Алексей Смирнов - Когти вперед
4
Я испытывал чувство облегчения, не больше, восторга не было. С испорченным настроением я прошел мимо восхищенного Апельцына, не обращая внимания на выставленный им в знак высокой оценки моих предложений большой палец. Апельцын проводил меня взглядом, разворачиваясь в кресле и продолжая держать руку на весу. Я не видел, но не сомневался, что на его лице сохраняется радостный оскал, в то время как сверкающие глаза постепенно гаснут, а в мозг закрадываются недоумение и обида. Пустяки, объяснюсь позднее. Сошлюсь на переутомление, на нервы.
Устроившись в последнем ряду, дальнейшее я слушал невнимательно. Сказать по правде, я вообще не берусь вспомнить, о чем там говорилось. К счастью, собрание не затянулось надолго: минут на сорок заявленное, оно продлилось часа полтора и завершилось принятием важных решений. Если память мне не изменяет, речь шла о модернизации парковых скамеек, детских качелей, заборов, фонарей и рекламных щитов - то есть объектов, наиболее часто подвергавшихся агрессии. Когда Нагнибеда счел возможным распустить пришедших в небывалое неистовство сотрудников, я первым покинул зал. Мне показалось, что на работе нынче можно ставить крест, и я поступлю чрезвычайно разумно, если отправлюсь домой.
Так я и сделал. Я решил пройтись пешком хотя бы пару остановок. Не то, чтобы я слишком нуждался в свежем воздухе, я не какая-нибудь малокровная барышня с профессиональными обмороками, нет, но мне отчаянно требовалась добрая наркодоза привычных, не приправленных парадоксами впечатлений. Дома, прохожие, трамваи - вот элементы повседневности, необходимые мне в трудную минуту.
Когда была пройдена первая остановка, я немного успокоился и завернул в кафе. Так уж получилось, что звезды в этот день взирали косо на посещение подобных мест - буфетов, рюмочных, кафе и бистро. Первым, кого я увидел в полутемном зальчике, был Нагнибеда. Он сидел за столиком, уплетал хазани-хоровац и запивал свое блюдо семьсот семьдесят седьмым портвейном. Дмитрий Никитич оказался одет в грязноватый бежевый плащ, величественные седины его спутались и обернулись свалявшимися патлами, так что от прежнего благопристойного облика в нем осталась - ручаюсь! - одна лишь нечаянная сопля, серо-буро-малиновая в лучах кабацкой веселенькой подсветки.
- Дмитрий Никитич? - окликнул я его дрожащим голосом.
Он повернул ко мне голову, удовлетворенно кивнул и указал на соседний стул. Я сел на краешек.
- Пришли перекусить, - констатировал шеф очевидный факт.
Я хихикнул больным смешком:
- Удивительное дело, Дмитрий Никитич! Как это вам удалось меня обогнать? Ведь я, грешен, смылся самым первым, и шел довольно быстро...
- А, выкиньте из головы, - отмахнулся Нагнибеда, запрокинул пасть и влил в нее стакан вина. - Что же вы не едите?
- Да не успел еще заказать, - ответил я потерянно.
Лучше бы мне этого не говорить. Дмитрий Никитич шмыгнул носом безрезультатно, Сизифов труд, сопля метнулась туда-обратно и вновь повисла так, значит, шмыгнув и пренебрегая тем, что поселилось у него под носом, он подтолкнул к моему локтю свою тарелку и выразительным взглядом предложил откушать, что Бог послал.
Опрокинуть стул - избитый, до пошлого театральный поступок, но я опрокинул.
И бросился бежать.
5
Двойник есть у каждого. Встречаются также тройники и прочие переходники - не стану утомляться преобразованием числительных. Высокая концентрация дублей на чумазом пятачке свинского пространства выглядела необычной.
Кроме того, все близнецы такого рода носят, как правило, разные имена. В случае с Жотовой я мог - пускай не веря самому себе, но мог - вообразить, будто обратился к ней по имени-отчеству заведомо неверно, я ошибся, но она, будучи особой воспитанной и деликатной, не стала раскрывать мне глаза на мое заблуждение и повела речь так, словно ничего не случилось. Я сам не однажды оказывался в ситуации, когда перевирали и фамилию мою, и имя-отчество; подобных самоуверенных, но безвредных невеж я поправлял не всегда, моя реакция зависела от настроения, близости знакомства, важности дела, по которому ко мне обращались, и так далее. Но встреча с Нагнибедой показала, что все гораздо хуже и запутаннее, чем я мог надеяться.
