор.
- Очень рад, - ответил я и машинально назвался.
- Вижу, что она вам ни о чем не говорит, - продолжил аудитор. - Да, жизнь моя сложилась так, что я часто остаюсь за кадром. А руку тем не менее приложил ко многому - с тех пор, как сделался своеобразным вечным скитальцем. Когда-то давным-давно я ставил эксперимент, надеясь докопаться до корней солипсизма - и угодил в ловушку. Превратился в плод больного воображения... С тех пор объявляюсь то тут, то там - ну, вам это вряд ли интересно. Тому, однако, лунатику, оказалось не под силу истребить во мне любовь к науке. И вот, объявившись в ваших краях, я занялся генетикой, результатом чего явилось великое открытие. Ничего удивительного в этом нет, я всегда делаю великие открытия. Мне повезло обнаружить глубоко запрятанный ген, доставшийся человеку, скорее всего, от рептилий. Этот ген программирует линьку.