...Пробежав квартал-другой, я упал на истоптанную за ночь скамью и сразу принялся вертеть головой: не преследует ли меня очередное привидение? Прохожие шли своей дорогой, не обращая на меня внимания, а я выискивал среди них знакомые лица, готовый в любую секунду сорваться с места и пуститься наутек. Несколько раз мне показалось, что я кое-кого узнал, но подозрительные личности прошли, буквально промчались мимо меня слишком быстро, чтобы я мог судить о них с достаточной надежностью.
Пятьдесят на пятьдесят, короче говоря. Может быть, так, а может быть, иначе. Мне пришло в голову навестить поликлинику. Мгновение спустя я мрачно ухмыльнулся: фарс, дешевое намерение с якобы двойным смыслом. Нет, я пока не рехнулся. Все, что мне нужно - распахнуть соответствующую дверь и проверить, кто сидит в кабинете. Ошибка исключена: Жотова - женщина необъятная, ей даже сконструировали специальную кнопку на шнуре, наподобие компьютерной мыши вызывать больных из коридора светозвуковым сигналом. Обычная кнопка располагалась у нее за спиной, вмонтированная в стену, но жировые отложения мешали Жотовой развернуться и завести руку за спину. Я уверен, что каждому известен этот тип вездесущих великанш, каплевидных по форме, чье место где-нибудь на ВДНХ, в посвященном сельскому хозяйству отделе.
- ...Мы здесь сидим! - захрипела кровожадная очередь, к которой в минуту сурового испытания мигом вернулись здоровье и долголетие. Из соседнего помещения доносилось ритмичное кряканье: там в поте лица трудился мануальный дебил, выпускник института физической культуры.
- Вижу, вижу, - пробормотал я, издевательски улыбаясь, но лично при этом отсутствуя - просто рефлекс. Сунув голову за дверь, я обнаружил Жотову сидящей за столом и ровным счётом ничем не занятую. Кабинет был пуст, она сидела неподвижно, смотрела на меня и явно не помышляла вызывать следующего. Я прокаркал какой-то слог, бережно притворил дверь и, не оглядываясь, пошел подальше от огорченных моим уходом больных. У меня складывалось впечатление, что где-то, когда-то мне доводилось читать о чем-то похожем, нечто тягостное и бесконечное творилось с другим, отныне родственным мне субъектом.
На перекрестке я стал свидетелем подозрительной сцены: легковой автомобиль, рассчитывая проскочить на желтый сигнал светофора, внезапно вертанулся и замер, проехав чуть-чуть. "Еж" - шипастая лента, с шуршанием вырвался, словно выстреленный, откуда-то из-под поребрика. Стоило, пожалуй, соблюдать особенную осторожность: благонамеренный мистер Хайд отвоевывал пространство клочок за клочком - нашими стараниями. Я остановился и окинул взглядом близлежащие дома: из каждого окна, казалось, взирал на меня добросердечный, уютный Джекил.
Прошла Жотова, нагруженная продовольственной поклажей. Нагнибеда торговал сигаретами, а рядом неизвестный безногий инвалид с заклеенной пластырем шеей побулькивал пивом. При виде его полуприкрытых глаз, внимательно следивших за обстановкой и в то же время ко всему безразличных, поскольку хозяин их занимался жизнедеятельностью, я опустил руку в карман, вынул носовой платок и вытер зачем-то рот, хотя он не был ничем испачкан. Мне не оставалось ничего другого, как двигаться в сторону дома. Уместно было либо расслабленно плестись черепашьим шагом, либо быстрее лани бежать, но я пошел со средней скоростью.
6
Спокойно, спокойно. Когти вперед, старина. Защита - священное право любого живого существа. Творится что-то труднообъяснимое, и не случайно совпало оно по времени с форсированным созданием универсальной системы безопасности. Если абстрагироваться, то наша научная деятельность своевременная реакция системы на возрастающую угрозу. И чем глобальнее последняя, тем тотальнее защита. Или... здесь мне пришла в голову достаточно неприятная мысль. Возможно, дело обстоит как раз наоборот: события сегодняшнего дня являются реакцией на всеохватную заботу об общественном спокойствии. Они каким-то образом направлены против огнестрельных таксофонов, гильотинирующих лифтов и термоядерных роботов. Но каким?
Разумеется, остался и третий вариант: я все-таки спятил.
До своего подъезда я добрался без приключений. Их и прежде не было, поскольку ничего, если разобраться, со мной не приключилось. Впрочем, так ли? Я привалился к стене, застигнутый поистине девятым валом страха. Мне срочно требовалось зеркало. Я должен был взглянуть на себя самого и удостовериться, что до сих пор не превратился в Жотову или Нагнибеду.
- Тебе что, сосед, поплохело?
Я повел глазами, наткнулся на Дмитрия Никитича, который стоял, обеспокоенный, в спортивных штанах и с мусорным ведром в руке.
